Чтение 30–й страницы книги ~Человеческий фактор~

цирроз. Завтра мне придется поехать на рентген. Я сказал Персивалу, что
пью не больше кого другого, а он сказал, что печенка не у всех одинаковая
- у одних слабее, чем у других. Врачей ведь не переспоришь.
- На твоем месте я бы сейчас не пил виски.
- Он сказал "урезать" - вот я и урезал: налил себе полпорции. И обещал
ему больше не нить портвейна. Ну и недельку-другую не буду. Чтоб доставить
ему удовольствие. Я рад, что вы заглянули, Кэсл. Знаете, а доктор Персивал
в самом деле немного меня напугал. У меня было такое впечатление, что он
не все мне говорит. Ведь это же будет ужасно, верно, если меня решат
послать в Л.-М., а _он_ не пропустит. И еще я одного боюсь... они с вами
не говорили обо мне?
- Нет. Вот только Дэйнтри спросил сегодня утром, доволен ли я тобой, и
я сказал - абсолютно.
- Вы хороший друг, Кэсл.
- Это всего лишь дурацкая проверка службы безопасности. Помнишь тот
день, когда ты встречался с Синтией в зоопарке... я сказал им, что ты был
у дантиста, тем не менее...
- Да. Я из тех, кого всегда прищучивают. А ведь я редко нарушаю
правила. Наверно, считаю, что в этом проявляется лояльность. Вот вы -
другой. Стоит мне один-единственный раз взять с собой донесение, чтоб
почитать за обедом, - и я попался. А вы, я видел, выносите их без конца.
Вы идете на риск - как, говорят, вынуждены идти священники. Так что, если
утечка произошла по моей вине, - хотя, конечно, неумышленно, - я приду к
вам исповедоваться.
- В расчете, что я оглушу тебе грехи?
- Нет. Но в расчете на некоторую справедливость.
- Тогда ты ошибаешься, Дэвис. Я не имею ни малейшего представления о
том, что значит "справедливость".
- И вы приговорите меня к расстрелу на заре?
- О нет. Я всегда готов отпустить грехи людям, которые мне по душе.
- Выходит, настоящая-то угроза нашей безопасности - это вы, - заметил
Дэвис. - И сколько же времени, вы думаете, продлится эта чертова проверка?
- Наверное, пока не обнаружат утечки или не решат, что никакой утечки
вообще не было. Возможно, в Пятом управлении какой-то господин принял
слушок за истину.
- Или какая-то дама, Кэсл. Почему это не может быть женщина? Это вполне
может быть одна из наших секретарш, если ни я, ни вы, ни Уотсон тут ни при
чем. У меня при одной этой мысли мурашки идут по телу. Синтия на днях
обещала поужинать со мной. Я поджидал ее "У Стоуна", а за соседним
столиком сидела хорошенькая девушка и тоже ждала кого-то. Мы обменялись
улыбочками: ведь нас обоих подвели. Так сказать, товарищи по несчастью. Я
уже собрался было заговорить с ней - в конце концов, Синтия ведь надула
меня, - а потом у меня возникла мысль: а может, мне подставили эту
девчонку, может, они слышали, как я заказывал столик по телефону с работы.
Может, Синтия не пришла, потому что ей приказали. А потом, кто бы вы
думали, явился и сел за столик к девушке, - догадайтесь, кто, - Дэйнтри!
- Это была, по всей вероятности, его дочь.
- В нашем заведении используют ведь и дочерей, верно? До чего же
идиотская у нас профессия. Никому нельзя доверять. Я не доверяю теперь
даже Синтии. Вот она перестилает мне постель, а сама бог знает чего там
ищет. Найдет же она только вчерашние хлебные крошки. Они еще и их
подвергнут анализу. Ведь в крошке может быть запрятана микрофишка.
- Я не могу больше у тебя сидеть. Почта из Заира пришла.
Дэвис поставил на стол стакан.
- Черт знает что - даже у виски вкус стал другой, с тех пор как
Персивал напичкал меня этими мыслями. А как _вы_ думаете, есть у меня
цирроз?
- Нет. Просто не перегружайся какое-то время.
- Это легче сказать, чем сделать.
Когда мне все осточертевает, я пью. Вам вот повезло - у вас есть Сара.
Кстати, как Сэм?
- Он без конца спрашивает про тебя. Говорит, никто не умеет так играть
в прятки, как ты.
- Славный маленький паршивец. Хотелось бы и мне иметь такого паршивца -
только от Синтии. Надежды, надежды!
- Климат в Лоренсу-Маркише не очень подходящий...
- О, говорят, вполне о'кей для детишек до шести лет.
- Что ж, Синтия, пожалуй, начинает сдаваться. В конце концов, ведь это
она перестилает тебе постель.
- Да, заботиться она, я думаю, будет обо мне как мать, но она из тех
девчонок, которые все время хотят кем-то восхищаться. Ей бы кого
посерьезнее - вроде вас. А моя беда в том, что в делах серьезных я не умею
вести себя по-серьезному. Как-то стесняюсь. Вот вы можете себе
представить, чтобы кто-то стал восхищаться мной?
- Сэм же восхищается.
- Сомневаюсь, чтобы Синтии нравилось играть в прятки.
В эту минуту в комнату вошла Синтия. И сказала:
- Все твои простыни были сбиты в кучу. Когда тебе в последний раз
перестилали постель?
- Уборщица приходит к нам по понедельникам и пятницам, а сегодня -
четверг.
- Почему ты сам ее не перестелишь?
- Ну, я натягиваю на себя одеяло, когда ложусь, - больше мне ничего и
не надо.
- А эти типы из окружающей среды? Куда они смотрят?
- О, они натасканы не замечать загрязнения, пока их официально об этом
не известят.
Дэвис проводил обоих до дверей. Синтия сказала:
- До завтра. - И пошла вниз по лестнице. А через плечо добавила, что ей
нужно сделать еще уйму покупок.
- "Зачем ее взгляд так долог был, Коль она не хотела, чтоб я
полюбил..." - процитировал Дэвис.
Кэсл был поражен. Вот уж никак он не ожидал, что Дэвис читал Браунинга
[Браунинг Роберт (1812-1889) - английский поэт] - разве что в школе.
- Ну, - сказал он, - я пошел назад, к почте из Заира.
- Извините, Кэсл. Я знаю, как вас раздражает необходимость возиться с
этой почтой. Но я не сачкую, правда нет. И дело не в перепое. У меня ноги
и руки стали точно из желе.
- Залезай-ка обратно в постель.
- Думаю, так я и поступлю. Сегодня Сэм едва ли получил бы удовольствие
от игры со мной в прятки, - добавил Дэвис вслед уходящему Кэслу,
перегнувшись через перила. Кэсл уже дошел до самого низа, когда Дэвис
окликнул его: - Кэсл!
- Да? - Кэсл посмотрел вверх.
- Вы не думаете, что это может явиться препятствием?
- Препятствием?
- Я бы стал другим человеком, если бы меня послали в Лоренсу-Маркиш.
- Я сделал все, что мог. Разговаривал с шефом.
- Вы славный малый, Кэсл. Чем бы это ни обернулось, - спасибо.
- Ложись в постель и отдыхай.
- Думаю, так я и поступлю.
Но он продолжал стоять и смотреть вниз, пока Кэсл не вышел из дома.

7

Кэсл и Дэйнтри прибыли в Бюро регистрации последними и заняли места в
мрачной комнате с коричневыми стенами, в последнем ряду. Четыре ряда
пустых стульев отделяли их от остальных приглашенных, которых было около
десяти они, словно в церкви, разделились на два противостоящих клана, и
каждый клан с критическим интересом и известной долей презрения
разглядывал другой. Только шампанское способно будет, пожалуй, привести их
к перемирию.
- Это, я полагаю, Колин, - сказал полковник Дэйнтри, указывая на
молодого человека, который подошел к его дочери, стоявшей у стола
регистратора. И добавил: - Я даже не знаю его фамилии.
- А кто та женщина с платком? Она, видимо, чем-то расстроена.
- Это моя жена, - сказал полковник Дэйнтри. - Надеюсь, нам удастся
сбежать до того, как она нас заметит.
- Этого нельзя делать. Ведь ваша дочь тогда и знать не будет, что вы
тут были.
Регистратор начал говорить. Кто-то произнес: "Ш-ш-ш", точно в театре,
когда подняли занавес.
- Фамилия вашего зятя Клаттерз [Клаттерз - (от англ. clatter) -
"суматоха", "беспорядок", "шум"], - шепнул Кэсл.
- Вы уверены?
- Нет, но похоже, что так.
Регистратор произнес краткое, без Божьего благословения, напутствие,
которое иной раз именуют "светской проповедью", и несколько человек,
взглянув в качестве извинения на часы, направились к выходу.
- Вы не думаете, что мы тоже можем удрать? - спросил Дэйнтри.
- Нет.
Тем не менее, когда они вышли на Виктория-стрит, никто, казалось, не
замечал их. Такси подлетали словно стервятники, и Дэйнтри снова попытался
сбежать.
- Нехорошо это будет по отношению к вашей дочери, - возразил Кэсл.
- Я ведь даже не знаю, куда они все едут, - сказал Дэйнтри. - Очевидно,
в какой-то отель.
- Мы можем последовать за ними.