Сиарец сложил карту, показал на свой подбородок и начал деловой разговор с вопроса о здоровье:
– Как ваш зуб? Нитчего, в Эвери ест кхороший врач для зуба. Будь как новый. – Капитан, судя по всему, от души ему сочувствовал.
– Зеро, он мертв, – заявила вдруг старушка. – Помните, что я ночью сказала? Не выполнить задание для него хуже, чем умереть. Он уже был бы здесь…
– Простите, доктор, но когда-то он был славным парнем…
Они нашли Бакса через полчаса. Он стоял на коленях, обхватив руками каменный столб, торчащий из земли у самого края террасы. Пули, выпущенные с вертолета, не задели его. Он сам разбил себе голову о камень. Изображение беркута, высеченное в сером базальте, залитое его кровью, стало воистину красным.
252-я зарубка на Лампе, вечер
На склонах, окружающих особняк богини, за несколько недель вырос целый поселок. Паломники приходили сюда уже семьями, а порой и целыми родами. На крохотных террасках горяне воздвигали свои хибары из плоских камней, прикрывая их сверху воловьими шкурами. Рассвет все мужчины встречали молитвой, которая продолжалась не меньше часа, то же самое происходило на закате. Если день был солнечный, Тунграх, тот самый вархат, который пришел с Гетом, каждый раз подходил к калитке и смиренно ждал, когда Чуткий Олень вынесет ему фавр, а потом, когда горяне становились на колени спиной к своим жилищам и начинали ритмично раскачиваться в такт собственному пению, ловил им солнечный блик. Те, на кого падал луч, отраженный фавром, мгновенно сбрасывал с себя одежды, чтобы благодать фавра коснулась кожи, даровала силы и удачу.
Сама богиня почти каждый день куда-то улетала. Иногда она рассказывала, где была и что делала, а порой молчала, даже если Лопо настаивал. Впрочем, дни шли, и чем дальше, тем реже бывший полковник позволял себе спорить с богиней. Сам он почти никогда не выходил за изгородь… Однажды Безымянная, взяв его за руку (ну прямо как цыганка), сказала, что видит: плоть его истончилась, и если он хоть раз еще обернется ветром, то возврата уже не будет.
Возврата не будет… А что будет? Лопо вдруг почувствовал, что время, проводимое за чтением книг, истончает его дух, и постепенно нарастает равнодушие к собственной телесной оболочке. В конце концов, какая разница, что будет, если возвращение невозможно. Нет, здесь он не найдет себе достойного применения… Надо все-таки попытаться нырнуть обратно в бурлящие воды Источника, насладиться последней надеждой, а потом действительно стать ветром. Говорят, у ветров долгая жизнь и короткая память…
Сандры не было уже больше суток, но он не беспокоился. Этот мир не мог ее убить, и даже желание смерти оставалось для нее чуть ли не единственным невыполнимым под этими плоскими небесами. Но все равно, прежде чем на что-то решиться, стоило дождаться возвращения богини. Надо было хотя бы попрощаться – на всякий случай…
– Лоподапал, мне пришла весть. – Безымянная вошла в библиотеку неслышно. Впрочем, он слишком глубоко был погружен в свои мысли, чтоб прислушиваться.
– Говори, – разрешил Лопо, отложив в сторону второй том «Мифов и легенд обеих Лемурид». Книга была на языке Эвери, и он все равно понимал едва треть.
– Недремлющий ушел за Источник.
– Что?
– Недремлющий ушел за Источник. – В общении между собой Видящим вообще не требовались слова, и это порождало у них предельную краткость речи. – Мы слишком далеко от Притвора, и я почти не слышу голосов братьев. Но эту весть они послали, собравшись вместе вокруг каменного кольца. Это важная весть.
– Кто такой Недремлющий? – Лопо еще не понял сути сообщения, но в нем было что-то волнующее, вероятно, словосочетание «ушел за Источник».
– Недремлющий – это слуга Родонагрона-бессмертного. Во врата Твердыни могут войти лишь женщины, на которых падает взор владыки, вожди племен, если он призывает их к себе, воины перед походами на Ирольн, чтобы прикоснуться к Жезлу. Недремлющий – единственный из смертных, кому было дозволено спать на коврах при входе в Твердыню…
– Стоп! – Лопо взлетел к потолку, но, решив, что теперь-то здоровье ему пригодится, осторожно опустил себя в кресло. – Значит, выход все-таки есть!
– Да, но никто, кроме владыки, не знает его. А мысли владыки не доступны Видящим, как и твои…
– Если бы он знал об этом один, он знал бы об этом всегда. – Мысль лежала на поверхности, и было странно, что она не пришла в голову никому из Видящих. – Ключ был спрятан здесь, в царстве Еги. Кто-то нашел и доставил его Родонагрону!
Безымянная задумалась. Соображение, высказанное Лоподапалом, было небезупречно, но имело смысл.
– Леденящий Каббиборой – только он мог это сделать. – Она вспомнила, как ветер подбросил им Тамир-Феана, которого владыка распорядился убить. – И еще – Исса…
– Но ведь Исса убит.
– Иссу часто убивают.
Раздался грохот, и дом мелко задрожал. Сверху посыпалась штукатурка, а потом частично обвалился потолок. Сквозь брешь упала Лампа, мгновенно запрыгнув на стол, где было ее законное место, а вслед за ней с неба свалилась Ега-Хранительница. Нет, богиня не могла быть в таком виде. Это была Сандра, та самая Сандра, только что пережившая побоище в Хавли, только гораздо живописнее: одежда изодрана в клочья, волосы – как будто их только что обмазали гашеной известью, а под левым глазом расцветал красно-зеленый синячище, достойный пьяного биндюжника после получки.
– Лопо, выйди! – потребовала Сандра, поднимаясь с пола. – Все уйдите. На пару минут уйдите – я себя в порядок приведу.
Безымянная вышла, а Лопо счел достаточным отвернуться.
– Ну, ничего… – бормотала Сандра. – Ему тоже досталось на орехи! Вороном прикинулся… Да хоть бакланом!
– Откуда ты такая? – поинтересовался Лопо, не оборачиваясь.
– В гости ходила! К владыке Варлагора. Пусть теперь заново свою Твердыню поганую строит, хрен моржовый…
ОТРАЖЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Пляши, ветер, пляши! Потешь владыку, стань огнем, превратись в пепел, поднимись из праха и снова пляши! Владыка хочет увидеть невиданное. Владыка хочет – это закон. Владыка хочет – это истина. Владыка хочет – это все… Владыка сегодня весел. Скоро, совсем скоро, не позже, чем через сотню лет, вернется посланец и поведает о великом царстве, где никто не смеет поднять головы, проходя мимо изваяния Родонагрона-бессмертного. И это произойдет там, где прошли первые мгновения его жизни, из которых он ничего не помнит, кроме вечного чувства досады, боли и унижений.
Каббиборой распался на сотню танцовщиц, и вьющиеся тела были почти как настоящие. Нет – лучше настоящих! За последние столетия он не видел здесь ни одного женского тела, в котором не было бы изъяна, но ветер помнил всех, о ком владыка высказывался благосклонно. И как только запомнил… Сам владыка забыл, а ветер помнит, собака!
Каббиборой метнулся под лавку, поджав хвост, и завыл оттуда, жалобно и протяжно. Желание владыки – закон даже для самого владыки. Родонагрон велел ветру убираться, и тот с готовностью растворился в небе.
Просящие у подножья Твердыни пели Славу многотысячным нестройным хором. Сегодня они особенно старались, и скопилось их больше обычного. Да, они уже дюжину дней и ночей не получали Даров и, видно, решили, что он разгневан. Разгневан? Нет – он просто забыл о них с того дня, когда Источник пропустил Недремлющего. Он забыл обо всем, кроме предвкушения вестей от посланца, сладких и волнующих.
Стены мелко затряслись, зазвенела на столе бронзовая посуда, а единственный стеклянный бокал на высокой витой ножке, который владыка сотворил во сне несколько столетий назад и с тех пор, как ни пытался, не мог повторить… Единственный стеклянный бокал упал на бок и неотвратимо покатился к краю стола. Мгновенная растерянность помешала Родонагрону подхватить свое сокровище в дюйме от пола, и на мгновение звон стекла, рассыпающегося на крохотные осколки, заглушил все прочие звуки.
В окно влетела большая белая птица неизвестной породы, распахнула клюв и захохотала. Нет, это была не Эленга, ее он узнал бы в любом виде… Эленга знала, что в Варлагоре она бессильна против владыки, и Родонагрон знал, что и он, явившись в Велизор, не смог бы нанести ущерба басилее… Может быть, это очередная шутка Каббибороя? Нет, ветер знает, когда стоит остановиться…
Но кто бы там ни был, никто не смеет явиться в стены Твердыни, если нет на то воли владыки. Никто! Он швырнул в птицу огненный шар, и опаленные перья, все, что осталось от наглой твари, разлетелись по углам.
Твердыню перестало сотрясать, но вместо птицы посреди зала стояла белокурая смуглая девица, в короткой белой накидке странного покроя, прожженной в нескольких местах. Она была хороша! Таких он еще не видел, а если и видел, то это было так давно, что памяти не хватало… Но в ней было что-то пугающее, что-то недоступное пониманию. Он протянул руку, и тут же в глазах у него потемнело. Удар был нанесен стремительно и хлестко, и сила, заложенная в нем, могла сокрушить целое войско. Владыка призвал к себе Жезл, откатившийся в дальний угол, и в тот же миг на него обрушился потолок. Вся Твердыня заходила ходуном, и он почувствовал, что не сможет остановить разрушение.
Значит, вот она какая, эта бессмертная, коварно проникшая в его владения! Что ж, он вылечит ее от невежества! Здесь, в Варлагоре, сила на его стороне, и сейчас она в этом убедится…
Упавшие на него плиты перекрытий разлетелись в стороны, словно игральные кости, и он воспарил над руинами. Толпы Просящих с воплями разбегались в разные стороны, а Твердыня продолжала разваливаться. Тысячи лет стояла, никто ее не трогал, и вот – на тебе. Новенькая, видимо, слишком глупа, чтобы понять простую вещь: бессмертный не может победить бессмертного, пробовали уже…
Она уже мчалась на него, размахивая разящим лучом. Но он ее видел, а значит, был неуязвим. Луч столкнулся с невидимой силой Жезла и осыпался мелкими искрами. Если бы они долетели до земли, то обрушились бы прямо на толпу Просящих, которым страшно было оставаться в опасной близости от побоища, но еще страшнее было удалиться слишком далеко от Твердыни. Да, конечно, они не воины и не Милосердные Слуги, им вовсе не полагается сражаться с врагами владыки или хранить его покой, но все-таки… Да и бежать было поздно – огненный дождь все равно настигнет любого… Но искры, повинуясь воле повелительницы, взмыли вверх, разлетелись по небу и обрушились на Родонагрона с разных сторон. Теперь он не мог уследить за каждым ударом, и все силы уходили на то, чтобы удержать плоть от распада и не пустить в нее боль.
Родонагрон выпал на землю золотистым дождем, впитался в почву, и просочился обратно множеством струек невесомого тумана. Его глаза остались лежать на земле, и он видел, как заметалась мерзкая дрянь, которая осмелилась напасть на него. Не нравится?! Да, неизвестность пугает… Туман собрался в кулак и разогнался для удара, который не мог не достичь цели. Белокурая дрянь была повергнута. Теперь она, подобно раненой птице, беспорядочно размахивая руками, летела вниз, и можно было пронзить ее черной молнией, которая надолго отлучает бессмертных от жизни. Он уже занес руку, сжимающую Жезл, но тут какая-то сила сначала подбросила его вверх, а потом обрушила на развалины Твердыни, вгоняя в темные недра земли…
ГЛАВА 4
"1. В связи со сложной обстановкой на фронтах и усилением опасности авианалетов, частным лицам и организациям, содержащим объекты гражданской обороны в городах Вальпо, Гидальго, Рио-Санти, Лос-Багито и Удоросо, предписывается снизить входную плату в бомбоубежища до 1 000 песетос для взрослых и до 500 песетос для детей от 10 до 16 лет. Для детей моложе 10 лет и лиц старше 60-ти установить бесплатный вход.
2. До 15-го сентября провести внеочередную сертификацию бомбоубежищ и прочих объектов гражданской обороны в указанных городах.
3. За нарушение пунктов 1 и 2 настоящего приказа установить административную ответственность в виде штрафов в размере до 10 000 000 песетос. Повторное нарушение указанных пунктов карается лишением лицензии на содержание бомбоубежищ.
4. Ответственность за контроль над выполнением настоящего приказа возложить на окружные военные комендатуры.
5. Приказ вступает в силу с 1-го августа 2979 г."
Глава коллегии национальной обороны Республики Сиар, консул Пьетро Сатори.
* * *
«Тот, кто чего-то очень хочет, пусть будет осторожен – он это получит».
Один из вариантов перевода наскальной надписи на о. Тинай. Культура фасаков, примерно XVII век до основания Ромы.
252-я зарубка на Лампе, середина дня
– Да чтоб тебя приподняло и стукнуло! – Сначала она крикнула, а потом уже сообразила, что в самом неподходящем месте выпустила на волю родную речь. Сейчас вон те в медных шлемах бросятся к ней с бердышами наперевес, и придется ей открывать пальбу, а значит, конец конспирации. Да и вообще неизвестно, удастся ли скрыться – тут кругом голая степь…
Впрочем, толпе было не до чьих-то криков, толпа была занята созерцанием небесного сражения и собственных страхов. Но и Дине сейчас было наплевать на толпу горлопанов, которые только и знали, что вопить целыми днями: «Бессмертный владыка, мы милости хочем твоей. Пошли нам дары, чтоб мы дальше могли тебя славить…» Первые дни она думала, что некий Родонагрон – обычное божество местного значения, факт существования которого сомнителен, тем более что никаких даров с неба уже который день не сыпалось. Но вовсе не это имело сейчас значение… Теперь она знала главное: если ей удалось уцелеть, значит, и Сандра вполне может быть жива.
Огромная белая птица начала кружиться над Твердыней, и Дина вдруг почувствовала, что вот-вот произойдет то, ради чего она и полезла в эту яму, игнорируя здравый смысл, служебный долг и даже приказав заткнуться инстинкту самосохранения. И вот теперь, когда в небе происходило сражение, она узнала Сандру в одной из воюющих сторон. Сначала владыка отмахивался от Сандры, как от назойливой мухи, но, получив несколько ударов, пришел в ярость, и когда ее девочка, уронив голову на плечо, начала падать…
– Да чтоб тебя приподняло и стукнуло! – Ее ужалило изнутри чувство собственной беспомощности, но противника Сандры вдруг действительно приподняло и стукнуло. И как стукнуло! Он на огромной скорости врезался в руины собственной крепости, сокрушив последнюю уцелевшую стену. Землю под ногами тряхнуло так, что нищие, толпившиеся вокруг в нерешительности, попадали, кто с воплями, а кто и замертво. Те, кто упал рядом с ней и при этом не лишился сознания, начали на четвереньках расползаться в разные стороны. В левой руке, высоко поднятой над головой, был тот самый металлический цилиндр, который она подобрала в пещере, ключ к вратам Бездны. По нему пробегали разноцветные искры, они вонзались в ладонь, и несли ощущение силы, покоя и уверенности. Она точно помнила, что закопала его вместе с униформой и большей частью оружия еще тогда, в первую ночь… Но все-таки он был здесь, в ее руке, и это следовало принимать как данность. Нет, в этот момент до нее еще не дошло, что происходит – было только осознание собственного могущества и сладкое чувство выполненного долга. Какого долга?
Сандра исчезла. Нищие, кто мог, уже бежали врассыпную, несколько десятков медноголовых таращились на Дину, столпившись в трех сотнях шагов, но, заметив, что она их увидела, тоже бросились наутек, побросав свои уродливые алебарды.
Все… Нет, надо было еще раз проверить свойства волшебной палочки.
Она еще раз взглянула на дымящиеся руины, которые вдруг начали шевелиться. Похоже, хозяин их так и не угомонился.
– Провались ты! – она сказала это негромко, но твердо, и в то же мгновение на месте развалин образовалась огромная яма, которая поглотила бесформенное нагромождение камней. Из глубины вырвался вопль и, отразившись от неба, многократным эхом прокатился над Варлагором. А потом наступили тишина и покой…
Да, ломать – не строить. Дина присела на брошенный кем-то мешок. Гнев и боевой азарт сменились растерянностью, и было совершенно непонятно, что же делать дальше, и надо ли вообще что-то делать. Логика, инструмент разума, забилась в самые дальние закоулки сознания, и выкурить ее оттуда не представлялось возможным. Инструмент разума первым понял, что попал куда-то не туда, и самоустранился. Можно было поддаться эмоциям и немедленно отправиться в том направлении, куда предположительно удалилась Сандра, но Сандра могла скрыться куда угодно…
Дина вдруг представила полковника Ушата, окажись тот на ее месте. Он бы, конечно, тут же превратился бы в огнедышащего дракона, провел бы силовую операцию против предполагаемого противника, объявив Варлагор зоной национальных интересов Соборной Гардарики. Где она теперь, Гардарика, вместе со своими национальными интересами…
Серая форменная накидка, брошенная кем-то из побирушек, зашевелилась, из-под нее показалось чумазое детское личико. Было совершенно непонятно, мальчик это или девочка – даже взрослые попрошайки одевались совершенно одинаково…
– А теперь ты у нас владыкой будешь? – В голосе не было испуга, просто девочке было интересно…
– Не знаю. – Дина действительно не знала. Ничего не знала…
– А тогда дай мне что-нибудь… А то тот владыка давно не давал, я голодная…
Дина почувствовала лишь тепло в ладони – цилиндр слегка нагрелся, а между ней и девочкой вдруг появился небольшой столик, накрытый белой скатертью, на котором расположился пирог с грибами, только что из печи… А ведь за все дни, что она здесь находится, у нее ни разу не возникало чувства голода, оно появилось только сейчас, когда вдруг стало что поесть.
Пирог сам поделился на небольшие кусочки, и девочка, с некоторой опаской поглядывая на щедрую хозяйку, протянула к столу ручонку, но прежде чем она коснулась пирога, рядом возник висящий в воздухе кувшин с водой, кусок мыла и полотенце. Впрочем, мыло почти сразу же исчезло – едва ли маленькая нищенка могла знать, что это такое.
– А владыка тоже хороший, – сказала вдруг девочка, прожевав очередной кусок. – Он манну сладкую давал и вещи всякие…
– Как тебя зовут?
– По всякому: кто замарашкой, кто мелочью пузатой, а кто просто – не лезь под ноги…
– А имя у тебя есть?
– Не… Мы не из тигетов, это у тигетов-воинов имена, и у тланов имена, а нам, Просящим, имена ни к чему. Только можно я пойду, а то владыка проснется и обидится, что я не его Дары кушала, а твои. Пойду, да?
Лондон Джек
Дальский Алекс
Флинт Эрик
Бажанов Олег
Лукьяненко Сергей
Афанасьев Роман