Чтение 30–й страницы книги ~Мои скитания~

-- А! Вы кто такой? -- очень вежливо обратился ко мне полковник, но тут
подскочил квартальный.

-- Я уж спрашивал, да отвечает, прежде, мол, его на-пой, накорми, потом
спрашивай. Полковник улыбнулся.

-- Правда это?

-- Конечно! На Руси такой обычай у добрых людей есть, -- ответил я, уже
успокоившись.

Ведь я рисковал только головой, а она недорога была мне, лишь бы отца
не подвести.

-- Совершенно верно! Я понимаю это и понимаю, что вы не хотите говорить
при всех. Пожалуйте в ка-бинет.

-- Прикажете конвой-с?

-- Никаких. Оставайтесь здесь.

Спустились, окруженные полицейскими, этажом ни-же и вошли в кабинет.
Налево стоял огромный медведь и держал поднос с визитными карточками. Я
остановился и залюбовался.

-- Хорош!

-- Да, пудов на шестнадцать!

-- Совершенно верно. Сам убил, шестнадцать пудов. А вы охотник? Где же
охотились?

-- Еще мальчиком был, так одного с берлоги такого взял.

-- С берлоги? Это интересно... Садитесь, пожалуйста. Стол стоял поперек
комнаты, на стенах портреты ца-рей -- больше ничего. Я уселся по одну
сторону стола, а он напротив меня -- в кресло и вынул большой револьвер
Кольта.

-- А я вот сначала рогатиной, а потом дострелил вот из этого.

-- Кольт? Великолепные револьверы.

-- Да вы настоящий охотник? Где же вы охотились? В Сибири? Ах, хорошая
охота в Сибири, там много мед-ведей!

Я молчал. Он пододвинул мне папиросы. Я закурил.

-- В Сибири охотились?

-- Нет.

-- Где же?

-- Все равно, полковник, я вам своего имени не ска-жу, и кто, и откуда
я-- не узнаете. Я решил, что мне оправдаться нельзя.

-- Почему же? Ведь вы ни в чем не обвиняетесь, вас задержали случайно,
и вы являетесь как свидетель, не более.

-- Извольте. Я бежал из дома и не желаю, чтобы мои родители знали, где
я и, наконец, что я попал в поли-цию. Вы на моем месте поступили бы, уверен
я, так же,, так как не хотели бы беспокоить отца и мать.

-- Вы, пожалуй, правы... Мы еще поговорим, а пока закусим. Вы не прочь
выпить рюмку водки?

Полицмейстер не сделал никакого движения, но вдруг из двери появился
квартальный:

-- Изволите требовать?

-- Нет. Но подождите здесь... Я сейчас распоряжусь о завтраке: теперь
адмиральский час.

И он, показав рукой на часы, бившие 12, исчез в дру-гую дверь,
предварительно заперев в стол Кольта. Квар-тальный молчал. Я курил третью
папиросу нехотя.

Вошел лакей с подносом и живо накрыл стол у окна на три прибора.

Другой денщик тащил водку и закуску. За ним во-шел полковник.

-- Пожалуйте,-- пригласил он меня барским жестом и добавил, -- сейчас
еще мой родственник придет, гостит у меня проездом здесь.

Не успел полковник налить первую рюмку, как вошел полковник-жандарм,
звеня шпорами. Седая голова, черные усы, черные брови, золотое пенсне.
Полицмейстер пробормотал какуюто фамилию, а меня представил так-- охотник,
медвежатник.

-- Очень приятно, молодой человек!

И сел. Я сообразил, что меня приняли, действитель-но, за какую-то
видную птицу, и решил поддерживать это положение.

-- Пожалуйте, -- пододвинул он мне рюмку.

-- Извините, уж если хотите угощать, так позвольте мне выпить так, как
я обыкновенно пью.

Я взял чайный стакан, налил его до краев, чокнулся с полковниками и с
удовольствием выпил за один дух. Мне это было необходимо, чтобы успокоить
напряженные нервы. Полковники пришли в восторг, а жандарм уми-лился:

-- Знаете, что, молодой человек. Я пьяница, Ташкент брал, Мишку Хлудова
перепивал, и сам Михаил Григорьевич Черняев, уж на что молодчина был,
дивился, как я пью... А таких, извините, пьяниц, извините, еще не ви-дал.

Я принял комплимент и сказал:

-- -- Рюмками воробья причащать, а стаканчиками кумонька угощать...

-- Браво, браво...

Я с жадностью ел селедку, икру, съел две котлеты с макаронами и еще.
налив два раза по полстакану, чок-нулся с полковничьими рюмками и
окончательно овла-дел собой. Хмеля ни в одном глазу. Принесли бутылку пива и
кувшин квасу. .

-- Вам Квасу?

-- Нет, я пива. Пецольдовское пиво я очень люблю, -- сказал я, прочитав
ярлык на бутылке.

-- А я пива с водкой не мешаю, -- сказал жандарм. Я выпил бутылку пива,
жадно наливал стакан за ста-каном. Полковники переглянулись.

-- Кофе и коньяк!

Лакей исчез. Я закуривал.

-- Ну, что сын? -- обратился он к жандарму.

-- Весной кончает Николаевское кавалерийское, ду-маю, что будет
назначен в конный полк, из первых идет...

Лакей подал по чашке черного кофе и графинчик с коньяком.

У меня явилось желание озорничать.

-- Надеюсь, теперь от рюмки не откажетесь?

-- Откажусь, полковник. Я не меняю своих убежде-ний.

-- Но ведь нельзя же коньяк пить стаканом.

-- Да, в гостях неудобно.

-- Я не к тому... Я очень рад... Я, ведь, только одну рюмку пью...

Я налил две рюмки.

-- И я только одну, -- сказал жандарм.

-- А я уж остатки... Разрешите. Из графинчика вышло немного больше
половины ста-кана. Я выпил и закусил сахаром.

-- Великолепный коньяк, -- похвалил я, а сам до тех пор никогда коньяку
и не пробовал.

Полковники смотрели на меня и молчали. Я захотел их вывести из
молчания.

-- Теперь, полковник, вы меня напоили и накормили, так уж, по доброму
русскому обычаю, спать уложите, а там завтра уж и прашивайте. Сегодня я
отвечать не буду, сыт, пьян и спать хочу...

По лицу полицмейстера пробежала тучка и на лице блеснули морщинки
недовольства, а жандарм спросил:

-- Вы сами откуда?

-- Приезжий, как и вы здесь, и, как и вы, сейчас гость полковника, а
через несколько минут буду арестантом. И больше я вам ничего не скажу.

У жандарма заходила нижняя челюсть, будто он гро-зил меня изжевать.
Потом он быстро встал и сказал:

-- Коля, я к тебе пойду! -- и, поклонившись, злой по-ходкой пошел во
внутренние покои. Полицмейстер вы-шел за ним. Я взял из салатника столовую
ложку, свер-нул ее штопором и сунул под салфетку.

-- Простите, -- извинился он, садясь за стол. -- Я ви-жу в вас,
безусловно, человека хорошего общества, по-чему-то скрывающего свое имя. И
скажу вам откровенно, что вы подозреваетесь в серьезном... не скажу
преступле-нии, но... вот у вас прокламации оказались. Вы мне очень
нравитесь, но я -- власть исполнительная... Конечно, вы догадались, что все
будет зависеть от жандармского пол-ковника...

-- ...который, кажется, рассердился. Не выдержал до конца своей роли.

-- Да, он человек нервный, ранен в голову... И завтра вам придется
говорить с ним, а сегодня я принужден вас продержать до утра -- извините уж,
это распоряжение полковника -- под стражей...

-- Я чувствую это, полковник; благодарю вас за ми-лое отношение ко мне
и извиняюсь, что я не скажу своего имени, хоть повесьте меня.

Я встал и поклонился. Опять явился квартальный, и величественый жест
полковника показал квартальному, что ему делать.

Полковник мне не подал руки, сухо поклонившись. Проходя мимо медведя, я
погладил его по огромной лапе и сказал:

-- Думал ли, Миша, что в полицию попадешь!

Мне отдали шапку и повели куда-то наверх на чердак.

-- Пожалуйте, сюда!-- уже вежливо, не тем тоном, как утром, указал мне
квартальный какую-то закуту. Я вошел. Дверь заперлась, лязгнул замок и
щелкнул ключ. Мебель состояла из двух составленных рядом ска-меек с огромным
еловым поленом, исправляющим долж-ность подушки. У двери закута была высока,
а к окну спускалась крыша. Посредине, четырехугольником, обык-новенное
слуховое окно, но с железной решеткой. После треволнений и сытного завтрака
мне первым делом хоте-лось спать и ровно ничего больше.

-- Утро вечера мудренее!-- подумал я, засыпая. Проснулся ночью. Прямо в
окно светила полная луна. Я поднимаю голову-- больно, приклеились волосы к
вы-ступившей на полене смоле. Встал. Хочется пить. Тихо кругом. Подтягиваюсь
к окну. Рамы нет-- только ре-шетки, две поперечные и две продольные из
ржавых же-лезных прутьев. Я встал на колени, на нечто вроде под-оконника, и
просунул голову в широкое отверстие. Вдали Волга... Пароход где-то
просвистал. По дамбе стучат те-леги. А в городе сонно, тихо. Внизу, подо
мной, на по-жарном дворе лошадь иногда стукнет ногой... Против окна торчат
концы пожарной лестницы. Устал в неудоб-ной позе, хочу ее переменить, пробую
вынуть голову, а она не вылезает... Упираюсь шеей в верхнюю перекла-дину и