перечеркнуть мечом лестницу крест-накрест, зачеркнув тем самым жизни
шестерых врагов...
плотью, лопнувшими кольчугами, обугленными костями противников усыпало всю
лестницу. Есмар, белый, как полотно, с трудом удержался на ногах, борясь с
приступом тошноты, подкатившим к горлу. Наверху захрипел раненый алебардой
Гнук, а Эгин, на ходу подхватывая со ступеней уцелевший топор мужика, чью
жизнь он забрал без остатка, обратив смертью для его же собутыльников, уже
спешил вниз. И изо всех сил старался не смотреть себе под ноги.
Коридор, освещенный обычными факелами, не то что оружейный зал, был пуст. Ни
Логи, ни Багида, ни его телохранителей. И слева, и справа на расстоянии
двадцати шагов коридор сворачивал в неизвестность.
сосредоточиться, чтобы пустить в ход Взор Аррума, когда из-за правого
поворота донесся громкий стон, взрыв брани, грохот железа и хриплый рык
Логи. Эгин опрометью бросился туда.
руки, лежал сразу за поворотом с перекушенным горлом. В его сведенных
предсмертной судорогой пальцах были зажаты клочья шерсти Логи. А в десяти
шагах от Эгина второй телохранитель, распластанный Логой, судорожно шарил по
полу в надежде подобрать свой оброненный меч тернаунского кавалериста. И
если пятки телохранителя находились еще в коридоре, то его голова -- в
помещении, открывшемся, похоже, совсем, совсем недавно. Об этом
свидетельствовали две каменных плиты, распахнутые внутрь коридора подобно
двум дверным створкам. И там, в глубине этого потайного помещения, Эгин
чувствовал присутствие Багида. Перепуганного, обозленного, но живого.
самой своей шеи, наконец удалось нащупать рукоять меча и ухватиться за него,
как утопающий хватается за брошенный ему канат. Но Эгин был уже рядом. Ухнул
отпущенный Эгином топор, телохранитель взвыл от страшной боли в
раздробленной кисти, его левая рука мгновенно ослабла и челюсти Логи сошлись
на его кадыке. По коридору разнесся гулкий стук каблуков. Это спешил Есмар.
с очень низким потолком. Среднее между тюрьмой, казармой и склепом. Страшная
вонь падали, которую явно старались перебить какими-то дешевыми благовониями
и тем самым только усиливали общий смрад. Грубые лежанки вдоль стен. Даже не
лежанки, а так -- связки длинных жердей. Бурые потеки на стенах. Пол с
небольшим наклоном в сторону одного из углов. Там -- прямоугольное
отверстие. Нужник? Сток? В изголовье каждой лежанки -- большой пучок
засушенных трав, запах которых давно растворился в общем смраде. И, что
больше всего удивило Эгина -- два ряда вечных хрустальных светильников под
потолком. Пыльных, заляпанных, но в точности таких, какими были украшены
коридоры Свода Равновесия и фехтовальный зал Багида. Светильников,
заливающих все мертвенным темно-голубым светом. Заливающих всегда. Днем и
ночью. Зимой и летом.
не сомневался в том, что попал в жилище костеруких. Его удивляло лишь одно
обстоятельство: где же сами устрашающие обитатели этой горе-казармы?
начинались каменные ступени, упирающиеся прямо в потолок. А над ними
находился железный люк. И вот к этим-то ступеням ковылял Багид Вакк. Ковылял
на четырех костях, слабо перебирая по полу ногами и помогая себе руками.
Ковылял, потому что самостоятельно ходить, по-видимому, не мог, потому что
его телохранители были мертвы, а костерукие, выпустив наконец альбатроса,
изготовились к последней схватке.
перчатки, скрывающие страшную костяную конечность, сброшены на пол. Наконец
Эгин получил возможность рассмотреть Переделанных Человеков при свете.
мере, в какой детский рисунок корабля сохраняет сходство с кораблем.
Казалось, все, что в человеческом лице может быть упрощено, свелось к
примитиву и окостенело. Ломаные плоскости скул, носа, лба и подбородка,
покрытые крупными ромбовидными чешуями. Округлившиеся желтые глаза,
испещренные мелкими прожилками -- словно две растрескавшихся янтарных слезы.
И -- руки. Если правые руки Переделанных были человеческими, но столь же
огрубевшими, как и лица, то левые больше походили на крабьи клешни. Но
клешни не раздвоенные, а "распятеренные", что ли -- Эгин не мог подобрать
лучшего слова. Да, пять костяных когтей сходились в один смертоносный конус,
имеющий в ударе пробивную силу стального тарана. Либо расходились, становясь
невиданными ножницами, уловителями мечей или более чем трехлезвийной секирой
в колющем ударе.
Эгину казалось, что они не так далеко ушли в своем Изменении от людей. Эгин
не знал, что в Кедровой Усадьбе судьба сводила его накоротке со сравнительно
неудачными тварями, а здесь он повстречал самых отборных бойцов Багида. И
если бы сорок обитателей казармы не ушли в сумерках к реке, не канули в нее
тяжелыми бревнами и, подхваченные течением, не направились к Вае, то у него,
аррума Опоры Вещей, вообще не было бы сейчас никаких шансов. Никаких.
поджал уши и очень осторожно, выгнув спину, начал подкрадываться к
костеруким.
своей спиной тяжелое дыхание эрм-саванна. Сам Эгин, выставив "облачный"
клинок, на котором не утихало суровое ненастье, мелкими шагами пошел на
сближение с костерукими.
умны. Столь ли далеко зашли Изменения в их душах, как в телах? Эгин еще не
знал, что тело Переделанного Человека напрочь лишено святого семени души.
Что их плоть полнится одним-единственным желанием -- поглощать сердца живых
тварей. Ибо плоть Переделанного Человека знает о себе, что она есть
совершенство, обремененное единственным изъяном. Полным отсутствием сердца.
И плоть Переделанного Человека вечно голодна. Она вечно жаждет чужих сердец.
Все больше и больше.
едва не попал под стремительный удар костяной молотоглавой змеи и успел
понять, что нападать на костеруких можно только под их правую руку. Только
под правую!
длиться вечно. Да и всей-то вечности было -- каких-то десять ударов сердца.
первого мгновения боя, когда только его молот обрушился на затылок
вышагивающего перед ним факельщика в красной рубахе, Гнук понимал, что
обречен встретить свою смерть здесь. Здесь, в чужом, враждебном доме на
Медовом Берегу, который так далек от Ре-Тара и так непохож на его родную
Суэддету...
был ранен в первый раз. Трехлезвийный топор-копье пропорол ему правый бок.
Он убил обоих.
топором, кто бичом (эти двое с бичами были бы самыми опасными, если бы их
озлобленные односельчане расступились и предоставили им действовать
самостоятельно) -- но в числе не менее десяти. Гнук долго дрался с ними,
истекая кровью и получая новые раны, которым не было суждено со временем
зажить и обратиться почетными шрамами-отметинами его доблести. Дрался
трофейной алебардой. Она была сподручнее в свальном беспорядочном бою, когда
лучшее, что можно сделать -- держать своих противников на почтительном
удалении. Гнук убил еще двоих и ранил троих. Потом ему вновь пришлось
взяться за молот, ибо древко алебарды не выдержало удара топора и в руках
Гнука осталась лишь бессмысленная палка длиной в три локтя.
золотыми птицами и морскими единорогами. Тот, который привел их сюда, в
Серый Холм. В руках у него были два цельножелезных метательных топорика.
Малый стоял за спинами потного, разъяренного мужичья, по-птичьи склонив
голову набок. Он прислушивался к тому, что происходит в подземелье, хотя,
казалось бы, человеческим ушам было не под силу уловить хоть что-то сквозь
лязг боя. Малый не спешил пустить в ход свое оружие. Не спешил -- словно бы
ждал чего-то.
который добрался до верха лестницы и теперь дрожащими руками перебирал ключи
в увесистой связке.
славился особым взаимопониманием с животным миром и у него не было
уверенности в том, что Лога понял его правильно.
головы беззвучно шевелили шершавыми серыми губами. Их смертоносные костяные
когти-лезвия слепо скребли по полу. Но они были безопасны. Следовательно --
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Акунин Борис
Панов Вадим
Никитин Юрий
Маккэфри Энн