баролифтом "Джулио делла Пене" отсюда было миль десять - час спокойного
хода. Аракелов задал курс авторулевому и включил двигатель.
неощутимый, скрывался в этой тьме Великий Морской Змей, тихоокеанский
неотилозавр Аракелова. Где-то в этой тьме бродили неведомыми путями его
ближайшие родичи - "долгоносики", чудовище "Дипстар", змей Ле-Серрека,
чудовище "Дзуйио-Мару"... Они должны были жить спокойно, ибо их охранял
закон - придуманный и принятый людьми. И совсем рядом, в каких-то двух
милях к югу, скрывалась в этой тьме законсервированная рудничная станци
АМИ-01, где ожидал своей участи Душман - человек, этот закон преступивший.
А там, наверху, в сотнях миль отсюда, спешил к Факарао "Ханс Хасс", унос
тело человека, который пытался встать на пути у Душмана. И там же,
наверху, но уже совсем рядом, представали мысленному взору Аракелова
"Джулио делла Пене" и люди, готовившиеся принять его на борт.
подводной тьме. И люди встречали его. Он был плотью от плоти и мыслью от
мысли этого человеческого мира. Он не знал никого на борту "Джулио делла
Пене"; он успел познакомиться всего с несколькими людьми на борту "Ханса
Хасса"; среди них вполне могли оказаться такие, с кем он вряд ли захотел
бы встретиться вновь. Но всех их объединяло одно - то самое, чему пыталс
противопоставить себя Душман. Они были вместе. Каждый из них представлялс
сейчас Аракелову пучностью некоего незримого поля. Поля дружеских рук.
Поля уверенности и надежды. И пока оно существует, ты не можешь остатьс
один. Никогда.
рандеву оставалось четыре мили. И ему вдруг нестерпимо захотелось наверх -
к солнцу. К ветру. К людям.
извивалась по откосу, сейчас, ночью, казавшемуся Аракелову и вовсе
обрывом. То и дело приходилось петлять меж здоровенных каменных глыб, -
иные были не меньше патрульной субмарины. Однако куда зловредней этих
облизанных всеми ветрами вулканических бомб, последних яростных плевков
древнего вулкана, которому был обязан своим происхождением остров,
оказались камешки поскромнее - не крупнее обыкновенного булыжника.
Аракелов уже несколько раз так стукался о них, что потом по доброй минуте
стоял, тряся в воздухе ушибленной ногой, словно кот мокрой лапой, и
совершенно по-кошачьи же тихонько шипел от злости.
том-сойерщину, любовь к театральным эффектам, которые никак не пристали
солидному пятидесятилетнему мужику. В самом деле, кто мешал ему чинно и
благородно уйти поутру, чуть свет, пока ганшинская братия еще сны
досматривает? Оно, конечно, спозаранок вставать - не подарок, но хоть шел
бы по-человечески... Так нет же! Приспичило дурню великовозрастному
переться середь ночи...
аракеловскую, записку, как прочтет ее и какой станет у него физиономия -
обиженной, раздраженной и злой. От этой картины боль улетучивалась, и
Аракелов продолжал спуск. Несколько раз из-под его ног сперва с легким
шорохом, а после - с дробным перестуком скатывались мелкие камешки, он
здорово рассадил себе левую руку об острую, словно специально заточенную,
грань какой-то глыбы, но полчаса спустя добрался-таки до узкой полоски
пляжа. Это не был пляж в полном смысле слова - просто неширокий, метра
три, не больше, карниз, затоплявшийся во время ночного прилива (дневной в
здешних краях невысок, он не в счет), но в отлив здесь было удивительно
хорошо загорать. В углублениях и выбоинах оставалась вода, и в ней
копошились моллюски, которых Папалеаиаина готовила по рецептам местной
кухни, а Аракелов - итальянской, отбивая мускулистое тело до толщины
кружева и потом зажаривая в кипящем масле. Получалась хрустящая,
поджаристая, ни на что не похожая корочка... Впрочем, предаватьс
воспоминаниям было некогда. Аракелов вздохнул, присел на корточки и стал
развязывать мешок.
для его эскапады и не нужно было превращаться в батиандра. Не нужен был
ему даже акваланг - в поверхностных, богатых кислородом водах вполне
хватало обычного "намордника", как именовалась на жаргоне рифкомберов
фильтрующая маска Робба-Эйриса. Название родилось не случайно: если
обычная маска закрывала только глаза и нос, то намордник охватывал лицо
полностью - для увеличения площади фильтра. Правда, одной активированной
пластины хватало всего на восемь-десять часов, но Аракелову и этого было
более чем достаточно. К тому же в мешке лежала пара запасных - на всякий
случай. За долгие годы работы батиандра такая запаслива
предусмотрительность стала второй натурой Аракелова - порой даже вопреки
здравому смыслу.
место кроссовки, шорты и рубашку, загерметизировал мешок и с минуту играл
клапанами, придавая ему нулевую плавучесть. Затем занялся собственной
экипировкой. Застегнул пояс, проверил, хорошо ли фиксируется в ножнах
кинжал, нацепил поводок от фонаря на один из карабинов, а фал от мешка -
на другой. Порядок. Тогда он приладил "намордник" и, улегшись на карниз
животом, опустил голову в воду. Стандартная процедура проверки - три
полных вдоха. Фильтр работал прекрасно. Тоже порядок. Аракелов задержал
дыхание, натянул ласты и привычно - спиной вперед - ухнул в воду.
Ободранную руку сразу же засаднило, и он выругался про себя.
рыбки, Аракелов неторопливо поплыл вдоль берега; мешок тянулся сзади,
словно большая темная медуза. Метров через триста он добрался до похожего
на древесный гриб каменного козырька. В расщелине под ним жил старый
группер, с которым они уже успели не только познакомиться, но и
подружиться, если можно назвать дружбой отношения, при которых один только
дает, а другой только берет... Да и что было взять Аракелову с
флегматичной полутораметровой рыбины? Но сейчас ему нечем было угостить
знакомца; впрочем, тот наверняка спал: групперы - рыбы дневные. Поэтому
Аракелов погрузился на семь-восемь метров по ощущению - батиметра при нем
не было - и стал разыскивать вход в пещеру.
черный провал входа открылся неожиданно, хотя, казалось бы, он назубок
вызубрил все приметы, а на зрительную память Аракелову жаловаться не
приходилось. Прилив набирал силу, и течение властно повлекло Аракелова в
туннель. Он не сопротивлялся, но и не старался ускорить движение, легкими
шевелениями ластов удерживая тело в центре потока. Четверть часа спустя он
уже выбрался из воды в первом гроте.
все-таки спелеологом он был, мягко выражаясь, никудышным. Так, значит,
где-то в углу должен быть проход во второй грот. Он повел лучом фонаря по
стене; в медленно движущемся овале света тут и там вспыхивали яркие
блестки. Ага, вот - крупная жирная стрела, аккуратная такая, четкая.
Молодец, Венька, хорошая работа! Интересно, как он там сейчас? Если все
идет по плану, он уже милях в пятнадцати-семнадцати от острова, а к утру
должен быть в Папалениме... Вот и следующая стрелка. Значит, все
правильно. Аракелов медленно пробирался вдоль стены. Последняя стрела косо
указывала вниз, на крошечное озерцо черной, маслянисто отблескивающей
воды. Сифон. Аракелов вновь напялил "намордник" и ласты, нырнул, нащупал
проход - узкий тоннель, в который он едва-едва мог протиснуться. Плыть тут
приходилось чуть ли не по-пластунски, одно утешение, что недолго: через
каких-нибудь три-четыре минуты этот подводный лаз кончился, и Аракелов
очутился в следующем гроте.
невыразителен и безлик, что язык не поворачивался говорить о нем иначе,
чем просто о первом гроте, то этот они с Венькой, не сговариваясь, нарекли
Колонным храмом. Почему храмом, а не залом, гротом или пещерой - трудно
сказать. Может быть, потому, что при первом же взгляде в уходящую в тьму
перспективу толстых каменных столбов, поддерживавших низкий, метра
три-четыре, не больше, потолок - не сводчатый, как у большинства пещер, а
на редкость плоский - вспоминался Карнакский храм и чудилось, что вот-вот
мелькнет меж колоннами фигура египетского жреца... Да и по рассказам
Папалеаиаины в одной из пещер был древний храм, капище или, как там
назвать, место молитв ее предков. Может, как раз здесь? Однако Аракелов
оставаться тут не собирался - ему нужно было забраться поглубже, подальше,
чтобы в случае, если станут его искать, поиски эти затруднить елико
возможно. Скорее всего, правда, искать его не станут. И очень может быть,
что демонстрация его останется бессмысленным жестом. Но поступить иначе он
не мог. Нельзя было иначе.
правой держа фонарь, Аракелов медленно двинулся через грот. Тени колонн
падали вперед и вкось, в стороны, стен не было видно, а под ногами лежал
плотный, сбитый песок... Интересно, откуда он тут, ведь пещера эта не
затоплялась? Да если бы и затоплялась, занести сюда песок море не могло