Чтение 30–й страницы книги ~Здравствуй лето и прощай~

важные вопросы. - Внезапно он поежился. - Холодно, однако. Нужно
проверить отопление.

- У солдат двери тоже заперты, - сказал я. Казалось, он был в
замешательстве.

- Вот как? Да, на собрании что-то насчет этого говорили. В целях
экономии топлива лучше, если мы поменьше будем перемещаться между
уровнями... Вероятно, кто-то неправильно понял решение собрания. Речь шла
только о желтых дверях. Да, видимо, в этом дело. - Он поспешно удалился,
что-то бормоча.

Я поднялся по лестнице; несмотря на теплую одежду, я поежился при мысли
о том, что обеспокоенное лицо отца чем-то напомнило мне тетю Зу.
Воспоминание о том страшном вечере в Алике прочно засело у меня в мозгу -
и вместе с ним кое-что еще, некий вопрос. Что-то, связанное со смыслом
страха, со смыслом легенд.

Дул сильный ветер, когда я закрыл за собой дверь и остановился, глядя
на снег и на ограждение. Я заметил, что ворота были распахнуты настежь,
грохоча на ветру. Больше не от кого было отгораживаться. Я подумал о
Великом Локсе.

Каким образом легенда могла оказаться столь близкой к истине? Кем был
тот человек, который впервые придумал историю о Великом Локсе Фу,
вытягивающем мир из щупалец ледяного дьявола Ракса? А потом предположил,
что однажды может начаться обратный процесс?

Наверняка это мог быть лишь человек, переживший предыдущий судный день.
Но как же он выжил, не имея в своем распоряжении никакой технологии? Он не
мог иметь никакой технологии, иначе она оставила бы какие-либо следы - в
конце концов, Великий Холод продолжался лишь сорок лет.

До меня дошло, что я куда-то быстро иду, чувствуя, как холод впивается
в мой разум ледяными когтями, и я впервые подумал о том, почему,
собственно, я боялся холода. Мне говорили, что таков инстинкт. Как боль
предупреждает человека об опасности, так и страх предупреждает его о
стуже. Но почему страх? Разве сам холод - недостаточное предупреждение?

Если только это не была память предков, унаследованная от тех, кто
пережил ужасы последнего Великого Холода...

* * *

И тогда я понял, что в конце концов победил их всех и громко
рассмеялся, стоя посреди слепящего, пронизывающего холода. Им не удастся
выжить; они слишком грубы, слишком эгоистичны, чтобы выжить в своей
искусственной подземной норе. И даже если каким-то чудом им это удастся,
то, когда солнце снова осветит их лица, они превратятся в стариков,
дряхлых стариков, выползших на поверхность. И даже их дети лишатся детства
и никогда не будут плавать на лодке, смотреть на облака, скользить по
поверхности грума. Они проиграли.

По мере того как холод вгрызался в меня, у меня перед глазами возникали
видения красивой девушки, ногу которой схватил ледяной дьявол; я видел,
как она засыпает, а потом просыпается, целая и невредимая, не помня о том,
что спала, не помня о прошедшем времени.

И недавняя картина - пустые хижины, пустые палатки...

И давным-давно - маленький мальчик, просыпающийся на пороге перед
дверью, бодрый и веселый, а пока он спал, он не дышал, даже сердце его не
билось...

И он не становился старше.

Мой разум начинал меркнуть, но я не чувствовал страха. Словно в тумане,
я увидел Кареглазку, такую же юную, улыбающуюся мне под новым солнцем,
обнимающую меня все с той же любовью; и это должно было наступить очень
скоро, потому что об этом сне не оставалось воспоминаний...

Вскоре появились лорины.

Перевел с английского Кирилл ПЛЕШКОВ