сделали Шары для людей, здесь, в воде, в этой жизни, в этом мире,
достигнуто путем прямого эксперимента. Пластины пока что не дали людям ни
крупицы полезных знаний. По крайней мере вторая пластина толковала
исключительно о проблемах, о которых резоннее вообще не задумываться. Пара
абсолютно правы.
за экспериментальным сбором сочных сине-зеленых водорослей, плавающих
спутанной массой под самым небом, и осторожно почесался спиной о жесткий
ствол. Пара, пожалуй, почти никогда не ошибались. Их неспособность к
творчеству, к оригинальному мышлению на поверку оказывалась не только
дефектом, но и ценным даром. Она позволяла им всегда видеть и воспринимать
все именно таким, каким оно было на самом деле, а не таким, каким хотелось
бы его воспринять, - в этом смысле они были словно лишены желаний.
листа, Лавон перегнулся и глянул вниз. Снизу вверх на него смотрел один из
сборщиков - в пальцах у человека было тесло, с помощью которого клейкие
пряди водорослей отделяли одну от другой.
откинулся к стволу. В тот же миг у него над головой вспыхнуло
ослепительное красноватое сияние, вспыхнуло и потекло в глубину, будто
сеть из чистого золота.
день, то усиливаясь, то тускнея, повинуясь законам, которых ни один Шар
еще не сумел вывести. Немногие люди, кого обласкал этот теплый свет,
сумели совладать с искушением и не взглянуть в его сторону - особенно
когда, как сейчас, небо морщится и смеется в каких-нибудь двух-трех
гребках. Но, как всегда, подняв глаза к небу, Лавон не разглядел ничего,
кроме своего искаженного отражения да еще контуров водоросли, на которой
сидел. Перед ним была верхняя грань, одна из трех основных поверхностей
вселенной.
хорошо кататься, но можно и пронзить его насквозь, если знаешь как.
немыслимо, как проникнуть сквозь дно, да в общем и нет нужды пытаться. Там
конец вселенной. Свет, ежедневно вспыхивающий над небом, то прибывая, то
убывая, - видимо, прямое тому доказательство.
и одновременно тускнеет свет, короче становятся промежутки от темна до
темна. Оживают неспешные течения. Вода в поднебесье охлаждается и
опускается вниз. Донная грязь шевелится и дымками поднимается вверх,
подхватывая споры с грибковых полей. Термораздел приходит в волнение,
словно рябит, - и вдруг растворяется. На небе оседает туман из частичек
ила, вынесенного со дна, со склонов, из дальних уголков вселенной. День,
другой - и весь мир превращается в суровую негостеприимную пустыню,
устланную желтеющими, умирающими водорослями. Еще день - и он замирает до
той поры, пока первые неуверенные теплые ручейки не прорвут тишину зимы...
случится, если растает небо?..
блестящий пузырь. Лавон протянул руку и стукнул по нему когтем большого
пальца, но пузырь отскочил в сторону. Газовые пузыри, поднимающиеся со дна
в конце лета, были почти неуязвимы, а если даже особенно ловкий удар или
острый предмет протыкал их поверхность, они просто дробились на более
мелкие пузыри, оставляя в воде поразительный смрад.
стало бы нечем дышать.
поверхностного натяжения. Сила таинственная, как металлическая пластина
Шара. Неодолимая, как пелена неба.
газом, а не водой? Быть может вселенная - лишь пузырь с водой, плавающий в
океане газа?
всего потому, что не удастся пронзить небо. А уж про дно и говорить
нечего. Но ведь есть существа, которые закапываются в донный ил, притом
очень глубоко, и ищут там что-то недоступное человеку. В разгар лета тина
кишмя кишит крошечными созданиями, для которых грязь - естественная среда
обитания...
искать их надо там, откуда исходит свет. В конце концов, кто сказал, что
небо нельзя преодолеть? Раз удается иногда проткнуть пузыри, значит,
поверхностная пленка все-таки проницаема. Пытался ли кто-нибудь одолеть
небо?
свод - с равным успехом можно пытаться прорыть себе нору сквозь дно, - но
должны же обнаружиться какие-то окольные пути к цели. У него за спиной,
например, высится куст, который, по всей видимости, продолжается и по ту
сторону неба: верхние его листья словно переламываются, отражение срезает
их точно ножом.
части так оно и есть: удается, и нередко, различить полупогруженный в воду
мертвый, изуродованный и пожухлый стебель. Однако, встречаются и другие
растения, будто перерубленные небом пополам, как то, которое приютило
Лавона сейчас. Что если это только иллюзия, а в действительности ствол
уходит в какой-то иной мир - в мир, где люди были некогда рождены, а
кто-то, возможно, живет и поныне?..
это.
Ворта, дальние тюльпаноподобные родственники Пара, испуганно отползали
прочь с дороги.
кукольная фигурка, подавал ему знаки, оседлав пучок сине-зеленых
водорослей далеко-далеко в фиолетовой бездне. У Лавона закружилась голова,
он прижался к стволу: никогда еще он не взбирался так высоко. Бояться
падения ему, конечно, не приходилось; вероятно, сказался какой-то
наследственный страх. Пересилив себя, он продолжил подъем.
передохнуть. Любопытные бактерии собрались у основания его большого пальца
- там обнаружился порез, из которого слегка сочилась кровь; он взмахнул
рукой - они рассыпались, но тут же снова стали подкрадываться к
расплывающемуся красному пятнышку...
плечи. Казалось, оно чуть-чуть подается, хотя и с трудом. Вода здесь была
ослепительно прозрачной и совершенно бесцветной. Он поднялся еще на шаг,
подставив под исполинский вес всю спину.
удивительное открытие. Непосредственно вокруг водоросли стальная
поверхность неба выгибалась, образуя своего рода колокол. Лавон нашел, что
места там почти хватало на то, чтобы всунуть голову. Приникнув к стволу
вплотную, он заглянул внутрь колокола, ощупывая его пальцами. Блеск воды
был здесь совершенно невыносимым.
мучительной хваткой, будто его перепиливали пополам. Не владея собой от
изумления, Лавон рванулся вверх. Кольцо боли плавно распустилось по руке к
предплечью и вдруг охватило шею и грудь. Еще рывок - в круговых тисках
очутились колени. Еще...
вздохнуть, но - дышать было нечем.
бокам. Кожу жег огнем свирепый, безудержный зуд. Во внутренности впивались
длинные ножи, и он словно издалека слышал, как хрипят легкие, отдавая
последнюю воду безобразной пузыристой пеной. В глубине черепа, на дне
носовой полости, словно пылал костер.
Тело содрогнулось от удара; и тут вода, так не хотевшая отпускать его,
когда он впервые попытался ее покинуть, с холодной жестокостью приняла
беглеца в свои объятья.
вниз, вниз, вниз, на дно.
в зимнюю спячку. Шок от холода, испытанный при возвращении в родную
стихию, тело приняло за свидетельство прихода зимы, равно как кислородный
голод в секунды пребывания за пределами неба. И спорообразующие железы тут
же включились в работу.
разумеется, исчезла, как только воздух из легких вытеснила животворная