Чтение 30–й страницы книги ~Комедианты~

ним познакомился в более счастливые времена, когда небольшая группа
писателей и художников собиралась у меня в "Трианоне". Помню, он читал
свои стихи - изысканные, мелодичные, слегка упадочные, vieux jeu
[старомодные (фр.)], под Бодлера. Как далеки теперь от нас эти дни! Все,
что от них осталось, - это ромовые пунши Жозефа.

- Вот вам первый беженец, ваше превосходительство, - сказал Хамит. - Я
так и думал, что вы появитесь, мсье Филипо.

- О нет! - сказал молодой человек. - Что вы! Пока нет. Насколько я
знаю, когда просишь политического убежища, ты должен прекратить
политическую деятельность.

- А какой политической деятельностью вы хотите заняться? - спросил я.

- Расплавляю старое фамильное серебро.

- Не понимаю, - сказал посол. - Возьмите мою сигару, Анри. Настоящая
"гавана".

- Моя дорогая и прекрасная тетя мечтает о серебряной пуле. Но одна пуля
может не попасть в цель. Нужно много пуль. К тому же нам придется иметь
дело не с одним дьяволом, а с тремя: с Папой-Доком, главой тонтон-макутов
и с начальником дворцовой охраны.

- Хорошо, что на американские кредиты они покупали оружие, а не
микрофоны, - сказал посол.

- А где вы были утром? - спросил я.

- Я только что вернулся из Кап-Аитьена и опоздал на похороны. Может,
это и к лучшему. Меня задерживали на каждой заставе. Очевидно, принимали
мой вездеход за первый танк армии вторжения.

- А как обстоят дела там?

- Да никак. Все кишит тонтон-макутами. Если судить по количеству темных
очков, можно подумать, что ты в Голливуде.

В это время вошла Марта, и я рассердился, что она раньше поглядела на
него, хотя и понимал, что благоразумнее, если она не будет обращать на
меня внимания. Она и поздоровалась с ним, по-моему, чуть-чуть теплее, чем
надо.

- Анри! - сказала она. - Я так рада, что вы пришли. Я за вас очень
боялась. Побудьте у нас хоть несколько дней.

- Я не могу оставить тетю одну. Марта.

- Приведите и ее сюда. С ребенком.

- Пока еще не время.

- Смотрите, как бы потом не было поздно. - Она обернулась ко мне с
приятной, ничего не означавшей улыбкой, которой обычно одаривала вторых
секретарей, и сказала: - Мы совсем заштатное посольство, пока у нас нет
своих беженцев, правда?

- Как здоровье вашего сына? - спросил я.

Мне хотелось, чтобы вопрос так же ничего не значил, как и ее улыбка.

- Боли немножко утихли. Он очень хочет вас видеть.

- Неужели? Зачем я ему?

- Он очень любит видеть наших друзей. А то ему кажется, что о нем
забыли.

- Эх, если бы у нас были белые наемники, как у Чомбе! - сказал Анри
Филипо. - Мы, гаитяне, уже лет сорок деремся только ножами и битыми
бутылками. Нам необходимо иметь хоть несколько человек, обладающих опытом
партизанской войны. Горы у нас не ниже, чем на Кубе.

- Но у вас нет лесов, где можно прятаться, - сказал я. - Ваши крестьяне
их вырубили.

- И все же мы долго не сдавались американской морской пехоте. - Он
добавил с горечью: - Я говорю "мы", хоть и принадлежу к другому поколению.
Наше поколение научилось живописи - знаете, картины Бенуа покупают для
Музея современной живописи (конечно, они стоят много дешевле европейских
примитивов). Наших писателей издают в Париже, а теперь они и сами туда
переселились.

- А как ваши стихи?

- Они были довольно звучные, правда? Но под их напев Доктор пришел к
власти. Мы все отрицали, а в результате утвердился этот черный дьявол.
Даже я за него голосовал. Знаете, а я ведь понятия не имею, как стрелять
из ручного пулемета. Вы умеете из него стрелять?

- Ну, это дело простое. За пять минут научитесь.

- Научите меня.

- Сначала надо раздобыть пулемет.

- Научите меня по чертежам и пустым спичечным коробкам, а потом я,
может, и раздобуду пулемет.

- Я знаю человека, который куда больше годится вам в учителя, чем я, но
пока что он сидит в тюрьме. - Я рассказал ему о "майоре" Джонсе.

- Они его избили? - спросил он со злорадством.

- Вот это здорово! Белые не любят, когда их бьют.

- Он как будто отнесся к побоям очень спокойно. Мне показалось, что он
к этому привык.

- Вы считаете, что у него есть военный опыт?

- Он говорит, будто воевал в Бирме, но тут ему приходится верить на
слово.

- А вы не верите?

- Что-то в нем есть недостоверное, или, точнее сказать, не совсем
достоверное. Когда я с ним говорил, мне вспомнились дни моей молодости в
Лондоне - я уговорил один ресторан взять меня на работу; я знал
французский и наврал, будто служил официантом у Фуке. Я все время боялся,
что меня выведут на чистую воду, но мне это сошло с рук. Я ловко себя
запродал, как бракованную вещь, где дефект заклеен ярлычком с ценой. Не
очень давно я так же успешно выдавал себя за эксперта по живописи, и опять
никто не вывел меня на чистую воду. Иногда мне кажется, что Джонс играет в
ту же игру. Помню, я посмотрел на него как-то вечером после концерта на
пароходе - мы плыли с ним из Америки - и подумал: а не комедианты ли мы,
брат, с тобой оба?

- Это можно сказать о большинстве из нас. Разве я не был комедиантом,
когда писал стихи, от которых так и несло "Цветами Зла" [цикл стихов
Бодлера], и печатал их за свой счет на дорогой бумаге? Я отправлял их на
рецензию в ведущие французские журналы. Это была ошибка. Меня вывели на
чистую воду. Я ни разу не прочел о своих стихах ни единой критической
заметки, не считая того, что писал Пьер Малыш. На потраченные деньги я,
пожалуй, мог бы купить пулемет. (Слово "пулемет" казалось ему теперь
магическим.)

- Ладно, не горюйте, давайте вместе играть комедию, - сказал посол. -
Возьмите мою сигару. Налейте себе чего-нибудь в баре. У меня хорошее
виски. Может, и Папа-Док тоже только комедиант.

- Ну нет, - сказал Филипо. - Он настоящий. Чудовища всегда настоящие.

Посол продолжал:

- И нечего так уж сетовать на то, что мы комедианты, это благородная
профессия. Правда, если бы мы были хорошими комедиантами, тогда у людей по
крайней мере выработался бы приличный вкус. Но мы провалили свои роли, вот
беда... Мы плохие комедианты, хоть и вовсе не плохие люди.

- Избави господи! - сказала Марта по-английски, словно обращаясь прямо
ко мне. - Я не комедиантка. - Мы о ней забыли. Она заколотила кулаками по
спинке дивана и закричала им уже по-французски: - Вы слишком много
болтаете. И несете такую чепуху! А у моего мальчика только что была рвота.
Вот, у меня еще руки пахнут. Он плакал, так ему было больно. Вы говорите,
что играете роли. А я не играю роль. Я занимаюсь делом. Я подаю ему тазик.
Даю аспирин. Я вытираю ему рот. Я беру его к себе в постель.

Она заплакала, не выходя из-за дивана.

- Послушай, дорогая... - смущенно сказал посол.

Я даже не мог к ней подойти или как следует на нее посмотреть: Хамит
следил за мной с иронией и сочувствием. Я вспомнил, что мы спали на его
простынях, - интересно, сам ли он их менял? Он знал не меньше интимных
подробностей, чем собака проститутки.

- Вы нас всех пристыдили, - сказал Филипо.

Марта повернулась и вышла, но в дверях зацепилась каблуком за ковер,
споткнулась и чуть не упала. Я пошел за ней и взял под руку. Я знал, что
Хамит за мной следит, но посол, если что-нибудь и заметил, ловко это
скрыл.

- Скажи Анхелу, что я поднимусь к нему попрощаться через полчаса, -
сказал он.

Я притворил за собой дверь. Она сняла туфлю и стала прикреплять
оторвавшийся каблук. Я взял у нее из рук туфлю.

- Тут ничего не сделаешь, - сказал я. - У тебя нет других?

- У меня их пар двадцать. Как ты думаешь, он знает?

- Может быть. Не уверен.

- А нам от этого будет легче?

- Не знаю.

- Может, тогда нам не придется играть комедию.

- Ты же сказала, что ты не играешь.

- Я хватила через край, да? Но весь этот разговор мне был противен. Все
мы вдруг показались мелкими, никому не нужными нытиками. Может, мы и есть
комедианты, но чему тут радоваться. Я по крайней мере что-то делаю,
правда? Даже если это плохо. Я же не представлялась, будто не хочу тебя. И
не представлялась, что люблю тебя, в первый вечер.

- А теперь ты меня любишь?

- Я люблю Анхела, - сказала она, словно защищаясь, и стала подниматься
в одних чулках по широкой старомодной лестнице. Мы вошли в длинный коридор
с нумерованными комнатами.

- У вас много комнат для беженцев.

- Да.

- Найди какую-нибудь комнату для нас. Сейчас.

- Слишком опасно.

- Не опаснее, чем в машине, и какое это имеет значение, если он
знает...