похлопывая себя белыми перьями по белым пальцам. -- Как и некоторые другие.
-- Взгляд ее на секунду остановился на Гиацинте. -- Сидеть рядом со своей
жертвой в оперной ложе, в кафе, в экипаже, чувствовать кровь сквозь кожу,
оттягивать удовольствие... затем подкрепиться на стороне -- просто для того,
чтобы утолить жажду, и вновь вернуться к облюбованной жертве... -- Она
улыбнулась мечтательно; Эшер почувствовал, как шевельнулись за спиной
вампиры и остро блеснули глаза Исидро.
жаждал власти, хотел творить собственных птенцов, хотя здесь, в Париже, он
на это не осмеливался -- здесь правлю я, а он подчинялся мне уже в силу
того, что отдал мне свою жизнь в обмен на... жизнь вечную. Но я думаю, что
рисковал он исключительно ради острых ощущений. Временами он намекал своим
жертвам (особенно тем, кто находил это пикантным), что они флиртуют со
смертью. Он чуть ли не соблазнял их этим, умея придать смерти извращенную
притягательность. Я не могла ему этого позволить...
открыть кому-нибудь, кто мы и что мы, какая бы на то ни была причина.
взбесился, когда я запретила творить ему своих птенцов... какие бы он там
доводы ни приводил. Но я думаю, что втайне он был даже рад этому.
тоже надеялись победить.
под его подбородком, запрокинула ему голову, и глаза их встретились. Под ее
пальцами он чувствовал, как бьется кровь в его жилах. Гиацинта смотрела ему
в глаза и улыбалась. На секунду у него перехватило дыхание при мысли, что,
как бы ни был быстр дон Симон Исидро, он не успеет предотвратить удара
Гиацинты.
равновесие:
почувствовал горлом касание ее острых коготков.
пытаться вырвать из земли корень дерева. Но рука вампирши вдруг ускользнула
из его пальцев, как струйка воды, и Гиацинта, улыбаясь в лицо ему лениво и
насмешливо, отступила от кресла. Он смотрел некоторое время ей в глаза,
затем нарочито замедленно повернулся к Элизе.
парижского вампира?
не на Эшера, а на Гиацинту.
она решительно. -- Других нет и не было в течение многих и многих лет. И во
всяком случае, вы... и другие... -- ее взгляд перебежал от Гиацинты к
Исидро, который к тому времени переместился по эту сторону дивана, чтобы
быть поближе к Эшеру, -- ...могли бы вспомнить старый закон, которому
подчинялись и подчиняются все: тот не вампир, кто способен убить вампира. И
тот не вампир... -- прищурившись, она взглянула на Эшера, затем снова на
стройного изящного испанца, стоящего рядом с ней, -- ...кто выдает места
охоты вампиров, места их укрытий и сам факт их существования людям.
бархат воротника.
наручник, на запястье Эшера и повлекли к выходу.
оказалась в скверной компании, -- добавил он, вспомнив касание холодных
пальчиков Гиацинты. -- У вампиров все мастера такие нервные, когда речь
заходит об их власти?
ночи. На углу еще слышались голоса из маленького кафе, но в целом район
Монруж был тих. Он разительно отличался и от обветшалого великолепия
особняков Маре, и от чумазых трущоб, среди которых он располагался. Здесь
стояли высокие закопченные серовато-коричневые -- словом, типично парижские
дома; ставни убогих магазинов были закрыты, равно как и окна верхних этажей;
свет пробивался в щелки лишь на некоторых чердаках, где еще работали слуги.
На асфальтовом покрытии шаги дона Симона не производили ни малейшего шума, а
голос был не громче бормотания ветра в листве:
Элизы в том, что она лишь немногим старше своего выводка и слишком мало была
вампиром, прежде чем стать госпожой Парижа. Кроме того, она крайне неудачно
выбирает птенцов.
Младенцев, борясь за власть с Элизой?
дверью. Центральный вход в катакомбы выходил на плас Денфер-Рошеро, но там
было слишком оживленное движение -- грохот фиакров долетал временами даже до
этой безлюдной улочки. Луна ушла. Небо над печными трубами было цвета сажи.
наверное, обратили внимание: ее особенно разозлило то, что птенцы (в
частности эта Гиацинта, которая, я полагаю, в дальнейшем окончательно
отобьется от рук) тоже готовы принять такую точку зрения. Существуй он, этот
вампир церкви Невинных Младенцев, его власть была бы несравнимо большей, чем
власть Элизы или даже любого из нас.
дорого бы заплатил, чтобы узнать, как звучит для вампира эта тихая ночь.
Вслушивается ли он сейчас в дыхание людей, спящих во вздымающихся вокруг
домах, или его сверхъестественный разум различает даже оттенки их
сновидений? Наконец вампир сделал знак; Эшер еще раз оглядел пустынную улицу
и, достав отмычку, приступил к работе.
пробормотал вампир, причем звук возник скорее в мозгу Эшера, нежели в ушах.
-- Спит, без сомнения, и вряд ли помешает.
Исидро первому проникнуть в тесный вестибюль -- единственное помещение
парижских катакомб, располагающееся выше уровня земли. Послышался тихий
скрип дверной петли, приглушенный шорох, затем чиркнула спичка -- Исидро
нашел фонарь охранника. Эшер переступил порог и закрыл за собой входную
дверь.
отгораживающей дальний угол, было тесновато даже для двоих. Фонарь стоял на
краю конторки, освещая лишь тонкие, как у скелета, руки Исидро,
разбирающиеся с нанизанными на обруч ключами.
подземных переходов, но все же постарайтесь держаться поближе.
захватанную, грязную карту.
Эшер, придерживаясь за стену, чтобы не оскользнуться на узких ступенях. --
Что он здесь до сих пор?
постоянная сырость. А известно, что, чем старше вампир, тем больше его
донимают боли в суставах. Старейшие вампиры Парижа, с которыми я когда-то
встречался, Луи де Бельер-Фонтаж и Мари-Тереза де Сен-Аруа, -- все они
страдали от этого. Луи был придворным Анри Третьего, одним из его затянутых
в кружева тигров, я знал этого человека долгие годы. Не думаю, что он
примирился с тем, как Король-Солнце приручил аристократов. Он называл их Les
fruits de Limoges -- много лоска и мало сока. И все же он был испуган,
покидая Версаль. Он был стар, стар и утомлен, когда я видел его в последний
раз. Его донимала боль в суставах, он боялся выйти из убежища, охотился все
меньше и меньше, пил бычью кровь, воровал цыплят, пользовался остатками
черной мессы. Неудивительно, что вскоре он был выслежен и убит.
-- Дон Симон приостановился на нижней ступеньке лестницы, вслушиваясь в
темноту.
Эшер, и эхо прозвучало -так, словно все похороненные здесь повторили шепотом
его слова, -- то он сейчас наверняка в Лондоне.
дальних тоннелей. -- Я никого здесь не чувствую. Ни людей, ни вампиров, ни
призраков. Только слабый резонанс от самих костей. -- Он поднял фонарь
повыше: свет позолотил влажные стены, мокрую гальку, грязь под ногами.
Дальше все тонуло в подземном мраке. -- Тем не менее держитесь поближе.
Галереи пересекаются и ветвятся, сбиться с пути легко.
камне черные тоннели, чьи стены, казалось, давят и душат. Следуя за стройным
силуэтом Исидро, Эшер то и дело касался волосами потолков, закопченных
свечами туристов.