изрядно напугана и пустилась наутек. А брат ее пустился (не без
предосторожностей) расспрашивать миссис Олмонд, которой он подарил не
меньше, чем Лавинии, а поведал гораздо больше.
заглянуть в винный погреб. Можешь не церемониться и говорить мне правду -
я уже выложил ей все, что я об этом думаю.
Олмонд. - Но, согласись, что, оставив Лавинию одну, ты лишил ее привычного
общества; естественно, ей захотелось принимать гостей.
Спишем его как возмещение Лавинии за одиночество. Она вполне способна
объявить, что выпила все сама. Какая же, однако, вульгарность с его
стороны - пользоваться чужим домом! Как он посмел вообще приходить в мое
отсутствие? Вот тебе весь его характер - хуже уж просто некуда.
готова была кормить его целый год - как же упустить такой случай?
уж за вина ему придется платить отдельно, как это делают за табльдотом.
- заметила миссис Олмонд.
чести. Понятно! - воскликнул он. - Кэтрин отреклась от меня. Впрочем, это
неважно! Могу себе представить, что у него за контора!
поняла это в первую же минуту. Она вернулась точно такой, какой уезжала.
там ровно ничего - ни одной картины, ни одного ландшафта, ни одной статуи,
ни одного собора.
забывает о нем ни на минуту. Как я ее жалею!
минуту. Я испытал все средства. Я был поистине безжалостен; никакого толку
- с ней ничего нельзя поделать. Она меня просто бесит. Сначала я был
настроен благодушно и испытывал известное любопытство. Мне было интересно
посмотреть: неужели она так и не отступится? Видит небо, я более чем
удовлетворил свое любопытство! Она вполне убедила меня в своем упрямстве,
и, может быть, хоть теперь ему придет конец.
она не оставит своего упрямства, я сам положу ему конец; и это будет конец
нашего совместного пути - я выкину ее посреди дороги. Подходящее местечко
для моей дочери - в дорожной пыли. Кэтрин не понимает, что лучше
спрыгнуть, не дожидаясь, пока тебя столкнут. Дождется - а потом станет
жаловаться, что ушиблась.
что-либо предотвратить.
подушек, - улыбнулась миссис Олмонд. И в исполнение своих слов она
принялась опекать девушку с истинно материнской добротой.
самые близкие отношения, но я ограничусь упоминанием лишь некоторых сторон
этой близости. Миссис Пенимен испытывала к Морису совсем особое чувство, в
котором, если не толковать его превратно, не было ничего неподобающего. Ее
симпатия к красивому молодому человеку, обиженному судьбой, была сродни
влюбленности и все же по своей природе не могла служить для Кэтрин поводом
к ревности. Сама миссис Пенимен к племяннице не ревновала. Себя она видела
в роли сестры Мориса или его матери - сестры или матери, наделенной
страстной натурой, - и испытывала всепоглощающее желание обеспечить ему
счастливое и беззаботное существование. Этим она и занималась весь год,
после того как отъезд брата развязал ей руки, и усилия ее сопровождались
успехом, о котором было сказано выше. Своих детей у миссис Пенимен не
было, и, как ни старалась она излить на Кэтрин те чувства, которые природа
предназначила для отпрысков мистера Пенимена, племянница лишь отчасти
вознаградила ее старания. Избрав Кэтрин объектом родственной любви и
попечений, миссис Пенимен обнаружила, что девушке недостает эффектности и
шарма, которые, как она полагала, наверняка были бы свойственны ее
собственным чадам. У миссис Пенимен даже материнские чувства нашли бы
приподнятое, романтическое выражение, а Кэтрин по самой своей натуре не
возбуждала романтических страстей. Миссис Пенимен ничуть не остыла к ней,
но начала понимать, что Кэтрин для нее - объект неблагодарный; Кэтрин не
давала ей возможности проявить свою душу. И посему свои душевные богатства
тетушка - не лишая Кэтрин ее доли - стала обращать на Мориса Таунзенда, и
уж тут ей представились широкие возможности проявить себя. Она была бы
счастлива иметь красивого и властного сына и непременно принимала бы
живейшее участие в его любовных делах. Именно в таком свете она теперь
рассматривала Мориса, сначала снискавшего ее симпатию своей изящной,
рассчитанно-почтительной манерой обращения, против которой миссис Пенимен
никогда не могла устоять. Впоследствии он расстался с былой
почтительностью, предпочитая не разбазаривать свой капитал, но симпатия
уже была завоевана, и даже жестокость молодого человека приобрела
известную ценность для миссис Пенимен: это была как бы сыновняя
жестокость. Имея родного сына, миссис Пенимен, вероятно, боялась бы его;
на этой стадии нашей истории она, безусловно, боялась Мориса Таунзенда.
Таково было одно из последствий его частых визитов на Вашингтонскую
площадь. Он обращался с миссис Пенимен очень вольно - как, кстати говоря,
он, несомненно, обращался бы со своей родной матерью.
28
том, что доктор по-прежнему упорствует. Возможно, у миссис Пенимен
мелькнуло предположение, что Кэтрин, должно быть, и сама сообразила
снабдить возлюбленного сведениями такого рода, но, как нам известно, тетка
частенько недооценивала племянницу; кроме того, она считала, что не может
полагаться на действия Кэтрин. Миссис Пенимен исполняла свой долг -
независимо от племянницы. Я уже говорил, что ее юный друг обращался с ней
весьма вольно, и вот пример тому: он не ответил на письмо. Он внимательно
прочел письмо, усвоил сведения, а потом разжег им сигару и принялся ждать
следующего - в полной уверенности, что оно придет. "У меня кровь стынет в
жилах, когда я представляю себе, какие мысли роятся в его уме", - написала
миссис Пенимен о своем брате; казалось бы, к этому уже нечего добавить.
Однако она написала вновь, прибегнув к иной метафоре. "Его ненависть к вам
горит страшным огнем - огнем, не угасающим ни на секунду, - писала она. -
Но вашего будущего он не освещает - оно повергнуто в мрак. Когда бы это
зависело от меня, каждый день вашей жизни был бы полон сияния солнца. От
К. ничего невозможно узнать - она такая скрытная, в точности, как ее отец.
Похоже, что она рассчитывает скоро венчаться и явно готовилась к этому в
Европе, накупила платьев, десять пар туфель и пр. Но вы же понимаете, друг
мой, что одних туфель мало для начала замужней жизни. Напишите, что вы об
этом думаете. Как мне не терпится увидеть вас; мне надо вам столько всего
рассказать! Ужасно вас недостает - дом кажется таким пустым! Какие новости
в городе? Как подвигается ваше дело? Это был отважный поступок - открыть
свое дело! Можно мне навестить вас в конторе? Я бы пришла всего на
несколько минут! Я могла бы сойти за клиентку, или как это у вас
называется? Я могла бы купить что-нибудь, акции или какие-то
железнодорожные приспособления. Напишите, что вы думаете об этом плане. Я
бы пришла с reticule [дамский ручной мешок, какие носили горожанки], как
простолюдинка".
поскольку в контору он миссис Пенимен не пригласил; он уже объяснял ей,
что контору эту необычайно, невероятно трудно отыскать. Но так как она
настойчиво желала с ним побеседовать (после целого года интимной болтовни
миссис Пенимен продолжала называть эти свидания "беседами"), он согласился
прогуляться с ней по городу и даже оказал ей особую любезность, покинув
ради нее контору в такое время дня, когда дела были, вероятно, в самом
разгаре. Он встретился с миссис Пенимен (которая постаралась одеться как
"простолюдинка") на углу двух полузастроенных улиц с недомощенными
мостовыми и ничуть не удивился, обнаружив, что ее безотлагательные новости
сводились главным образом к новым заверениям в преданности. Он, однако,
принял уже от нее бессчетное множество подобных заверений, и ему было
вовсе ни к чему жертвовать своим драгоценным временем ради того, чтобы в
тысячный раз услышать, какое преданное участие миссис Пенимен принимает в
его судьбе. Он сам имел ей кое-что сказать. Сделать это было нелегко, и
затруднение, которое он испытывал, побудило его выражаться весьма желчно.
раскаленного угля, - начал он. - И Кэтрин мне это объясняла, и вы
повторяли мне это так часто, что меня уже просто тошнит. Не трудитесь
снова повторяться - вы меня вполне убедили. Он не оставит нам ни цента,
этот факт уже не нуждается в доказательстве.
ей раньше не пришел в голову этот несложный ход.
испытывать мое терпение подобными советами. Это недостойно мужчины -
продолжать борьбу, когда поражение очевидно. Я должен отказаться от