долго наигрывает и напевает своим прекрасным голосом хоралы и кантаты. Так
проходит часа два или три; уже давно стемнело, скоро взойдет луна.
сюртук на грубую куртку, засовывает в самый большой карман вместительную
фляжку, оплетенную ивовыми прутьями, надевает шляпу с низкой тульей и
широкими мягкими полями и тихонько выходит. Почему он так тихо, так бесшумно
все делает сегодня ночью? Внешних причин для этого как будто нет. Но, быть
может, есть внутренняя причина, затаившаяся в каком-то глухом уголке его
сознания?
городской стене, которая служит каменщику жильем, - и, заметив внутри свет,
тихонько пробирается среди могильных плит, памятников и каменных обломков,
загромождающих двор и уже кое-где озаренных сбоку восходящей луной.
Поденщики Дердлса давно ушли, но две большие пилы еще торчат в
полураспиленных глыбах - и чудится, что вместо живых рабочих в будочках - их
дневном укрытии - притаились сейчас два ухмыляющихся скелета из Пляски
Смерти* и вот-вот примутся выпиливать могильные плиты для двух будущих
клойстергэмских покойников. Тем-то и невдомек, потому что сейчас они живы и,
может быть, даже весело проводят время. Но любопытно бы знать, кто они, эти
двое, уже отмеченные перстом Судьбы, - или по крайней мере один из них?
Он, должно быть, "чистился" при помощи бутылки, кувшина и стакана, ибо
никаких других очистительных приборов не заметно в пустой комнате с
кирпичными стенами и голыми стропилами вместо потолка, в которую Дердлс
вводит своего гостя.
посмеют, когда мы станем ходить среди их могил. У меня против них храбрости
хватит!
обе есть.
если понадобится его зажечь, и оба выходят, прихватив неизменный Дердлсов
узелок с обедом.
привидение, среди древних могил и развалин, вздумал ночью карабкаться по
лестницам и нырять в подземелья и вообще шататься без цели, в этом нет
ничего необычного. Но чтобы регент или кто иной пожелал к нему
присоединиться и изучать эффекты лунного освещения в такой компании, это уж
другое дело. Так что поистине это странная, очень странная экспедиция!
Дердлс.
поворошить ее малость, так и все ваши косточки съест без остатка.
номеров" и выходят на яркий лунный свет в монастырском винограднике. Затем
приближаются к Дому младшего каноника. Тут повсюду еще лежит тень - луна
рассеет ее, когда поднимется выше.
выходят двое. Это мистер Криспаркл и Невил. Мистер Джаспер со странной
улыбкой быстро прижимает ладонь к груди Дердлса, удерживая его на месте.
старой каменной ограды, невысокой, всего по грудь человеку; когда-то здесь
был сад, теперь тут дорога. Еще два шага - и Дердлс с мистером Джаспером
завернули бы за эту ограду, но, остановившись так внезапно, они находятся
сейчас по ту ее сторону.
где светлее. Переждем здесь, а то они нас задержат, да, пожалуй, еще
увяжутся с нами.
узелка. Джаспер, облокотясь на стену и подперев кулаками подбородок, смотрит
на гуляющих. На мистера Криспаркла он не обращает никакого внимания, но так
вперил взгляд в Невила, как будто взял его на мушку и уже держит палец на
спусковом крючке, и сейчас выстрелит. Такая разрушительная сила ощущается в
нем, в выражении его лица, что даже Дердлс перестал жевать и уставился на
него, держа за щекой что-то недожеванное.
разговаривая. О чем они говорят, понять трудно, слова долетают урывками, но
мистер Джаспер уже два или три раза ясно слышал свое имя.
хорошо слышно, потому что они повернули назад), - а последний день на этой
неделе - сочельник.
но по мере того как они приближаются, разговор снова становится невнятным. В
том, что говорит мистер Криспаркл, можно разобрать только слово "доверие",
наполовину заглушенное отголосками, а затем обрывок ответа: "Еще не
заслужил, но надеюсь заслужить, сэр". А когда они еще раз поворачивают,
Джаспер опять слышит свое собственное имя и реплику мистера Криспаркла: "Не
забывайте, что я поручился за вас". Дальше опять невнятно; они остановились,
Невил горячо жестикулирует. Когда они снова пускаются в путь, видно, что
мистер Криспаркл поднимает глаза к небу и указывает куда-то вперед. Затем
они медленно удаляются и словно истаивают в лунном сиянии на лужайке за
Домом младшего каноника.
исчезли из виду, он поворачивается к Дердлсу и вдруг разражается смехом.
Дердлс, все еще держа что-то недожеванное за щекой и не видя причин для
веселья, остолбенело глядит на него, пока, наконец, мистер Джаспер не роняет
голову на руки, изнемогая от смеха. Тогда Дердлс, видимо отчаявшись что-либо
понять, судорожно проглатывает недожеванный кусок, вероятно к немалому
ущербу для своего пищеварения.
наступления темноты. Здесь и днем мало прохожих, а ночью их вовсе нет. И не
только потому, что в том же направлении и почти рядом (отделенная только
зданием собора) пролегает шумная Главная улица - естественный канал для
всего движения в Клойстергэме, но еще, должно быть, и потому, что с приходом
ночи всюду здесь - и вокруг собора, и среди монастырских развалин, и на
кладбище - водворяется таинственная, наводящая жуть тишина, которая не
всякому по сердцу. Спросите любого клойстергэмского гражданина, встреченного
днем на улице, верит ли он в привидения, опросите хоть сто человек, все
скажут, что не верят; но предложите им ночью на выбор - пройти ли прямиком
через эти притихшие, пустынные места или по Главной улице, мимо освещенных
лавок, и девяносто девять предпочтут более длинную, но и более людную
дорогу. Вряд ли это объясняется каким-нибудь местным суеверием, связанным с
бывшими монастырскими угодьями - хотя полунощное явление там некоей
призрачной дамы с младенцем на руках и веревочной петлей на шее
засвидетельствовано многими очевидцами, столь же, впрочем, неуловимыми, как
и она сама, - вернее всего, дело тут в том невольном отвращении, которое
прах, еще одушевленный жизнью, испытывает по отношению к праху, от которого
жизнь уже отлетела. А кроме того, всякий, хоть вслух и не скажет, но про
себя, вероятно, рассуждает так: "Если мертвые при известных условиях могут
являться живым, то здесь условия самые подходящие; и мне, живому человеку,
лучше отсюда поскорее убраться".
дверью, ведущей в подземелья, от которой у Дердлса есть ключ, и оглядывают
напоследок залитые лунным светом аллеи, на всем доступном их обозрению
пространстве не видно ни единой живой души. Можно подумать, что прибой жизни
разбивается о домик над воротами словно о неодолимую преграду. Шум прибоя
слышен по ту сторону, но ни одна волна не проникает под арку, высоко над
которой в занавешенном окне мистера Джаспера красным огнем светит лампа, как
будто этот пограничный домик - это Маяк, вознесенный над бурным морем.
и вот они уже в подземелье. Фонарь не нужен - лунный свет бьет в готические
окна с выбитыми стеклами и поломанными рамами, отбрасывая на пол причудливые
узоры. От тяжелых каменных столбов, поддерживающих свод, тянутся в глубь
подземелья густые черные тени, а между ними пролегли световые дорожки.
Мистер Джаспер и Дердлс бродят туда и сюда по этим дорожкам, и Дердлс
разглагольствует о "стариканах", которых он надеется в ближайшее время
откопать; он даже похлопывает по стене, где, по его соображениям, их
угнездилась "целая семейка", с таким видом, как будто он по меньшей мере
старый друг этой семьи. Дердлс совсем утратил привычную свою молчаливость
под воздействием фляжки мистера Джаспера, которая то и дело переходит из рук
в руки. Это, однако, следует понимать в том смысле, что мистер Джаспер
прикасается к ней только руками, а Дердлс еще и губами, каждый раз высасывая
порядочную порцию ее содержимого, тогда как мистер Джаспер лишь вначале
отхлебнул немного и, прополоскав рот, выплюнул.
марша, ведущих во внутренность собора, Дердлс вдруг решает малость
передохнуть. Здесь темным-темно, но из этой тьмы им ясно видны световые
дорожки, по которым они только что проходили. Дердлс усаживается на
ступеньку, мистер Джаспер на другую, тотчас от фляжки (каким-то образом
окончательно перешедшей в руки Дердлса) распространяется аромат,
свидетельствующий о том, что пробка из нее вынута. Но установить это можно
лишь обонянием, так как ни один из сидящих на лестнице другого не видит. И
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Сертаков Виталий
Мороз Александра