Чтение 30–й страницы книги ~Ночные крылья~

Несколько дней спустя, когда мы шли по высохшей земле, нам попались
деревенские мальчишки, охваченные страхом и возбуждением.

- Пожалуйста, идемте, идемте! - кричали они. Пилигримы, идемте.

Олмейн в смятении и раздражении глядела на то, как они хватают ее за
одежды.

- О чем это они, Томис? Я не понимаю этот ужасный эгаптский язык.

- Они нуждаются в нашей помощи, - объяснил я, вслушиваясь в их
восклицания. - В их деревне вспышка кристаллизационной болезни. Они хотят,
чтобы мы попросили Волю о помощи.

Олмейн отпрянула. Я представил ее брезгливую гримасу под маской. Она
размахивала руками, чтобы мальчишки не касались ее. Мне она сказала:

- Мы не пойдем туда.

- Мы обязаны.

- Мы спешим! Ерслем переполнен. Я не хочу терять время в какой-то
заброшенной деревне.

- Они нуждаются в нас, Олмейн.

- Мы что, Хирурги?

- Мы Пилигримы, - спокойно ответил я. - У нас имеются некоторые
преимущества, но есть и обязанности. Если мы пользуемся гостеприимством
всех, кого встречаем, мы должны предоставить наши души страждущим. Пошли.

- Я не пойду.

- Как на это посмотрят в Ерслеме, когда ты будешь давать отчет о
себе, Олмейн?

- Это ужасная болезнь. А что, если мы заразимся?

- Тебя это волнует? Да уповай на Волю. Как ты можешь надеяться на
возрождение, если душе твоей не хватает благодати?

- Чтоб ты сгинул, Томис, - прошептала она. - И когда ты стал таким
религиозным? Ты это делаешь назло из-за того, что я сказала тебе около
Межконтинентального моста. Не делай этого, Томис!

Я пропустил мимо ушей ее обвинение.

- Дети волнуются, Олмейн. Ты подождешь меня здесь или пойдешь в
общежитие в следующую деревню?

- Не оставляй меня одну в неизвестности!

- Я должен идти к больным, - отрезал я.

В конце концов она пошла со мной. Думаю не из-за желания помочь, а
из-за страха, что ее отказ обернется против нее в Ерслеме.

Вскоре мы пришли в деревню, маленькую и заброшенную - Эгапт мало
изменился за тысячелетия. Изнывая от жары, мы шли за детьми в дом, где
находились зараженные.

Кристаллизационная болезнь - это неприятный подарок звезд. Очень
немногие болезни чужеземцев поражают землян, но этот недуг с планет
созвездия Копья, который привезли туристы, укоренился у землян. Если бы
эпидемия настигла нас в славные времена Второго Цикла, мы бы ликвидировали
ее за одни день, но сейчас наши способности угасли, и каждый год случались
ее вспышки.

Надежды на выздоровление у того, кто заболел, абсолютно нет. Есть
лишь надежда, что здоровые не заболеют - к счастью, это не очень заразная
болезнь. Неизвестно, как она передается, ибо иногда жена не заражается от
мужа, а болезнь распространяется в разных концах города.

Первые ее симптомы - появление чешуек на коже, зуд, воспаление. Затем
ослабевают кости, поскольку начинает растворяться кальций. Тело становится
словно резиновым, но это все еще первая стадия. Вскоре начинают
затвердевать внешние ткани. На поверхности глаз появляются пленки, могут
закрываться ноздри, кожа становится грубой и твердой. В этой стадии
человек получает способность к прорицательству, характерную для
сомнамбулистов. Душа иногда покидает тело на несколько часов, хотя
жизненные процессы продолжаются. Далее, через двадцать дней после начала
болезни, происходит кристаллизация: скелет распадается, а кожа трескается,
и на ней образуются кристаллы. В это время больной чрезвычайно красив.
Кристаллы играют внутренним светом: фиолетовым, зеленым, красным. Все это
время внутреннее тело изменяется, как будто человек превращается в куколку
бабочки. Как ни странно, органы продолжают жить и в этой стадии, хотя
человек не способен уже общаться и не понимает, что с ним происходит.
Наконец изменения доходят до жизненно важных органов, и процесс
заканчивается. Кризис наступает быстро: краткие конвульсии, исход энергии
из нервной системы, тело слегка выгибается в виде дуги, раздается звон
стекла - и все кончено.

На планете, откуда пришла болезнь, подобные процессы не являются
патологией: это метаморфоз обычный для ее обитателей, результат
тысячелетней эволюции. А на Земле кристаллизация стала смертельным
недугом.

Поскольку болезнь не поддается лечению, мы с Олмейн могли предложить
только слова утешения этим невежественным и перепуганным людям. Я сразу
понял, что эпидемия только недавно поразила деревню. Больные были в разных
стадиях заболевания. Их всех положили в хижину. Слева от меня лежали
только что заболевшие, в полном сознании люди, которые яростно расчесывали
свои руки. Вдоль задней стены стояло пять кроватей с больными в
пророческой стадии. Справа лежали больные в разной степени кристаллизации,
а впереди лежал один, которому явно оставалось жить несколько часов.

Олмейн отпрянула от двери.

- Это ужасно, - прошептала она, - я не войду.

- Мы обязаны. Это наш долг.

- Я никогда не хотела стать Пилигримом.

- Ты хотела успокоения, - напомнил я. - А это нужно заработать.

- Мы заразимся.

- Воля может найти нас, где угодно, Олмейн. Ее выбор случаен. Здесь
не больше опасности, чем в Перрише.

- Почему здесь столько больных?

- Эта деревня чем-то прогневила Волю.

- Как складно ты обращаешься с мистицизмом, Томис, - горько сказала
она. - Я тебя не понимаю. Думала, ты человек здравого смысла. Этот твой
фатализм ужасен.

- Я видел, как пала моя планета, - сказал я. - Я видел погибшего
Принца Роума. Несчастья воспитывают подобное отношение. Войдем, Олмейн.

Мы зашли. - Олмейн неохотно. Страх охватил меня, но я его скрыл. Я
достойно вел спор с этой женщиной-Летописцем, которая была моей спутницей,
но все равно мне стало страшно.

Усилием воли я себя успокоил.

Нужно искупление и еще раз искупление, - сказал я себе. Если мне
суждено заболеть этой болезнью, я уповаю на Волю.

Очевидно Олмейн тоже пришла к какому-то решению, когда мы вошли. Она
делала обход вместе со мной. Мы шли от одной лежанки к другой с опущенными
головами и со звездными камнями в руках. Мы что-то говорили. Мы улыбались,
когда больные просили нас подбодрить их. Мы читали молитвы: Олмейн
остановилась около девушки, которая была во второй стадии заболевания. Ее
глаза были уже закрыты ороговевшей тканью. Олмейн опустилась на колени и
прижала звездный камень к слоящейся щеке девушки. Девушка что-то
прорицала, но к сожалению мы не знали этого языка.

Наконец, мы подошли к тому, кто был в последней стадии. Он лежал в
своем собственном саркофаге. У меня как-то пропал страх и у Олмейн тоже...
Мы долго стояли возле этого человека и тогда она прошептала:

- Как ужасно! Как замечательно! Как красиво!

Нас ждали еще три хижины.

Около дверей толпились селяне. Когда выходили из каждой хижины,
здоровые падали на землю, хватали нас за одежды, умоляя, чтобы мы молились
за них перед Волей. Мы говорили то, что положено в таких случаях и это
было искренне. Те, кто был внутри, воспринимали наши слова с безразличием,
как бы понимая, что у них нет шансов, а те, кто был снаружи, жадно внимали
нашему каждому слову. Староста деревни - вернее исполняющий его
обязанности, ибо настоящий лежал больной - непрерывно благодарил нас так,
как будто мы в самом деле что-то сотворили.

Когда мы вышли из последней хижины, мы увидели невдалеке фигурку -
это был Измененный Берналт. Олмейн подтолкнула меня.

- Он все время ходит за нами, Томис. От самого Моста.

- Он тоже идет в Ерслем.

- Да, но почему он здесь остановился?

- Тихо, Олмейн. Будь вежлива.

- С Измененным?

Берналт приблизился к нам. Он был облачен в мягкое белое одеяние,
которое подчеркивало необычность его внешности. Он печально кивнул в
сторону деревни:

- Какая трагедия! Воля наказывает эту деревню.

Он рассказал, что прибыл сюда несколько дней назад, и встретил друга
из Нейроби. Я понял, что это тоже Измененный, но оказалось, что друг
Берналта - Хирург и остановился в этой деревне, чтобы как-нибудь помочь
больным. Мне показалось странной дружба между Измененным и Хирургом, а для
Олмейн это было отвратительно и она не скрывала своего отношения к
Берналту.

Из одной хижины, шатаясь, вышел частично кристаллизованный человек.
Берналт подошел к нему, мягко взял его и отвел обратно. Возвратившись к
нам, он сказал:

- Иногда даже приятно, что ты - Измененный. Вы ведь знаете, что нас
эта болезнь не поражает. Внезапно его глаза сверкнули. - Я вам не
навязываюсь, Пилигримы? Кажется, вы каменные под масками. Я не желаю вам
вреда... мне уйти?

- Нет, конечно, - возразил я, думая как раз наоборот, ибо
естественное презрение к Измененным наконец поразило и меня. - Оставайся.
Я бы пригласил тебя идти вместе с нами в Ерслем, но ты же знаешь, нам это