страшного лагеря. Взяв по толстому стволу упавшей пальмы, чтобы легче было
плыть, они вошли в воду, но гнилые бревна впитывали воду, как губка, и
вскоре пошли ко дну, быстро затонули; последнюю сотню метров Тристану
пришлось тащить Изабель на себе, и ее белая рука вцепилась в блестящее
плечо Тристана, как пиявка в бок осетра. По счастью, здешним пираньям,
пощипавшим их за ноги, не был ведом вкус человечины, и потому они
покусывали кожу не до крови, которая приводит их в ярость. Теряя силы,
Тристан доплыл до песчаной отмели, и они с Изабель, задыхаясь, выбрались
на противоположный берег. Сами о том не подозревая, они пересекли
водораздел и из района, где реки текут на юг, в Парагвай, пришли в земли
Пареси, откуда все речки и ручейки текут на север, через тысячи километров
впадают в Амазонку.
диких восковых пальм царила приятная колеблющаяся тень; сквозь стройные
качающиеся стволы деревьев Тристан и Изабель видели поросший травой и
кустарником склон, спускающийся к новой реке, и холм, возвышающийся уже по
ту сторону реки. День клонился к вечеру; тонкий узор теней становился все
плотнее, москиты и небольшие песчаные мухи снова начали кусать Тристана и
Изабель, но они уже давно перестали замечать их.
дыхание Изабель замедлилось и стало прерывистым, повернул голову, чтобы
еще раз увидеть ее профиль: с загорелого лба и с висков падали на землю
пряди мерцающих светлых волос, а выступающие челюсти говорили о
чувственности и склонности к шалостям - он заметил это еще с первого
взгляда на пляже. Его пальцы нащупали болтающееся на высохшем пальце
кольцо с надписью "ДАР", и его глаза совершенно равнодушно зафиксировали
присутствие за головой Изабель высоких кожаных сапог, сильно потрепанных и
изношенных. Рядом стояли другие ботфорты, похожие на изможденные ноги
животного, оканчивавшиеся вверху рваными штанинами из грубого выцветшего
сукна.
чуднЫм, церемонным акцентом, какой Тристану не приходилось слышать раньше.
За позолоченной чашей гарды на другом конце рапиры виднелось пухлое, но не
изнеженное, заросшее бородой бронзовое лицо, затененное широкополой
кожаной шляпой. - Судя по твоему виду, ты давно бродишь в поисках пищи.
Проще простого проткнуть тебя насквозь. А что за видение спит рядом с
тобой? Наверное, прекрасная принцесса, сбежавшая со двора Хуана Пятого.
Черная и белая шахматные фигурки пришли сыграть с нами партию-другую!
вокруг, Тристан догадался, что сейчас случится что-то забавное. Даже когда
они надели ему на запястья тяжелые ржавые кандалы, а шею заковали в
железный ошейник с цепью, он понял, несмотря на бессилие и усталость, что
это делается для его же блага.
из рассыпающегося театра грез.
небесные!
потертую и залатанную кожу; на груди у каждого было что-то вроде панциря
из грубой кожи, подбитого изнутри ватой, - достаточно удобного, решила
Изабель, и в то же время прочного, чтобы защитить от стрел. Одежду они,
похоже, носили по многу лет; у некоторых разбойников шляпы были сшиты из
пальмовых листьев, а не из кожи, а кое-кто просто повязал голову платками.
Были среди них и увечные: однорукие или одноногие. Несколько разбойников
держали на плече мушкет или аркебузу. Услышав голос Изабель, они
зачарованно зашептались, словно до этого Богом забытого обломка
цивилизации донеслось из Венеции или Антверпена звонкое пение арфы.
Десятки лет минули с тех пор, как они в последний раз слышали голос белой
женщины. Разбойников сопровождали человек двадцать индейцев, одни из
которых были абсолютно голыми, а другие носили мешковатые штаны и куртки.
У одного осклабившегося дикаря из продырявленного носа торчали в стороны
перья попугаев; другие украсили свою наготу браслетами из обезьяньих шкур
и нитками ожерелий из речного перламутра; все они, включая нескольких
женщин, которые либо на руках, либо в утробе несли ребятишек, составляли
небольшой дружный отряд. Они окружили Тристана и назойливо, как
пчелы-глазолизы, без тени смущения ощупывали его со всех сторон, словно он
представлял собой какой-то чудной механизм.
воспользовавшись этим, загородить собою Тристана, однако грубость, с
которой ее отшвырнули прочь, показала ей, что их восхищение белокожей
красавицей не было беспредельным. Кроме того, воздействие ее тихого
женского голоса и акцента кариоки на ушные перепонки этих разряженных в
кожу искателей приключений тоже имело определенные границы. Тем не менее
человек с рапирой - вожак отряда - с какой-то странной почтительностью
позволил ей держать в руке цепь от ошейника Тристана, словно признавая за
ней право собственности на черномазого мужчину.
внезапно возникла пропасть. И это после долгого путешествия, во время
которого их высохшие тела почти слились в одно!
Голос Тристана чуть смягчился.
Расчищенные поля и ухоженные посадки маниоки и бобов подготовили их к
появлению поселка - беспорядочного скопления круглых, крытых пальмовыми
листьями хижин, одни из которых были лишены стен, как полагается у
индейцев, а другие имели толстые бревенчатые или глинобитные стены,
обеспечивая европейцу иллюзию замкнутого пространства. Вдоль реки стояли
рядами деревянные подставки для вяления рыбы и рамы из жердей, на которых
сохли сети. Неподалеку в куче щепы валялись и несколько недостроенных
долбленых лодок. Выгоревшее на солнце знамя с крестом и щитом трепыхалось
на бамбуковом шесте, венчавшем крышу самого большого здания в поселке -
помещения для собраний, куда могло поместиться все население. Через час,
после того как ловкие и настойчивые индейцы накормили и помыли пленников,
их доставили именно в это здание, где уже собралась толпа, и подвели к
другому бронзоволицему мужчине - постарше и постройнее; он сидел в похожем
на трон плетеном кресле с высокой спинкой, украшенной пятнистой шкурой и
головой ягуара с оскаленной пастью.
отправлявшихся во внутренние районы Бразилии за золотом и рабами в
XVII-XVIII веках] отважных и набожных паулистов, - сказал тот, иронично
представляясь пленникам. - Мое имя Антониу Альварес Ланьес Пейшоту. Ты уже
знакома с моим младшим братом Жозе де Альваренга Пейшоту.
скулах и большом горбатом носу переходил в золото. Заметив, что Изабель не
сводит глаз с его носа, он приложил к нему палец и сказал:
говоря, один из бывших сынов Авраамовых, как и половина населения
Сан-Паулу. Влияние Священной инквизиции Баийи не распространяется на наш
юг, хотя, - торопливо добавил он, - иезуиты не обнаружили бы у нас
недостаточного рвения в соблюдении веры, клянусь ранами на теле Господнем.
Мы ли не рисковали жизнью и здоровьем ради спасения душ язычников? Разве
не бродили мы годами по адской земле кактусов и муравейников, разве не
терзали нас самые ужасные острозубые рыбы и насекомые, каких только
Создатель всего сущего изволил сотворить? Разве не осаждали нас
безжалостно дикари, коих мы стремились спасти от греха, дикари,
вооруженные и доведенные до безумия испанскими иезуитами, этими тварями в
черных сутанах, изменниками своей расы и веры?
даже в самые страстные мгновения своей речи оратор не сводил с нее
блестящих маленьких глазок цвета янтаря, - сколько к отряду оборванных
воинов, толпившихся за спиной у пленников.
- поносил он иезуитов, - в так называемых резервациях, содержа их в наготе
и безделье. Мы в наших поселениях и королевских имениях уже давно обратили
бы их в боговдохновенную веру, научили полезному труду и одели в
цивилизованную одежду.
давно.
дебрям, дав обет не возвращаться домой без индейцев и золота. Ну а ежели
мы и переживем парочку королей, а по дороге чудесным образом родим
пару-тройку ребятишек, что с того? Ведь мы вернемся в наши имения богатыми
людьми, с полчищами работящих слуг. Если что, можем обменять их на участки
земли! Белое золото - наша цель, красное золото - наша добыча!
обращаясь тем не менее к Изабель. - Они бьют нас по правой щеке, мы
подставляем левую: только захватываем их в плен, в то время как они,
окажись на нашем месте, просто убили бы своих пленников. Во мраке своего
безбожия они поедают мозг и внутренние органы своих врагов, чтобы обрести
храбрость в бою. Мы же искореняем эти дурацкие обычаи и обучаем настоящей