некоторые известные политики в те годы неожиданно сошли со сцены. Позже
такое тоже случалось, особенно с теми, кто критиковал принятые направления
и решения. Мне тоже не все нравилось. Больше того, теперь я вижу, что
люди, мыслившие подобно мне, во многом были правы. Но что они могли
сделать? Я сам, всю жизнь будучи лишь трояком, честно работал на
порученном мне скромном участке, веря, что за нас думают более пригодные к
тому нулевики. На критику реформ смотрели косо. Бесследно исчезали не
только известные политики. Их судьбу разделило много простых граждан,
слишком смело указывавших на ошибки либо подвергавших сомнению результаты
предпринятых социальных либо технических мероприятий. В лучшем случае, они
неожиданно спускались до шестого разряда, теряя все перспективы в жизни.
Теперь редко слышно о таком. Впрочем, большинство людей, особенно молодых,
рожденных после Реформы, одобрили ту модель мира, которую застали, заняв в
ней те или иные позиции. Все заинтересованы, в основном, чтобы по
возможности удобнее прожить свои несколько десятков лет, нежели
раскапывать некую абстрактную истину. Почти никто не думает о возможности
улучшить этот мир.
А поскольку при этом он - единственный существующий, то невозможно
оценить, хорош он или плох. Он таков, каков есть. Нет шкалы сравнения.
б_е_з_о_п_а_с_н_е_й_ одобрять действительность. И наверняка опасно, даже
сейчас, много лет спустя, копаться в тех историях, что случились перед
Реформой.
действовать. Нулевики, правящие миром, по только им понятным соображениям
не любят тех, кто хотел бы вникнуть во все механизмы и условия их власти.
неустанно пульсирующей жизнью. Более близкие пятна, образующие
прямоугольники, разбивались на отдельные точки, и далекие облачка тянулись
до самого горизонта, покрывая всю видимую площадь континента. Их
пересекали шнуры ярких бусинок, вычерчивающих широкие петли на фоне
правильных прямоугольников застройки центра города и выпрямляющихся в
радиальные, прямые линии, выбегающие в разные стороны через погруженные в
туман отдаленные районы предместий.
двадцать седьмого этажа, неизменно производила на Снеера столь же сильное
впечатление, как и раньше, когда родители впервые показали ему тот кусочек
мира, в котором ему предстояло прожить всю жизнь. Такое ограничение
жизненного пространства - так же, впрочем, как и ограничение времени самой
жизни - он воспринял тогда как само собой разумеющееся. Мысль выйти за
пределы агломерации была для него тогда - и еще многие годы спустя - игрой
фантазии с такой же степенью реальности, как идея "эликсира жизни",
гарантирующего человеку возможность переступить предначертанную границу
существования во времени.
десятилетия в бесконечность, уступило место осознанию, что время мчится
все быстрее, Снеер начал задумываться над соотношениями размеров
пространственно-временного объема, в котором замкнут каждый житель
агломерации. Несколько десятков лет жизни в районе радиусом в сорок
километров стали казаться каким-то печальным недоразумением. Конечно, он
знал все - во всяком случае, так ему казалось - о причинах и целях, ради
которых несколько миллионов людей заперли на площади в пять тысяч
квадратных километров. Правда, не так уж плохо, если на каждого жителя
приходится сто квадратных метров поверхности - принимая во внимание, что
такой ценой от этих миллионов отогнали призрак голода. Территории,
окружающие агломерацию типа Арголанда, слишком ценны, чтобы их занимать
под жилые постройки.
котором ему довелось существовать, весьма напоминает клетку, причем
несколько перенаселенную, однако, поскольку такое положение обеспечивало
сносные условия быта всем гражданам, трудно было усомниться в правильности
выбранного решения, не имея в запасе лучшего.
Снеер снова подумал об агломерации как гигантском загоне, забитом зверями,
которых кормят и защищают от неприятностей, но, увы, лишают возможности
куда-либо уйти.
последних событий, проявлялся со всей остротой.
загонщиков? Кормят ли нас лишь по доброте, или же мы предназначены для
выполнения каких-то неизвестных действий? А может... - Снеер почувствовал
спиной неприятный озноб. - Может, мы всего лишь подопытные животные?
Может, Арголанд - что-то вроде экспериментального питомника? Или
резервации, созданной для какого-то необычного, выродившегося
человеческого клана, изолированного от остального нормального мира? Может,
мы какая-то боковая, дегенерировавшая ветвь человечества, для которой
здесь создали экологическую нишу, гуманно позволили этим квазилюдям
существовать, думая, будто они точно такие же, как все остальные на целом
свете?"
фантастики, из фильмов ужасов, демонстрировавшихся в кинотеатрах
Арголанда, на которые он хаживал в юности. Разумеется, это не могло быть
правдой! Ведь Арголанд, по сути дела, не замкнут и не изолирован от мира!
Имея достаточно желтых пунктов, можно - при определенной дозе терпения и
выносливости - получить разрешение на выезд в другую агломерацию, купить
авиабилет и полететь. Если почти никто так не поступает, то только потому,
и _и_м_е_н_н_о_ потому, что везде все _о_д_и_н_а_к_о_в_о_! Стало быть,
идиотские измышления о резервате и изоляции, об особом положении Арголанда
- глупость, рожденная мозгом Снеера в результате нагромождения непонятных
событий и того, что он наслушался сообщений, сплетен, домыслов.
Снеер, уставившись на клубящуюся под его ногами ночную жизнь агломерации,
- что надо контролировать даже ученых, что все труднее выискивать
настоящих нулевиков... то не означает ли это, что подобный цирк, фарс того
же самого рода разыгрывается повсюду, во всех агломерациях этой планеты? А
из этого, в частности, следовало бы, что они, нулевики из Правлений
различного уровня, находятся вне игры, вне тех клеток и загонов, в которых
под их чутким оком день за днем разыгрывается фиктивная действительность,
прикидывающаяся, будто нормально все, что там творится".
предположение, что все человечество по какой-то причине подверглось резкой
или постепенной умственной дегенерации, а те, кто остался более или менее
нормальным, стараются теперь удержать порядок, управляя несчастными,
поглупевшими ближними с помощью хитрой комбинации автоматики и фикции,
позволяющей не пропустить страшную правду во всеобщее сознание.
авторами кинофантастических сценариев. Разум Снеера отказывался принять
столь трагическое объяснение судеб человечества, хотя оно несло в себе все
признаки правдоподобия. Ибо сколько же неизученных до конца факторов,
связанных с новыми технологиями - агрохимией, фармакологией, радиологией и
десятками других областей деятельности человека на Земле, - могло
подспудно, невидимым образом повлиять на развитие - не только физическое,
но и духовное - следующих одно за другим поколений.
кретинизма, даже путем сравнения с другими нормальными людьми. Что же
говорить, если все неожиданно начинают превращаться в идиотов! - подумал
Снеер с беспокойством. - Если именно это случилось с человечеством за
последние десятилетия, то надо утешаться хотя бы тем, что я принадлежу к
элите. Ведь мне предложили сотрудничать с людьми, которые, надо думать,
среди всего этого сумасшествия чувствуют себя наиболее разумными. Однако
же ликовать мне следует с соблюдением некоторой умеренности. Как среди
слепцов одноглазый - король, так и среди идиотов мудрецом может оказаться
дебил".
тоже, но теперь он был почти уверен, что не должен игнорировать
предложения Правления. Это был единственный способ взглянуть снаружи на
"загон", на Арголанд и его обитателей, возможность увидеть всю жизнь
агломерации, охватить взглядом происходящие в ней процессы - так, как
видишь ее разбросанность и урбанистическую структуру со сто двадцать
седьмого этажа "Башни".
взгляд на скопище огней к югу, западу и северу от центра. Восточную часть
галереи он, как всегда, оставил под конец, так как то, что он видел там,
было совершенно особым, личным после слепящей ночной панорамы агломерации.
Здесь, на востоке, взгляд, еще ослепленный оргией света, тянущийся к земле
с ее пульсирующим огненным молохом, раскинувшимся под ногами на трех
четвертях видимого пространства, неожиданно упирался в бесконечную,
черную, молчаливую пустоту, отделенную от реального мира - словно лезвием
серебристого клинка - ярко освещенной полосой бульвара. Взгляд сам
устремлялся ввысь в поисках какой-нибудь опоры в этой мрачной молчаливой
бездне. Почти физически ощущалось, что ноги теряют опору в твердом бетоне
пола, а тело возносится в пространство, ничем не связанное с землей.
проявлялись на черном фоне маленькими серебряными остриями, нацеленными в
Контровский Владимир
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Круз Андрей
Афанасьев Роман