Чтение 30–й страницы книги ~Монсеньор Кихот~

показаться странным, почему у меня ботинки с меткой.

- Странным мне кажется то, что вы помогали преступнику бежать от
закона.

- У него ведь был пистолет... но он, конечно, не применил бы его. Он бы
ничего не выиграл, если бы нас пристрелил.

- Жандармы под конец приняли такое объяснение, хотя этот человек
выкинул пистолет и отрицал, что он когда-либо у него был. Так или иначе,
жандармы, видимо, установили, что, во-первых, вы спрятали его в своем
багажнике и солгали им. Это-то вы делали не под угрозой пистолета.

- Я им не солгал, ваше преосвященство. Пожалуй... словом, ответил
немного уклончиво. Жандармы ведь впрямую не спросили, находится ли он у
меня в багажнике. Конечно, я могу в свое оправдание заявить, что был под
"большим моральным давлением". Отец Герберт Йоне отмечает, что преступник,
привлеченный к суду, - а если стать на точку зрения закона, то я
преступник, - может заявить: "невиновен", пользуясь общепринятой формулой,
а на самом деле это означает: "Я не виновен перед законом, пока моя вина
не доказана". Отец Йоне даже считает, что преступник может квалифицировать
обвинение как клевету и представить доказательства своей предполагаемой
невиновности, но тут отец Герберт Йоне, по-моему, заходит слишком далеко.

- Да кто такой этот отец Герберт Йоне?

- Выдающийся немецкий теолог-моралист.

- Слава богу, что не испанец.

- Отец Эррера с великим уважением относится к нему.

- Так или иначе, я приехал сюда не для того, чтобы рассуждать о
теологии морали.

- Я всегда считал это крайне запутанным предметом, ваше преосвященство.
К примеру, я не могу не удивляться по поводу концепции закона природы...

- И не для того я приехал, чтобы рассуждать о законе природы. У вас
поразительный дар, монсеньор, отвлекаться от предмета.

- Какого предмета, ваше преосвященство?

- Тех скандалов, которые вы вызвали своим поведением.

- Но если меня обвиняют во лжи... разве это не из сферы теологии
морали?

- Я очень, очень стараюсь поверить... - И епископ снова издал долгий
вздох, что побудило отца Кихота с жалостью, но не без удовлетворения
подумать, уж не страдает ли епископ астмой. - ...повторяю: _очень_
стараюсь поверить, что вы тяжело больны и не понимаете, в каком опасном
находитесь положении.

- Ну, мне кажется, это можно сказать про всех нас.

- Про всех нас?

- Я имею в виду - котла мы начинаем задумываться.

Епископ издал какой-то странный звук - отцу Кихоту это напомнило
Тересиных куриц, когда они несутся.

- Ах, - произнес епископ, - к этому-то я и подхожу. Опасные мысли. Ваш
спутник-коммунист, безусловно, навел вас на такие размышления...

- Ни на что он меня не наводил, ваше преосвященство. Просто дал мне
повод задуматься. Видите ли, в Эль-Тобосо... я с большой теплотой отношусь
к хозяину гаража (он так хорошо смотрит за "Росинантом"), а вот мясник -
тот, в общем-то, человек премерзкий... я вовсе не хочу сказать, что люди
мерзкие - совсем уж никудышные, и, конечно, есть монашки, которые готовят
превосходные пироги, но в этот свой отпуск я почувствовал такую свободу...

- И похоже, это была весьма опасная свобода.

- Но ведь Он же даровал нам свободу, верно? Потому Его и распяли.

- Свободу... - повторил епископ. Слово прозвучало как взрыв. - Свободу
нарушать закон? Вам, монсеньору? Свободу ходить на порнографические
фильмы? Помогать убийцам?

- Нет, нет, я же сказал вам - он промахнулся.

- И взять себе в попутчики коммуниста! Рассуждать с ним о политике...

- Да нет же, нет. Мы дискутировали на более серьезные темы, чем
политика. Хотя, должен признаться, я до тех пор понятия не имел, что Маркс
столь благородно защищал Церковь.

- Маркс?

- В высшей степени непонятый человек, ваше преосвященство. Уверяю вас.

- Какие же книги вы читали во время этой... необычайной... экспедиции?

- Я всегда беру с собой святого Франциска Сальского. На сей раз, чтобы
доставить удовольствие отцу Эррере, я взял с собой и отца Герберта Йоне. А
мой друг дал мне почитать "Коммунистический манифест"... Нет, нет, ваше
преосвященство, это совсем не то, что вы думаете. Конечно, я не могу
согласиться со всеми мыслями, которые там изложены, но Маркс крайне
трогательно воздает должное религии - он говорит о "священном трепете
религиозного экстаза" [Маркс К., Энгельс Ф., "Манифест Коммунистической
партии", I].

- Не могу я больше сидеть тут и слушать бред больного человека, -
произнес епископ и поднялся.

- Я слишком надолго задержал вас, ваше преосвященство. То, что вы
приехали ко мне в Эль-Тобосо, было великим актом милосердия с вашей
стороны. Доктор Гальван заверит вас, что я вполне здоров.

- Телом - возможно. Я думаю, вам нужен врач совсем другого рода. Я,
конечно, проконсультируюсь с доктором Гальваном, прежде чем писать
архиепископу. И буду молиться за вас.

- Я очень благодарен вам за ваши молитвы, - сказал отец Кихот.

Он заметил, что епископ перед уходом не протянул ему для поцелуя руки с
перстнем. Отец Кихот покорил себя за то, что слишком вольно с ним
разговаривал. "Огорчил я бедного человека, - подумал он. - С епископами,
как и с людьми очень бедными и необразованными, следует быть особенно
осторожным".

Из коридора за дверью донеслось перешептыванье. Затем в замке
повернулся ключ. "Значит, я - пленник, - подумал отец Кихот, - совсем как
Сервантес".

ГЛАВА II
Второе путешествие монсеньора Кихота

Отца Кихота разбудил звук клаксона - ту-ту-ту. Даже во сне он узнал
голос "Росинанта", который ни с чем не спутаешь, - жалобный звук, не
имеющий ничего общего с нетерпеливым, гневным, раздраженным зовом большой
машины, - звук, просто возвещающий: "Я тут, если я вам нужен". Отец Кихот
тотчас подошел к окну и выглянул на улицу, но "Росинант", должно быть,
стоял где-то вне поля его зрения, ибо он увидел лишь ярко-синюю машину, а
не ржаво-рыжую. Он подошел к двери, забыв, что она заперта, и потряс
ручку. Голос Тересы откликнулся:

- Тихо, отец. Дайте ему еще минутку.

- Кому дать еще минутку?

- Отец Эррера пошел ведь принимать исповедь, но если в церкви никого
нет, он в исповедальне долго сидеть не станет, так что я велела парню из
гаража, чтоб он быстрее шел в церковь, пока отец Эррера еще там, да чтоб
придумал подлиннее исповедь - надо ведь его задержать.

Отец Кихот ничего не понял. Он не один десяток лет прожил в Эль-Тобосо,
но такого с ним еще не бывало. Отчего все так изменилось?

- Ты что, не можешь открыть дверь, Тереса? "Росинант" вернулся.

- Да знаю я. В жизни б не сказала, что это он, бедняжка, - еще бы: он
теперь ведь ярко-синий и даже с новым номером.

- Пожалуйста, Тереса, открой дверь. Я должен посмотреть, что произошло
с "Росинантом".

- Не могу, отец, потому как нет у меня ключа, но не волнуйтесь - он
сдюжит, только потерпите еще минутку.

- Кто сдюжит?

- Мэр, конечно.

- Мэр? А где он?

- У вас в кабинете. Где же еще? Отец Эррера-то ведь запер ваш шкаф -
вот мэр теперь его и открывает моей шпилькой да еще с помощью бутылки
оливкового масла.

- А оливковое масло тут при чем?

- Не знаю, отец, но я верю мэру.

- А что там, в шкафу?

- Ваши брюки, отец, и вся верхняя одежда.

- Если он может открыть шкаф, почему же он не может открыть эту дверь?

- Именно это я ему и сказала, а он говорит про какие-то там приоритеты.

Отец Кихот решил терпеливо ждать, но терпение его подвергалось
серьезному испытанию под влиянием комментариев Тересы.

- Ох, я думала, он уже открыл шкаф, но замок оказался больно крепкий,
так что мэр взял теперь лезвие отца Эрреры. Ох, и достанется же нам,
потому как отец Эррера все их на счету держит... Ну вот, теперь он сломал
лезвие. Господи ты боже мой! Ковыряется маникюрными ножницами отца
Эрреры... Стойте, стойте, потерпите немножко... слава тебе господи,
открыл. Надеюсь только, дверь он откроет быстрее, не то отец Эррера того и
гляди вернется - у парня-то из гаража не хватит ведь смекалки так долго
его там держать.

- Как вы, отче, в порядке? - послышался из-за двери голос мэра.

- В полном порядке, но что вы сотворили с "Росинантом"?

- Я остановился у моего приятеля в Вальядолиде и подновил "Росинанта",
чтоб жандармы не узнали его, - во всяком случае, с первого взгляда. Сейчас
я займусь вашей дверью.

- Не старайтесь. Я могу и в окно вылезти.

"Хорошо, - подумал отец Кихот, - что никто не видит, как местный
священник вылезает в пижаме из своего окна и стучит в собственную дверь".
Тереса из скромности ретировалась на кухню, и отец Кихот поспешно оделся у
себя в кабинете.