выглядывала из Нонны Юрьевны, скорое играла в какую-то игру, и лесничий
никак не мог сообразить, сколь далеко игра эта заходит. И поэтому ему было и
легче и проще, когда на смену этой таинственной женщине приходила знакомая
девчонка с круглыми от страха глазами.
дверей нет.
сейчас Нонна Юрьевна в растерянности топталась на пороге.
перепутаю, куда идти, то наткнусь на стул. Он загремит, и вы успеете
заорать.
Спокойной ночи.
Юрьевна успела не только улечься, но и успокоиться. Затем погасил свет, на
цыпочках прокрался к дивану, и старый диван завопил всеми пружинами, как
только он на него уселся.
Что вы хотели, Нонна?
вскочил, шагнул в соседнюю комнату, с грохотом оттолкнув стоявший на пороге
стул.
кутаясь в халатик. И сразу остановился.
ему казалось, что он слышит бешеный стук ее сердца. Юрий Петрович сделал еще
шаг, неуверенно опустился на колени на вытертый гостиничный коврик и бережно
взял ее руки. Она покорно отдала их, и халатик на ее груди сразу разошелся
наивно и беззащитно.
слышали только, как неистово бьются сердца.
может быть, не любит? Боже мой, как же он может не любить ее, когда он
здесь, рядом? Когда он стоит на коленях и целует ей -- ей -- руки?
сейчас ни о чем думать. Это все проносилось, мелькало в ее голове, это все
пыталась осознать, ухватить пугливая девчонка, а женщина неотступно думала
лишь о том, что он слишком уж долго целует ее руки.
лбом.
забилась в ней. А Юрий Петрович еще стоял на коленях, еще был далек, так
недосягаемо далек для нее. И она повторила:
глаза глядят или назло всем съела бы целую коробку спичек: таким путем, по
словам мамы, покончила с собой какая-то очень несчастная девушка. Это была
последняя попытка отчаянной женщины, что до сих пор тайно жила в ней.
Последняя попытка победить одиночество, ночную тоску, беспричинные слезы и
важные очки, которых Нонна мучительно стеснялась.
в ней уже не было спора, сейчас и отважная женщина и трусливая девчонка
очень согласно улыбались друг другу в ее душе.
позволения, она могла что-то запрещать, а что-то разрешать, и от этого
внезапно обретенного могущества чуть кружилась голова. Она приподняла
ресницы, увидела, как белая фигура, опять громыхнув стулом и чертыхнувшись,
проплыла в соседнюю комнату, услышала, как чиркнула спичка, почувствовала
дымок. И сказала:
Смелость Юрия Петровича испарялась с быстротой почти антинаучной.-- Нет, я не
женат... То есть формально я женат, но... Понимаешь, я даже маме никогда не
говорил, но тебе обязан...
Нонна Юрьевна обрадовалась, обнаружив его в себе.
заискивающий голос, и в ней уже бунтовало что-то злое и гордое. И,
подчиняясь этой злой, торжествующей гордости, Нонна сбросила одеяло и начала
неторопливо одеваться, И, несмотря на то, что она впервые одевалась при
мужчине, ей не было стыдно: стыдно было ему, и Нонна это понимала.
Замужество, загсы, свадьбы -- какая чепуха! Какая, в сущности, все чепуха!
Все на свете! Я сама пришла и сама уйду. Я свободная женщина.
удержать. Нонна спокойно оделась, спокойно расчесала волосы.
могут подумать горничные, представляешь? Ужас, что они могут про тебя
подумать!
забившись в угол, прижав к себе новый, круглый, как футбольный мяч,
ученический глобус, и впервые в жизни жалела, что никак не может заплакать.
без движения и выкурив пачку сигарет, вечером написал-таки письмо
таинственной Марине, но не отправил, а три дня таскал в кармане. А потом
перечитал и порвал в клочья. И опять недвижимо сидел за столом, который
каждый день покрывался новыми слоями входящих и исходящих. И опять полночи
сочинял письмо, которое на этот раз начиналось: "Любимая моя, прости!.." Но
Юрий Петрович не был мастак сочинять письма, и это письмо постигла участь
предыдущих.
гостиничной кровати.-- Завтра же, утренним поездом.
себя последними словами. Нет, не за Нонну Юрьевну.
практикантка. К тому времени Юрий Петрович уже отвык от студенческой
болтовни, еще не привык к миниюбкам и ходил за практиканткой, как собачонка.
Девчонка вертела застенчивым лесничим с садистским наслаждением, и порой
Юрию Петровичу казалось, что не она у него, а он у нее проходит практику.
Через неделю она объявила, что у нее день рождения, потребовала шампанского,
и руководитель хозяйства лично смотался за двести километров на казенном
мотоцикле. Когда шампанское было выпито, практикантка покружилась по комнате
и объявила:
окончательно потерял голову.
взбитых простыней.
получили свидетельство и жирные штампы в паспорта, а через три дня молодая
жена укатила в Москву. Юрий Петрович в то время боролся с непарным
шелкопрядом на дальнем участке и, вернувшись, обнаружил дома только записку:
писать на институт. Письмо долго где-то блуждало, ответ пришел только через
два месяца и был коротким, как их супружеская жизнь:
истории и писем больше не писал. Потом пришлось сдавать дела, и уже в
Ленинграде от студенческого товарища Чувалов узнал новость, заставившую его
Свержин Владимир
Каргалов Вадим
Пехов Алексей
Березин Федор
Лукин Евгений
Роллинс Джеймс