молодая, здоровая, и все равно томно. А Семен Мироныч - сами знаете какой:
тучный да слабый...
переживающая.
Семена Мироныча не переживет. Прямо за ним в могилу.
меня собственный дядя...
пространство:
Трофимовна, гладко причесанная, убирала комнату, сухо стукая щеткой.
Сиверс поклонился ей - она отвернулась.
ручкой в стену. Ветер был все такой же горячий. В машине спал шофер,
положив голову на баранку. Сиверс открыл дверцу, шофер проснулся и поднял
лицо - щетинистое и умученное, со вмятиной на подбородке.
деревянных бараках с толевыми крышами; на некоторых крыши уже подались,
вздулись и похлопывали на ветру. Офицерский барак был на вид неприглядней
других, опрятно покрашенный розовой краской. На крыше у него визжал и
мучился флюгер.
брюках вытянулся, руки по швам:
камфору, строфантин с глюкозой внутривенно...
появился опять:
все это противопоказано.
изголовья. Гиндин лежал на спине, до пояса накрытый простыней, мучительно
утонув плечами и затылком в груде высоко взбитых подушек. Выпуклый живот,
четко обрисованный простыней, чуть заметно поднимался и опускался. Лицо
Гиндина трудно было узнать: до того уменьшились в размерах и
значительности все его черты. Лежал другой человек. Что-то даже детское
прорезалось в этом лице - взгляд. "Не жилец", - подумал Сиверс. Гиндин с
усилием приподнял бледную, очень чистую стариковскую руку и указал на стул
в ногах кровати. Сиверс сел.
всех без исключения областях никакими разумными доводами не может быть
обоснован и должен рассматриваться как акт веры - auto da fe.
сморозишь какую-нибудь жеребятину. Ну да ничего авось. Бог не выдаст,
свинья не съест.
себе. Важней всего бодрость соблюсти в любых обстоятельствах. Знаете, был
у меня приятель, Гоша Марков. Посадили его еще до войны. Что делать? Сел.
Без семьи, холостой - отчего не сесть? Они ему: "Подпиши". - "Помилуйте, -
говорит, - как же я подпишу, коли это неправда? Меня маменька еще в
детстве учила не врать, и крепко выучила. Рад бы, а не могу". А сам
смеется. Даже полюбили они его там, на допросах, бывают же парадоксы! А в
зубы его ткнули раза два, не больше. И, представьте себе, дали ему всего
восемь лет. Это - по-человечески. Я вот тоже надеюсь.
вспомнил. Завидую вам. Хорошей завистью. Вашим трем сыновьям. У меня
дочери. Не тот товар.
вами "мартель".
врача не было. Сиверс заглянул в кабинет. На топчане, закрыв лицо руками,
сидел и раскачивался папа Гиндин. Он плакал и что-то говорил себе в руки.
плач, который разбудил его нынче ночью. Он постоял немного и вышел.
небольшие камешки. По кузову машины стучало, как будто шел град. Шофер
ухитрился опять заснуть. Сиверс открыл дверцу и сел с ним рядом. Шофер
испуганно проснулся.
грешным делом, люблю поспать в рабочее время. Особенно на ученых советах.
Золотой сон!
самое милое дело! Только не надо распускаться: носом клевать, изо рта
пузыри пускать и так далее. Есть у нас один офицер, Лихачев Андрей
Михайлович. До чего же ловко спит! Картинка! Сидит прямо, четко, по
струночке, глаз за очками не видно, ни храпу, ни свисту... А другой -
развалится, размякнет да еще носом высвистывает...
Только вернулся о ездки, лег - вызывают. Генерала Гиндина в госпиталь
везти. Свез. Чем отдохнуть - за кислородом гоняли, двести километров
туда-обратно. Темень, пылища - ничего не видать. Хуже, как буран. Назад
ехал - заблукал в степи. А тут еще сменщик заболел. Будешь высвистывать.
пыль поднялась в воздух - не было видно неба. Дорожные колдобины
обнажились. Машина страдальчески подскакивала и дребезжала.
рано старится. Вот и жинка моя, как приду домой - плакать: загубил ты мою
молодость, через климат я старухой стала в двадцать семь лет. Говорю: что
делать, если запчастей для женщин промышленность не выпускает. Смеюсь, а
она плачет. Как три сестры: в Москву да в Москву.
приличная, дом к сносу назначен. Жить бы да жить.
заплатить надо. У меня больших тысяч нет. А если б и были, так надо знать,
кому сунуть. На это тоже наука нужна.
Шилова Юлия
Круз Андрей
Мурич Виктор
Куликов Роман
Березин Федор
Ибсен Генрик