Чтение 30–й страницы книги ~Седая оловянная печаль~

собственного мнения. Питерс. Очевидная неудача художника, по портрету
ничего нельзя сказать о моем командире. Кухарка. Пожалуй, чересчур
выспренне и романтично, она изображена чуть ли не как праматерь всего
сущего. Затем еще один, третий, портрет Дженнифер, ошеломляющий, почти
отталкивающий этим непостижимым раздвоением - сияющая красота и смертный
ужас. Теперь я немного успокоился и был в состоянии хорошенько
рассмотреть портрет. Он действовал, если можно так выразиться. на
подсознательном уровне. Не знаю, как Снэйк добился такого эффекта, но он
нарисовал два лица, одно под другим, верхнее - ослепительно прекрасное и
нижнее - оскаленная маска смерти. Надо было долго и пристально
вглядываться в картину, чтобы уловить это.

Лошади внизу из себя выходили. Я задумался было, в чем дело, но
быстро отвлекся. Магическая, да, я не оговорился, колдовская сила
таланта Снэйка Брэдона заворожила меня.

Прятать от людей красоту Дженнифер - большой грех, но лишить
человечество произведений Брэдона, оставить их погибать от сырости и
плесени - грех вдвойне, преступление века.

Я поклялся на портрете Дженнифер, что вызволю отсюда полотна Снэйка,
не допущу, чтобы гений художника погиб вместе с ним.

Любил ли он Дженнифер? Только ее он рисовал больше одного раза. Нет,
еще сцену, изображавшую какое-то необычное, возможно, священное место до
и после осквернившей его, вполне натуральной человеческой битвы. От этой
картины буквально несло мертвечиной, я воспринял ее как притчу, как
предсказание грядущего конца света.

Я высморкался, втянул носом воздух. Нос еще не успел заново
наполниться соплями, и я уловил какой-то новый запах. Что это? Я пожал
плечами и продолжал осмотр.

- Проклятие! Лопни мои глаза! - Я не ругался, я вопил от радости.

Снэйк нарисовал мою даму в белом. Он изобразил ее как воплощение
красоты, но и в ней было нечто сверхъестественное и потому страшное.

Она бежала куда-то, мчалась, летела, списалась от сгустившейся за
плечами тьмы. Понятно было. что кто-то гонится за ней, и в то же время
вы задавались вопросом - почему, от чего она бежит? Чем дольше и
внимательней вы вглядывались в картину, тем загадочнее она становилась.
Женщина смотрела прямо в глаза зрителю, в глаза художнику, неуверенным,
робким движением протягивала руку, будто молила о помощи. По лицу ее
было ясно - она знает, на кого смотрит, и знает, что позади.

Картина поразила меня не меньше, чем пейзаж с болотом. На этот раз я
не понимал, почему. Ведь с моими личными переживаниями она не была
связана.

Я опять высморкался и снова почувствовал запах. На этот раз я узнал
его.

Дым!

Проклятая конюшня была охвачена пламенем. Неудивительно, что лошади
волновались.

Я выкарабкался из каморки, подбежал к краю сеновала. Пламя уже
бушевало в углу, там, где Питерс возился с навозом. Лошади метались,
рвались прочь из конюшни. Снаружи доносились крики. Жара стояла адская.

Но я не был заперт. Стоило поторопиться - и я смог бы выкарабкаться
невредимым.

Представляю, какую гримасу скорчит Морли, узнав, что я полез обратно
в тайник Снэйка, рисковал жизнью ради какой-то мазни.

Я схватил холсты в охапку сколько мог унести и вытащил из дыры. Огонь
быстро распространялся, меня опалило жаром, брови тлели, дым разъедал
глаза. Пошатываясь, я брел к выходу, огонь догонял меня.

- Придурок несчастный, - ругал я сам себя.

Огонь обжег шею. Глаза слезились, я почти ничего не видел. Даже без
этих проклятых картин шансы выбраться были невелики. Но я не мог
допустить их гибели, ради спасения наследия Снэйка стоило рискнуть
жизнью. В душе я уже сейчас оплакивал картины, которые не сумел вынести.

Понизу огонь распространялся быстрее, чем в высоту. Теперь он был
впереди меня, дошел до угла, где ночевал Снэйк. Этим путем мне не выйти.

Через щели между досками, из которых была сделана наружная стена, я
видел дневной свет. Грубо обструганные доски рассохлись от времени, и
некоторые бреши были не меньше дюйма. Все равно что заглядывать в
щелочку в адских воротах - так близко и так далеко.

Опасность приближалась. Я решился. Старая конюшня, если она и в самом
деле такая гнилая, как кажется, вот-вот развалится. Можно попробовать
разломать стену. Я навалился на нее плечом. Она затрещала, плечо тоже,
но ни стена, ни плечо не треснули. Я повернулся спиной и ударил в стену
ногой. Одна доска подалась немного. Это плюс отчаяние придало мне силы.
Я ударил снова. Доска дюймов шести шириной выгнулась, а потом не
выдержала собственной тяжести и отлетела. Я, верно, совсем спятил:
сначала выпихнул картины Брэдона и лишь потом расширил дыру и вылез сам.

Я чуть не задохнулся от дыма, но все же благополучно выкарабкался
наружу.

Некоторое время я лежал неподвижно, пытаясь отдышаться и лишь смутно
сознавая, что крики доносятся с другой стороны конюшни. Передохнув, я
ухватился за оградку, выпрямился, огляделся, ощупал себя - все ли цело.
Вокруг никого не было. Я собрал свои бесценные сокровища.

Если боги существуют, они согласятся со мной насчет этих картин.
Нельзя было позволить им исчезнуть. Я сложил полотна вместе, дохромал до
коровника и спрятал их на сеновале. Почему-то мне показалось, что так
будет правильно. Затем я поплелся на шум голосов. Вся компания в сборе.
Кудахчут, как потревоженный курятник. Они занимались безнадежным делом:
таскали к пожару ведра с водой из колодца. Отсутствовали только генерал
и Питерс.

- Гаррет! - вскричала Дженнифер. - Откуда ты?!

У них челюсти поотвисали - наверное, выглядел я потрясно.

- Задремал в конюшне, - солгал я. Она немного побледнела. Я улыбнулся
самой героической своей улыбкой.

- Пустяки. Прошел сквозь стену - и вот я снова здесь, с вами.

Меня одолел кашель. Проклятый дым.

- Для меня не существует преград.

- Ты мог погибнуть.

- Мог. Но не погиб же. Слишком я дошлый, чтоб погибнуть.

- Кто-то пытался убить тебя, парень, - сказал Кид, проходя мимо с
огромным ведром воды.

Я взглянул на бушующее пламя. Мне это в голову не пришло, а вдруг он
прав?

Нет. Никто не стал бы убивать меня, запалив конюшню. Слишком легко
было спастись. Может, он хотел выманить меня, но... Нет, не сработает,
чересчур много свидетелей.

Даже в таком смятенном состоянии я ясно сознавал, что поджигатель
хотел уничтожить конюшню и то, что не успел обнаружить во время обыска.

Удивительная вещь - информация Снэйка второй раз ускользнула от меня.

Воду носили все, даже кухарка. Кроме Питерса. Я уже начал подозревать
его, но вспомнил, что услал его сам.

Черт возьми, Плоскомордый запаздывает.

- Зря теряете время, мужики, - сказал я. - Единственно, что можно
сделать, - проследить, как бы огонь не перекинулся на другие строения.

- А мы что, по-твоему, делаем, придурок?! - окрысился Чейн. - Не
помогаешь, так вали отсюда.

Хороший совет.

- Пойду в дом, обработаю ожоги. Я еще не осматривал их, но надеялся,
что ничего серьезного нет. Не хватало еще этой чепухи, и так простуда
замучила.

Я тихонько побрел прочь. Никто не обратил внимания.

Глава 27

Я прошел через парадный холл, мимо неутомимых бойцов и хмурых
Стэнтноров. Я пробыл в конюшне слишком долго, Плоскомордый сильно
задерживается, если только я правильно рассчитал время.

Никого. Я вышел на крыльцо. Ожоги, хоть и неопасные, давали о себе
знать. Надеюсь, доктор захватит с собой обезболивающее. Проклятый Тарп,
где его носит? Неужели так трудно скрутить пару парней и приволочь их
сюда?

По ступенькам застучали дождевые капли. Я взглянул на небо - опять
все затянуло свинцовыми тучами. Похоже, у Стэнтноров по-другому и не
бывает. Мне это уже стало надоедать.

Ветер усиливается. Надо полагать, поджигатели сейчас здорово
разочарованы, они-то, конечно, надеялись, что дождя не будет.

А он зарядил не на шутку. Не сказать чтобы ливень, но огонь потушить
поможет. Минут через пятнадцать совсем разойдется. Завывал ветер, и тут
из тумана показалась карета.

Чертов Плоскомордый. Теперь он еще карету нанял!

Кучер осадил лошадей, пассажиры вылезли из кареты. Питерс бегом
поднялся на крыльцо, за ним крепкий, видный мужчина. Я решил, что это и
есть доктор. Затем подленького вида низкорослый человечек, Плоскомордый
и Морли Дотс.

- Где тебя черти носили? - спросил я Морли. - Я тебя все утро искал.
Он странно посмотрел на меня.

- Я был дома, занимался своими делами.

- Слушай, Гаррет, - перебил нас Плоскомордый, - вот доктор Стоун. -
Он указал на невысокого человечка. Да, никогда не надо судить о людях по
внешности. - Он с тебя семь шкур сдерет. А это тот парень. Мы условились
- никаких имен.

- Ладно. Пусть только укажет вора. Питерс, идемте наверх.

Вид у сержанта был озадаченный.