взрывом воронке, то и дело замирая от проносящихся над головами потоков
пуль, прижимаясь грудью к изодранной минными осколками земле, пережидая
грохочущий шквал разрывов и задыхаясь от потоков вихрящейся на ветру пыли.
Однажды Волошину так пахнуло в лицо землей, что он, обливаясь слезами,
минуту протирал забитые песком глаза, пока наконец стал что-то видеть. В
спешке он не мог даже оглянуться назад, но чувствовал, что Гайнатулин
ползет, и время от времени покрикивал через плечо: "Гайнатулин, вперед! Не
бойся, Гайнатулин! Вперед!"
навороченные взрывом глыбы и оказался в ее спасительной земной глубине.
Тут уже можно было вздохнуть. Руки его до локтей погрузились в
измельченную взрывом, густо нашпигованную осколками землю, которой до плеч
был засыпан боец-пулеметчик с окровавленным разбитым затылком. Земля на
дне воронки обильно пропиталась его липкой кровью, ноги у бойца были
растерзаны взрывом, а одна рука все еще цепко держалась за ручку
опрокинутого набок ДШК с загнутой набекрень стальной пластиной щита.
Волошин с усилием оторвал эту руку от пулемета и надавил на спуск.
Пулемет, к его удивлению, вздрогнул, коротенькой очередью взбив впереди
землю, и конец длинной засыпанной пылью ленты с патронами живо шевельнулся
в воронке.
прицельной рамки песок, высвободил из-под комьев всю ленту с полсотней
желтых крупнокалиберных патронов. Потом, вцепившись в пулеметные ручки,
осторожно высунулся из воронки - надо было определить дальность и
поставить прицел.
покатый изгиб склона скрывал ее от его глаз, впрочем, как и его от немцев,
иначе бы ему сюда, наверно, не доползти. Это было весьма огорчительно, тем
более что он уже понадеялся на свою удачу. Значит, надо было выбираться из
этой воронки, что под таким огнем было почти безрассудством. Гайнатулин
тем временем, видно поборов в себе испуг, стал вроде спокойнее и откопал в
воронке еще две коробки с патронами. Боеприпасов прибавилось, надо было
немедля открывать огонь.
разрывы и устремилась теперь половина пулеметного огня с высоты: там,
вдалеке за болотцем, у подножия высоты "Малой", копошились бойцы девятой.
Отсюда трудно было понять: то ли они готовились к броску на высоту, то ли
этот бросок не получился и они собирались откатиться в болото. Правда,
высотка была далековата даже и для его ДШК, но он решительно повернул
пулемет в ее сторону.
навел по самой верхушке траншеи и плавно надавил на спуск. Пулемет мощно
заходил в руках (понадобилась немалая сила, чтобы удержать его на
наводке), и очередь из десятка крупнокалиберных двенадцатимиллиметровых
пуль с визгом ушла за болотце. Кажется, она пришлась с недолетом, Волошин
прибавил прицел и снова старательно навел по траншее.
от разрывных, и он порадовался своему довоенному увлечению пулеметной
стрельбой. Правда, тогда он стрелял из "максимов", это было попроще. Зато
ДШК - сила, которую не сравнить с "максимкой". Только бы хватило патронов.
лежавшей от него высоте, во фланг немецкой траншеи, сам оставаясь в
относительной от нее безопасности. В промежутках он видел, как
зашевелились под ней серые фигурки бойцов, и обрадованно подумал: авось
пособил? Если не упустить момента и немедленно воспользоваться этим огнем,
то, может, и удастся сблизиться для рукопашной. На рукопашную теперь была
вся надежда, других преимуществ у них не осталось.
склоне совершенно закрывали от него высоту, и он переставал видеть, что
там происходит. Но когда была видимость, он упрямо нажимал спуск, почти
физически чувствуя, как его огонь разметывает земляной бруствер немецкой
траншеи. Самое время было атаковать.
сзади вдруг послышался шум, и кто-то ввалился в его воронку. Волошин
оторвался от пулемета - сплевывая песок, у его ног сидел весь закопченный,
запыленный, с разодранной полой полушубка лейтенант Маркин.
черту, лупите?
эта высота нужна. Ее приказано взять.
По обеим сторонам воронки сокрушающе грохнуло несколько разрывов, взвыли
осколки. Один из них, словно зубилом, звонко рубанул по краю щита, оставив
косой рваный шрам на металле. Сверху весомо зашлепали комья и густо
посыпалась земля, отряхнувшись от которой они торопливо вскинули головы:
еще кто-то ввалился в воронку, за ним следующий - оказалось, это был
Иванов с телефонистом. Тоже отплевываясь, командир батареи тыльной
стороной ладони протер запорошенные глаза.
с огневой есть?
Смотри, вон Кизевич у самой траншеи лежит. Ему бы чуть-чуть. Хоть для
психики.
измятый блокнот. - А ну передавай, Сыкунов.
частью отвлекает. Главное для пас - это высота.
добрались. Отойти им нельзя.
нехитрое.
батареи и ДШК. Через десять минут я поднимаю седьмую с восьмой.
начштаба, не узнал их - столько в них было безжалостной твердости.
Конечно, это его право распорядиться приданной артиллерией, имея в виду
главную задачу, но ведь Кизевич вплотную приблизился к своей удаче или к
погибели. По существу, вся судьба девятой решалась в эти короткие секунды,
как было не пособить ей?
накипавший гнев. - Два снаряда!
биноклем в руках, а Волошин на коленях бросился к пулемету. Дрожащими
руками он снова навел его на верхушку "Малой". Наверное, следовало
проверить наводку, но он, весь горя бешенством, надавил спуск, потом,
прицелясь, еще и еще, пока пустой конец ленты не выскользнул из приемника.
пулемета: на высоте за болотцем ветер сносил последние клочья пыли, и он
подумал, что стрелял не напрасно. Серые неуклюжие вдали фигурки, которые
копошились на склоне, оказались в какой-нибудь сотне метров от немецкой
траншеи. Но фигурки не торопились. Ругая их про себя за медлительность, он
с неприязнью подумал об их командире Кизевиче, который, впрочем, никогда
не отличался сноровкой, всегда медлил и опаздывал. Но вдруг он увидел
несколько мелькнувших на самой высоте человек, которые тут же неизвестно
куда и пропали, наверно, соскочили в траншею. Там, вдали, слабо бабахнули
разрывы гранат, еще кто-то промелькнул на гребне задымленной высоты, и он
обрадованно понял: ворвались! Теперь для девятой все будет решаться в
траншее.
коробку с патронами. Безразличный к его словам Маркин сидел на скосе
воронки, со злым видом уставясь на телефониста, который встревоженным
голосом вызывал в трубку "Березу", и Волошин понял, что связь с огневой
оборвалась. Окончательно убедившись в этом, телефонист бросил на аппарат
трубку и чуть приподнялся, чтобы выскочить из воронки на линию. Но не
успел он сделать и шага, как, ойкнув, схватился за грудь и осел к ногам
Иванова.
хватаясь за связиста и пытаясь расстегнуть неподатливые крючки его шинели.
Но лицо телефониста быстро бледнело, веки странно задергались, и слабеющим
голосом он выдавил:
на какой-то далекой точке, рука упала с груди, и Иванов опустил его на дно
воронки.
Гайнатулина. - Эй, слышь? Быстро на линию, устранить порыв!
меня атака срывается.