го, чтобы постоянно изображать чужие чувства и вызывать эмоции в других.
Эта репетиция, затем туалет и самое представление были для нее настоящей
пыткой. Андзолето не появлялся. Через день ей пришлось выступить в коми-
ческой опере Галуппи "Арчифанфано, король сумасшедших". Вещь эту ставили
ради Стефанини, который превосходно исполнял в ней комическую роль. Кон-
суэло вынуждена была смешить тех, у кого раньше вызывала слезы. Затаив в
груди смертельную тоску, она все-таки умудрилась быть блестящей, обворо-
жительной и даже забавной. Два-три раза рыдания начинали душить ее, но
они превращались в нервный смех. Он был бы страшен, этот смех, если бы
люди поняли его. Вернувшись в свою уборную, она упала в истерике. Публи-
ка громко требовала ее, желая устроить ей овацию. Так как она все не вы-
ходила, поднялся страшный гам, зрители порывались ломать скамейки, пере-
лезать через рампу... Стефанини пришел за ней и, полуодетую, растрепан-
ную, бледную как смерть, потащил на сцену, где ее буквально засыпали
цветами. Кто-то бросил к ее ногам лавровый венок, и она вынуждена была
нагнуться, чтобы его поднять.
ты совсем больна. Но эти пустяки, - прибавил он, передавая ей целый сноп
цветов, подобранных для нее, - чудодейственное средство от всех недугов.
Подожди, свыкнешься, и придет время, когда ты будешь чувствовать нездо-
ровье и усталость только в те дни, когда тебя забудут увенчать лаврами.
подобранных на сцене и как попало брошенных на диван. Камеристка побежа-
ла за доктором. Граф Дзустиньяни на несколько минут остался наедине с
прекрасной певицей, бледной и растерзанной, как жасмин, в котором она
утопала. Взволнованный и опьяненный страстью, Дзустиньяни совсем потерял
голову и в безумном порыве бросился целовать ее, думая своими ласками
привести ее в чувство. Но первый же его поцелуй в губы пробудил отвраще-
ние в непорочной Консуэло. Придя в себя, она оттолкнула его, словно ужа-
лившую ее змею.
кие речи!.. Мне не надо ни любви, ни мужа, ни семьи, ни любовника. Учи-
тель мой прав: свобода, одиночество, высокий идеал, слава!..
ганный граф бросился на колени и стал ее успокаивать. Но он не мог найти
слов утешения для этой истерзанной души, а его бушующая страсть, дошед-
шая в эту минуту до предела, помимо его воли рвалась наружу. Ему слишком
хорошо было известно отчаяние обманутой любви. Он стал говорить ей о
своих чувствах с воодушевлением человека, не потерявшего еще надежды на
взаимность. Консуэло как будто слушала его: растерянно улыбаясь, она ма-
шинально высвободила из его руки свою, и в этой улыбке графу почудился
проблеск надежды. Есть мужчины тактичные, совсем не глупые в обществе,
но бестактные в любовных делах. Явился доктор и прописал входившие тогда
в моду успокоительные капли. Затем Консуэло закутали в мантилью и отнес-
ли в гондолу. Граф тоже вошел туда вместе с ней, поддерживая ее и про-
должая нашептывать ей слова любви, казавшиеся ему такими красноречивыми
и убедительными, что он не переставал надеяться на успех. Так прошло с
четверть часа; видя, что Консуэло никак не откликается на все его излия-
ния, граф стал молить ее ответить ему хоть слово, подарить ему хоть
взгляд.
сна. - Я ничего не слышала.
все-таки не надо упускать удобного случая: ему казалось, что сейчас,
когда Консуэло в таком подавленном состоянии духа, от нее можно добиться
большего, чем когда она будет владеть собой и своими мыслями. Снова за-
говорил он о своей любви, и снова ответом на его слова было то же молча-
ние, та же рассеянность; только когда он пытался обнять и поцеловать ее,
она неизменно отталкивала его, но это делалось инстинктивно, - для гнева
у нее не было сил. Когда гондола причалила, Дзустиньяни попытался еще на
минуту удержать Консуэло, все надеясь добиться от нее хоть одного обна-
деживающего слова.
нодушно. - У меня ужасная слабость; я плохо вас слушала, но поняла все.
Да, я прекрасно вас поняла. Дайте мне ночь на размышление, дайте мне
прийти в себя! А завтра, да... завтра я вам отвечу откровенно.
риться, если вы позволите мне надеяться, что по крайней мере ваша друж-
ба...
выходя на берег. - Но не идите за мной, - прибавила она, повелительным
жестом указывая ему на гондолу, - иначе вам не на что будет надеяться.
подъем, вылившийся, когда она стала подниматься по лестнице, в ужасней-
ший, язвительный смех.
которого она едва не лишилась сознания. - Поздравляю вас с таким веселым
расположением духа!
поднимаясь с ним к себе в комнату. - Благодарю тебя, Андзолето, ты прав,
поздравляя меня: я действительно весела, да, да, бесконечно весела!
свет упал на их измученные лица, они испугались друг друга.
горько усмехнувшись, и слезы так и потекли у нее из глаз. - Скажи, что
ты думаешь о нашем счастье?
его при этом оставались сухи, - что нам было не особенно легко на него
согласиться, но что в конце концов мы с ним свыкнемся.
дин граф хочет сделать меня своей любовницей?
- великолепный любовник! Куда же было соперничать с ним несчастному,
провалившемуся дебютанту!
чтобы я перед вами оправдывалась, и, мне кажется, я была бы осквернена
вашим сожалением. Слышите? Уходите! Но, уходя, знайте, что вы можете де-
бютировать в Венеции и даже вернуться с Кориллой в Сан-Самуэле: никогда
дочь моей матери не появится больше в этом гнусном балагане, величаемом
театром!..
на вилле Дзустиньяни, на берегу Бренты? Что ж, это блестящее существова-
ние, и я очень рад за вас!
около своей кровати и пряча лицо в одеяло, в свое время служившее смерт-
ным покрывалом цыганке.
ями, разрывавшими ей грудь. Угрызения совести внезапно проснулись в нем
с бурной неудержимостью, и он бросился к своей подруге, чтобы обнять ее
и поднять с пола; но тут она сама вскочила на ноги и, отбросив его от
себя с несвойственной ей силой, вытолкала за дверь, крича ему вслед:
Прощай навсегда!
было лучшее, что он мог придумать. Не чувствуя в себе сил расстаться с
Консуэло, он нашел способ все примирить: рассказать ей об опасности, уг-
рожающей со стороны влюбленного Дзустиньяни, и тем самым вынудить ее по-
кинуть театр. Его план, конечно, воздавал должное чистоте и гордости
Консуэло. Жених ее прекрасно знал, что она не способна ни на какие комп-
ромиссы, не способна пользоваться покровительством, из-за которого могла
бы краснеть. В его преступной и порочной душе все-таки жила непоколеби-
мая уверенность в невинности Консуэло; он знал, что найдет ее такой же
целомудренной, верной и преданной, какою оставил несколько дней тому на-
зад. Но как совместить это преклонение перед нею, желание оставаться ее
женихом и другом с твердым намерением продолжать свою связь с Кориллой?
Дело в том, что он хотел вместе с любовницей вернуться на сцену. И, ко-
нечно, в такой момент, когда его успех всецело был в руках Кориллы, не
могло быть и речи о том, чтобы расстаться с нею. Этот дерзкий и подлый
план окончательно созрел в его голове, а к Консуэло он относился так,
как итальянские женщины относятся к мадоннам: в часы раскаяния они молят
их о прощении, а когда грешат, завешивают их лик занавеской.
вид такой веселой, в душу его закрался страх, что он потерял слишком
много времени на обдумывание своего плана. Увидев, что она вошла в гон-
долу графа, а потом услышав ее смех и не почувствовав в нем всего отчая-
ния измученной души, он решил, что опоздал, - и в нем закипела страшная
досада. Но когда она, возмущенная его оскорблениями, с презрением выгна-
ла его, он снова почувствовал к ней уважение и даже страх. Долго бродил
он по лестнице и по берегу, все ожидая, что она его позовет. Он отважил-
ся даже постучаться к ней и, стоя за дверью, молить о прощении; но гро-
бовое молчание царило в комнате, куда ему уже никогда не суждено было
войти вместе с Консуэло. Смущенный и удрученный, ушел он к себе, намере-
ваясь на следующий день вернуться снова и добиться большего успеха.
Дальский Алекс
Круз Андрей
Акунин Борис
Круз Андрей
Шилова Юлия
Лукин Евгений