Я задумалась на мгновение, прежде чем ответить.
— Кажется, не рассказывали.
— Нагваль и Нелида вслух обратились к намерению несомненно, это было там же, в кинотеатре — и провозгласили, что готовы без колебания и сожаления отдать все в своей жизни без остатка для того, чтобы помочь тебе. И сразу же после этого они вместе поняли, что не могут увезти тебя с собой сразу же, но должны будут еще некоторое время следить за тобой. Поэтому ты теперь можешь сказать, что именно магическое намерение привлекло тебя в этот дом. Воззвание нагваля и Нелиды подействовало. Посмотри, где ты теперь! Ты здесь и разговариваешь со своим доброжелателем.
Он взглянул на меня, чтобы понять, слежу ли я за ходом его мыслей. Я пристально смотрела на него, безмолвно умоляя точнее объяснить мне, что такое магическое намерение. Он заговорил о том, что имело ко мне лично более непосредственное отношение и сказал, что, судя по тому, что я рассказывала Кларе о себе, он склонен считать, что мое намерение направлено на полное поражение. По его словам, я неявно всегда намереваюсь быть сумасшедшей и неудачницей.
— Клара рассказывала мне все что ты ей говорила о себе, — сказал он, щелкнув языком. — Тот факт, например, что ты выскочила на арену в Японии, свидетельствует о том, что ты намеревалась доказать всему миру свою любовь к поражениям, а не умение выполнять комплексы движений каратэ.
Он сразил меня, сказав, что все мои поступки окрашены предвкушением поражения. Поэтому важнее всего для меня сейчас приобрести другое намерение. Он объяснил, что это новое для меня намерение называется магическим, потому что это не просто намерение, направленное на то, чтобы сделать что-то новое. Смысл магического намерения в том, чтобы подключиться к чему-то уже существующему, а именно — к намерению, которое уходит своими истоками в тысячелетнюю историю магической традиции.
Он сказал, что в этом магическом намерении нет места для поражений, потому что перед магами всегда был открыт лишь один путь: достигать успеха во всех своих начинаниях. Но для того, чтобы унаследовать это могущественное и ясное видение, маг должен преобразить все свое существо, а это подразумевает развитие у себя новых способностей и достижение более глубокого понимания. Понимание приходит вместе с вспоминанием, а способности появляются, когда маг безупречен в своих поступках.
Эмилито посмотрел на меня и похлопал ладонью по тыкве. Он объяснил, что в ней он хранит свои безупречные чувства и что дал мне хлебнуть магического намерения для того, чтобы развеять мои пораженческие настроения и подготовить к пониманию его наставлений. Он говорил еще чтото, но я не могла больше сосредоточить на этом свое внимание. Его голос начал усыплять меня. Совершенно неожиданно я почувствовала тяжесть во всем теле. Я напрягала зрение, чтобы разглядеть его лицо, но видела лишь белый туман, похожий на тот, который заполняет низины в сумерках. Я расслышала, как он велел мне лечь и, постепенно расслабляя мышцы, воссоздать в воображении эфирную сеть.
Я поняла, что он имеет в виду, и почти бессознательно последовала его указаниям. Я легла и начала перемещать осознание от стоп дальше по телу — к щиколоткам, икрам, коленям, бедрам, животу и позвоночнику. Затем я расслабила руки, плечи, шею и голову. Двигаясь осознанием по различным частям тела, я становилась все более сочной и тяжелой.
Затем смотритель приказал мне легко повращать глазами против часовой стрелки, давая им возможность свободно перемещаться в глазницах. Я продолжала расслабляться до тех пор, пока дыхание не стало плавным и ритмичным, пока грудь не стала подниматься и опускаться сама по себе. Я сосредоточивалась на убаюкивающих волнообразных движениях грудной клетки, когда он прошептал, что мне следует переместить сознание от головы как можно выше над собой и сделать там маленькое отверстие.
— Какое отверстие? — пробормотала я.
— Небольшое отверстие. Дырочку.
— Дырочку куда?
— Дырочку в пустоту, и которой парит твоя эфирная сеть, — ответил он. — Если ты вынесешь осознание за пределы своего тела, ты почувствуешь, что тебя со всех сторон окружает темнота. Попытайся проникнуть в эту темноту. Сделай дырочку, чтобы выйти в нее.
— Мне кажется, я не смогу, — сказала я, напрягаясь.
— Сможешь, ясное дело, — заверил он меня. — Помни, для магов нет невозможного, они достигают успеха во всем.
Он наклонился надо мной и шепотом сказал, что после того, как мне удастся сделать отверстие, я должна буду свернуть тело в трубочку, как свиток, и улететь вдоль энергетической линии, которая простирается из макушки моей головы в пустоту.
— Но ведь я же лежу, — вяло запротестовала я. — Макушка моей головы почти касается земли. Не лучше ли мне встать?
— Пустота окружает нас со всех сторон, — сказал он. Даже если мы стоим на голове, она тоже присутствует.
Затем тон его голоса изменился настолько, что стал напоминать недопускающие возражения команды. Он приказал мне сосредоточиться на отверстии и позволить своим чувствам и мыслям вытечь через него. Снова мои мышцы напряглись, ведь я еще не сделала никакого отверстия. Смотритель велел мне расслабиться, не думать больше об этом, а действовать и чувствовать так, словно я уже проделала отверстие.
— Выбрось в него все, что находится внутри тебя, сказал он. — Позволь всем своим мыслям, чувствам и воспоминаниям вытечь наружу.
Прекратив напрягать мышцы тела, я ощутила, что меня заполняет энергия, сметая все на своем пути. Меня словно кто-то выворачивал наизнанку: все притягивалось к макушке головы, устремляясь к ней, как горизонтальный водопад, а затем летело дальше, туда, где я ощущала отверстие.
— Отпусти себя на еще более глубоком уровне, — прошептал он мне на ухо. — Отдай себя всю пустоте.
Я сделала все что могла, для того, чтобы поступить так, как он говорил. Какие бы мысли не появлялись у меня в голове, они сразу же присоединялись к водопаду того, что вылетало из меня через макушку головы. Я смутно услышала, как смотритель сказал, что если я захочу улететь сама, мне нужно только отпустить себя, и меня унесет вслед за всем туда, куда я захочу. Прежде чем я позволила этому случиться, я почувствовала легкое, но не прекращающееся дерганье в левом боку. Я расслабилась и позволила этому ощущению продолжаться. Поначалу у меня создалось впечатление, что одна только голова наклонилась влево, но скоро все мое тело, казалось, начало скатываться в эту сторону. Мне чудилось, что я вот-вот упаду куда-то вбок, но в то же время я знала, что мое тело не движется с места. Я услышала за головой шум и увидела, что отверстие увеличилось в размере. Мне захотелось выползти наружу, протиснуться сквозь него и раствориться в пустоте. Вдруг все внутри меня пришло в движение: осознание начало перемещаться в направлении макушки головы, а затем выскользнуло наружу.
Я почувствовала, будто оказалась внутри огромной полости. Ее бархатистые стенки окружали меня со всех сторон. Было темно. Мое внимание приковала к себе светящаяся точка. Она то разгоралась, то угасала, появляясь и исчезая, когда я сосредоточивала на ней внимание. Затем пространство передо мной озарилось ярким светом. Потом все вокруг снова погрузилось во тьму. Дыхание, казалось, совсем прекратилось, и никакие мысли и образы больше не появлялись вокруг. Я больше не чувствовала своего тела. Последней моей мыслью было то, что я растворилась.
Я услышала громкий отрывистый звук, напоминающий хлопанье пробки. Внезапно ко мне вернулись все мои мысли, посыпавшись откуда-то, как куча обломков, а вместе с ними пришло осознание твердости земли, занемелости тела и того, что какое-то насекомое кусает меня в подошву. Я открыла глаза и осмотрелась. Смотритель, сняв мои туфли и носки, приводил меня в чувство тем, что тыкал в подошвы ног палочкой. Я хотела рассказать ему о том, что со мной произошло, но он остановил меня покачиванием головы.
— Не разговаривай и не двигайся до тех пор, пока снова не затвердеешь, — предостерег он меня. Он приказал мне закрыть глаза и дышать животом.
Я лежала на земле до тех пор, пока не почувствовала, что ко мне снова вернулись силы, затем села, опираясь спиной о ствол дерева.
— Ты открыла выход во тьму, и твой двойник вначале соскользнул влево, а потом прошел через него, — сказал смотритель, прежде чем я успела ему что-либо сказать.
— Я ясно чувствовала, как меня туда тянет сила, заметила я. — А потом я увидела яркий свет.
— Та сила была выходящим из тела двойником, — сказал он так, словно безошибочно знал, о чем я говорю. — А свет был глазом двойника. Поскольку ты занимаешься вспоминанием больше года, тебе уже удалось немного укрепить свои энергетические линии, и теперь они начинают двигаться сами. Но поскольку ты по-прежнему отягощена разговорами и размышлениями, эти линии еще не двигаются так легко и широко, как они смогут когда-нибудь делить ЭТО.
Я не понимала, что он имел в виду, когда говорил, что я укрепляла энергетические линии в ходе занятий вспоминанием. Я попросила его объяснить это.
— Что здесь объяснять? — спросил он. — Все сводится к энергии. Чем больше ее ты возвращаешь себе с помощью вспоминания, тем больше ее уходит на усиление двойника. Переход энергии к двойнику мы называем укреплением энергетических линий. Тот, кто может видеть энергию, заметит, что из тела человека выходит множество энергетических линий.
— А что все это значит для того, кто, подобно мне, не видит энергии?
— Чем больше у тебя энергии, — объяснил он, — тем больше у тебя возможностей замечать необычное.
— Мне кажется, что со мной все происходит не так: чем больше у меня появляется энергии, тем больше не в своем уме я становлюсь, — сказала я, и не пытаясь шутить.
— Не сбивай себя с толку подобными выводами, посоветовал он. — Восприятие — это великая тайна, потому что его совсем никак нельзя объяснить. Маги, как и все люди, что-то воспринимают, но то, что они воспринимают, не является ни хорошим, ни плохим. Это просто воспринимаемое. Если кто-то из людей посредством целенаправленных усилий получает возможность видеть больше, чем доступно обычному восприятию, они приобретают необычные способности. Тебе понятно, что я имею в виду?
Он отказался говорить на эту тему дальше. Вместо этого он снова провел меня сквозь дом и через парадную дверь к моему дереву. Он указал на верхушку дерева и сказал, что, поскольку на этом дереве расположены жилые помещения, оно оснащено громоотводом.
— В этих местах молнии бьют часто и очень сильно, отметил он. — Бывают грозы без единой капли дождя. Но когда видишь, что начинает идти дождь, или что в небе появилось много кумулонимбических облаков, залезай поскорее в домик на дереве.
— Когда появилось в небе много чего? — спросила я.
Эмилито засмеялся и ласково похлопал меня по спине.
— Когда нагваль Хулиан отправлял меня в домик на дереве, он сказал мне точно так же, но тогда я не осмелился его спросить, что это значит. И он мне тоже не объяснил. Только много позже я узнал, что он имел в виду грозовые облака.
Он посмеялся, глядя на тревожное выражение моего лица.
— Может ли случиться так, что молния ударит в дерево? — спросила я.
— Может, на твое дерево находится под защитой, ответил он. — А теперь давай, взбирайся наверх, а то скоро стемнеет.
Прежде чем я начала подъем, он дал мне мешочек с грецкими орехами, которые были уже разбиты, но не очищены.
Он сказал, что если уж мне суждено быть живущей на дереве, я должна питаться как белочка, съедая каждый раз немножко пищи, но ничего не есть ночью.
Мне эта идея понравилась, потому что перспектива слезать каждый раз вниз для того, чтобы сходить на кухню, меня не очень прельщала. Я сказала об этом ему.
— А оправляться ты любишь? — спросил он, хихикая. — Думается, что нет, потому что самое неприятное в жизни на дереве начинается тогда, когда нужно опорожнить кишечник. С человеческими экскрементами трудно иметь дело. Моя философия говорит, что чем меньше их у тебя, тем лучше ты приспособлена к жизни.
Эти его слова показались ему такими забавными, что, смеясь, он чуть не покатился по земле. Продолжая посмеиваться, он развернулся и ушел, а я осталась размышлять о его философии.
ГЛАВА 19
На следующую ночь была гроза с громом и молнией. Но нет на всей Земле способа описать мои переживания, когда я сидела в домике на дереве, а небо рассекали молнии, ударяя время от времени в деревья неподалеку. Описать мой страх невозможно. Я кричала еще громче, чем в первую ночь, когда мне казалось, что я вот-вот упаду с платформы, служившей мне кроватью. Это был какой-то животный ужас, он просто парализовал меня. Единственная мысль, способная удерживаться в моем сознании, была о том, что я — трусиха от рождения, и когда напряжение стало невыносимым, я потеряла сознание.
Сознание вернулось ко мне только в середине следующего дня. Когда я спустилась вниз, оказалось, что Эмилито уже ждет меня, сидя на одной из нижних веток так, что его ноги едва касаются земли.
— Ты выглядишь, как летучая мышь, выбравшаяся из ада, — заметил он.
— Что случилось этой ночью?
— Я чуть не умерла от страха, — ответила я.
Я не собиралась прикидываться бодренькой или создавать впечатление, что ничего не произошло. Я чувствовала себя точно так же, как, наверное, и выглядела — живой тряпкой.
Я сказала ему, что впервые за всю свою жизнь посочувствовала солдатам на поле битвы, потому что пережила тот же страх, который, должно быть, посещает их, когда рядом разрываются бомбы.
— Я не согласен, — сказал он. — Твой страх этой ночью был еще сильнее. Твои крики не были человеческими. А значит, они доносились с уровня двойника, и это был действительно непревзойденный страх.
— Эмилито, пожалуйста, объясни мне, что ты хочешь этим сказать.
— Твой двойник уже близок к осознаванию, поэтому в стрессовых ситуациях, подобных той, которая возникла у тебя прошлой ночью, он уже частично осознает себя, но при этом абсолютно испуган. Он еще не привык воспринимать мир. Твои тело и ум привыкли к этому, а двойник — еще нет.
Я была уверена, что если бы я была готова к тому, что ночью будет буря, я бы расслабилась и мои страхи и тревожные мысли не проявились бы в полную силу. Возможно, случилось бы даже так, что нечто во мне вышло бы за пределы тела, вышло из домика и спустилось на землю. Но этого не произошло, потому что я испугалась в первую очередь того, что заключена, поймана в своем теле.
— Когда мы входим в абсолютную темноту, туда, где ничто не отвлекает наше внимание, — сказал смотритель, — двойник одерживает верх. Он вытягивает свои эфирные конечности, открывает свои сияющие глаза и оглядывается по сторонам. Иногда это переживание еще более страшно, чем то, что выпало на твою долю этой ночью.
— Двойник не может так бояться, — заверила я его. Я в этом уверена.
— Ты еще ни в чем не можешь быть уверена, — возразил он. — Не сомневаюсь, что твои крики этой ночью были слышны до самого Таксона.
Его реплика задела меня. Было в нем что-то такое, что мне не нравилось, но я не могла точно знать, что это. Возможно, всему был виной его странный вид. Он не вел себя так, как подобает мужчине: он казался всего лишь тенью мужчины, хотя при более пристальном взгляде можно было заключить, что он довольно силен. Но больше всего мне претило то, что он не позволял мне вертеть собой, и это невероятно раздражало худшую сторону моего характера.
В порыве гнева я рявкнула:
— Как ты смеешь все время наезжать на меня, когда я говорю то, что тебе не нравится!
Стоило мне только выпалить эту фразу, как я тут же пожалела об этом и принесла свои искренние извинения за несдержанность.
— Сама не знаю, почему ты так сильно раздражаешь меня, — призналась я потом.
— Не переживай, — сказал он. — Это происходит потому, что ты чувствуешь во мне что-то такое, чего не можешь объяснить. Как ты сама выразила это, я веду себя не так, как подобает мужчине.
— Я не говорила этого, — запротестовала я.
Судя по его взгляду, он не верил моим словам.
— Нет, говорила, — настаивал он. — Ты сказала это моему двойнику несколько минут назад. Мой двойник слышит все и никогда не ошибается в интерпретации услышанного.
Мол нервозность и смущение достигли апогея. Я не знала, что ему ответить. Лицо у меня покраснело, а тело задрожало. Я не могла понять, почему это со мной происходит. Голос смотрителя прервал поток моих мыслей.
Шломо Вульф
Лукин Евгений
Лондон Джек
Ильин Андрей
Семенова Мария
Шилова Юлия