бревном. Но коснуться, перевернуть, посмотреть ему в лицо...
за ногу! Туда его кантуйте, где полого...
масс. Побито нагнулся и ухватил стоптанный каблук. Однако ботинок неожиданно
легко слез вместе с носком, обнажив грязно-восковую ороговевшую пятку. И тут
нас дружно, без предварительных судорог, в три глотки вырвало.
поступил в школу, -- вальдшнеп в траве на том же гречишном поле. За
давностью картинка смазана, осталась схема впечатлений. Вечер летний, но
прохладный уже, августовский, очень ясный, кучевые облака собрались к
западному горизонту и сопровождают багряное раздутое солнце, на которое
можно смотреть не щурясь. Я гулял на холмах и возвращаюсь домой; на ужин
будут блины со сгущенкой; мне уютно, я в бабушкиной желтой вязаной кофте. Я
не помню, что привлекает мое внимание; как будто и вовсе не было никакого
знака: по чистому наитию я делаю шаг в сторону с тропинки, сажусь на
корточки и ладонями раздвигаю у края пашни высокую, густую, выгоревшую за
долгое сухое лето зелень. Наверное, первогодок, почти еще птенец: в цвет
сепии, с пестринами, с длинным прямым клювом -- даже не пытается взлететь,
но жмется к земле, втягивает голову в сложенные крылья и словно косит на
меня по-заячьи, назад и вверх. Я знаю вальдшнепа, среди других диковинных
птиц вроде глухаря и удода, по этикеткам спичечных коробков -- целая птичья
серия -- и до сих пор пребывал в убеждении, что водятся они только где-то в
дремучих лесах. С минуту я разглядываю его затаив дыхание. Он не так уж и
мал, но кажется таким невесомым и хрупким, что я опасаюсь чем-нибудь
повредить ему, если возьму в руки, хотя взять хочется. Потом отпускаю траву
и отступаю. И дома ничего не рассказываю -- боюсь, что мне не поверят...
разумеется, -- золотые денечки, но не до такой же степени, чтобы вспоминать
о них двое суток подряд. Суп виноват. По дороге с вокзала, в овощной лавке,
Андрюха наскреб на кочанчик капусты и банку томат-пасты. К вечеру я соорудил
отличное густое варево. Только крышка у перечницы оказалась плохо завернута,
и весь перец ухнул в кастрюлю разом. Так что за ужином пришлось попотеть.
Отозвалось мне это с запозданием, ранним утром. Спать я уже не мог,
решительно проснуться не хватало воли -- вертелся, икал в полубреду, вот и
лезли в голову неожиданные вещи. Сквозь пелену слышал раздраженное Андрюхино
шарканье -- то ли он и сам страдал, то ли мои утробные звуки его разбудили.
Когда за ним хлопнула дверь, я пожалел, что талдычил ему о деньгах слишком
настойчиво. К пожару недр примешивалась знакомая невротическая беспричинная
тревога -- и хрен ее развеешь в одиночестве. А он возьмет да скроется
теперь, и правильно сделает, -- чтобы я не пенял ему насчет долга
понапрасну, до срока. Я, конечно, не думал, что он не вернется никогда:
вещи-то остались в шкафу. В походах и экспедициях демократично зарастающий
грязью наравне со всеми, в городе Андрюха стирал дважды в неделю и чугунным
утюгом, найденным у меня под плитой, манипулировал, бывало, ночи напролет.
Ему не вытерпеть долго без свежих рубашек -- разве что в Люберцах держит
второй гардероб... Но, спросив себя, а как вообще-то у Андрюхи с совестью --
то есть способен ли он, хотя бы и на день всего, ради своего душевного
комфорта бросить друга заведомо без еды и средств, -- я пришел к выводу, что
после десяти лет знакомства не могу ответить твердо. Светлые часы я
пробродил между кроватью и кухней, где пил воду методом ослика: десять
глотков согнувшись в поясе, закинув руку за спину и напрягая горло, -- и на
некоторое время помогало. Я все-таки очень надеялся, что Андрюха позаботится
не только о себе и с минуты на минуту преподнесет какой-нибудь съедобный
сюрприз. Приблизились сумерки. Надежда угасала. Чтобы успеть до закрытия, я
поспешно оделся и побежал на рынок. Там дешево продал три тома хозяйского
Фрейда торгующему книгами инвалиду. И потратил значительную часть выручки в
чистеньком кафетерии при кулинарии, вдоволь напившись чаю с эклерами и
ромовыми бабами.
я сел на рыночной площади в подъехавший троллейбус. Здесь, на конечной, не
набралось и пяти пассажиров. Но выруливал троллейбус на весьма оживленную
улицу, и я рассудил так: если народа и дальше останется немного, можно
прокатиться до другого конца и обратно -- все-таки убью часика полтора; если
же будет битком -- просто сойду на углу своего переулка. Чуда не случилось,
и на следующей остановке хлынула в двери застоявшаяся толпа. Однако я не
стал продираться к выходу. Место я занял хорошее, первое за кабиной
водителя, где достаточно голову повернуть -- и ты вроде бы сам по себе,
отдельно; спокойно наблюдаешь, как за окном расплываются в звезды и галло
красные огни попутных и желтые -- встречных машин. А с открытого бока меня
удачно загородил брезентовым чехлом для работ студент-художник с учебником
"Тени и перспектива".
моей спонтанной и бесцельной поездке мало-помалу замаячила вполне конкретная
цель. Я сделал неутешительные подсчеты. Судя по тому, на какую непомерную
сумму я сегодня начаевничал, жизнь продвигалась вперед семимильными шагами и
все вокруг опять вздорожало. Значит, за Фрейда я получил сущие копейки, с
которыми и двух дней не протянешь... В общем, когда перевалили филевский
мост, я уже точно знал, куда и зачем еду: в родные пенаты, к матери, просить
взаймы. Много она не даст, да и вряд ли у нее есть -- но что-нибудь, может,
и перепадет.
только как вошла. У Рыжика с утра расстройство. Не везде еще убрала... Ну, я
рада. Давай снимай куртку, мне нужно досмотреть...
вскочил ей на колени. Я думал -- фильм, оказалось -- информационная
программа. Я все еще не привык к новым реалиям и страстям, мне по инерции
виделось что-то противоестественное в том, с каким алчным вниманием теперь
следят за новостями. Сообщили о пикете с кумачовыми транспарантами возле
ленинского паровоза на Павелецком вокзале -- коммунисты поднимали голову.
прыжкам с парашютом, затем -- дельтапланеристом. Своевременно уловив, откуда
дует денежный ветер, он взялся осваивать новомодный параплан -- управляемый
парашют, стартующий с земли. Сей летучий муж, имея в подмосковном "Туристе"
двадцатисекундный полет на трехметровой высоте, потерял от восторга
бдительность и приземлился с переломом обеих ног и правой ключицы. Отныне
два месяца из трех он проводил в больницах: сперва наращивал недостающие
кости, затем пытался излечить тромбофлебит, -- благо львиную долю расходов
пока принимало на себя спортивное общество, в котором он состоял. Их сын
как-то незаметно для меня вырос и уже заканчивал школу.
подстерегающих здесь: не стоило садиться на диван -- свитер тут же покрылся
кошачьими шерстинками. Это не счистишь щеткой, нужно снимать по одной. Я
чертыхнулся:
если берешь домашнюю, она рано или поздно соображает, что можно уйти. Пару
недель еще возвращаются -- и все. Наверное, их отлавливают. И я, конечно, на
будущее зарекаюсь. А без них скучно...
морду и сдавленно вякнул.
навещает. Он из подвала. Тоже юноша -- проныра ужасный. Я его подкармливаю.
тут окончательно стало до лампочки. Только часов прибавилось. Мать не то
чтобы коллекционировала часы, но почему-то именно интересный будильник, или
конструктивистский настенный механизм, или ходики под старину привлекали ее
в универмагах в первую очередь. Время на каждом циферблате свое --
обслуживать это хозяйство, регулярно заводить и менять батарейки руки у нее
уже не доходили. Я спросил, где брат.
ведь я его караулить?! Я съездила, узнала: действительно там занятия, с
шести до девяти. И он в десять как штык дома. Но все равно у меня сердце не
на месте. Мне кажется, он курить начал. Видимо, он чем-то заедает, но от
одежды потягивает табаком.
институт?
асфальту, у того не было детства.
без двоек. И военную кафедру не отменили. Да господи, в какой угодно, лишь
бы поступил. В армию разве можно сейчас? Куда их завтра пошлют, с кем
воевать? Телевизор включать страшно...
следующим. Потом, институт -- не единственный способ. Тем более теперь и
после институтов гребут за милую душу...
образуется. И уже офицером... О чем ты говоришь -- не единственный? Не в
психушку же ему ложиться!
например, по сердечной линии или там по сосудистой -- комиссуют по всяким
статьям... Найти знающего врача, заплатить. И пусть пишет ему обращения,
обследования, диагноз такой, чтобы трудно проверялся, -- тогда и в госпиталь
Прозоров Александр
Юрьев Сергей
Акунин Борис
Круз Андрей
Шилова Юлия
Афанасьев Роман