той выразительности и отчетливости, с какими он произносил каждое слово, и
даже в самом неистовстве, с каким он обо всем говорил в превосходной
степени, что, впрочем, подобно холостой стрельбе из орудий, не задевало
никого. Но мы и не подозревали, что он так нам понравится, как понравился,
когда мистер Джарндис представил его нам. Это был не только очень красивый
пожилой джентльмен - прямой и крепкий, каким нам его уже описали, с большой
головой и седой гривой, с привлекательно-спокойным выражением лица (когда он
молчал), с телом, которое, пожалуй, могло бы располнеть, если бы не
постоянная горячность, не дававшая ему покоя, с подбородком, который,
возможно, превратился бы в двойной подбородок, если бы не страстный пафос, с
которым мистер Бойторн всегда говорил, - словом, он был не только очень
красивый пожилой джентльмен, но истинный джентльмен с рыцарски-вежливыми
манерами, а лицо его освещала такая ласковая и нежная улыбка, до того ясно
было, что скрывать ему нечего и он показывает себя таким, какой он есть на
самом деле, то есть человеком, который не способен (по выражению Ричарда) ни
на что ограниченное и лишь потому стреляет холостыми зарядами из огромных
пушек, что не носит с собой никакого мелкокалиберного оружия, - так ясно все
это было, что за обедом я с удовольствием смотрела на него, все равно,
разговаривал ли он, улыбаясь, с Адой и со мною, или в ответ на слова мистера
Джарндиса, залпом выпаливал что-нибудь "в превосходной степени", или,
вздернув голову, словно борзая, разражался громогласным "ха-ха-ха!".
тот. - Удивительнейшее создание! Эту птичку я не отдал бы и за десять тысяч
гиней. В своем завещании я выделил средства на ее содержание, на случай,
если она переживет меня. Прямо чудо какое-то, - так она разумна и
привязчива. А ее отец был одной из самых необычайных птиц, когда-либо живших
на свете!
когда камердинер мистера Бойторна принес ее на указательном пальце, она,
тихонько облетев комнату, уселась на голову хозяину. Я слушала неукротимые и
страстные высказывания мистера Бойторна, смотрела на малюсенькую, слабенькую
пташку, спокойно сидевшую у него на голове, и думала, что такой контраст
очень показателен для его характера.
канарейке крошку хлеба, - будь я на твоем месте, я бы завтра же утром
схватил за горло всех судейских Канцлерского суда и тряс их до тех пор, пока
деньги не выкатились бы у них из карманов, а кости не загремели в коже. Не
мытьем так катаньем, а уж я бы вытряс из них решение по делу! Поручи это
мне, и я займусь этим для тебя с величайшим удовольствием!
теперь зашла в такой тупик, что ее не продвинешь, даже если законным образом
перетряхнешь всех судей и всех адвокатов.
Канцлерский суд! - загремел мистер Бойторн. - Ничем его не исправить, -
разве только подложить под него мину с десятью тысячами центнеров пороха да
во время какого-нибудь важного заседания взорвать его вместе со всеми
протоколами, процессуальными кодексами и прецедентами, со всеми причастными
к нему чиновниками, высшими и низшими, сверху донизу, начиная с отпрыска
его, главного казначея, и кончая родителем его, дьяволом, так чтобы все они
вместе рассыпались в прах!
предлагал принять столь суровые меры для реформы суда. И мы рассмеялись, а
он откинул голову назад, расправил широкую грудь, и мне снова почудилось,
будто все кругом загудело, вторя его хохоту. Но это не произвело никакого
впечатления на птичку, уверенную в своей безопасности, - она прыгала по
столу, склоняя подвижную головку то на один бок, то на другой и вскидывая
живые, блестящие глазки на хозяина, как будто он тоже был всего только
птичкой.
спросил мистер Джарндис. - Ведь и ты не свободен от судебных хлопот.
его землю, а я подал жалобу на него за то, что он незаконно вступил на мою
землю, - ответил мистер Бойторн. - Клянусь небом, это надменнейший из
смертных. Трудно поверить, что его зовут сэром Лестером. Лучше б ему
называться сэром Люцифером *.
опекун, обращаясь к Аде и Ричарду.
выражению прекрасного лица мисс Клейр и улыбке мистера Карстона, что это
лишнее, так как они держат своего дальнего родственника на дальнем
расстоянии.
упрямый, надменный, тупой, меднолобый дурень на свете, и он лишь по какой-то
необъяснимой ошибке природы явился на свет живым существом, а не палкой с
набалдашником! - воскликнул мистер Бойторн, внезапно разражаясь новым
залпом. - Да и все его сородичи - самодовольнейшие и совершеннейшие
болваны!.. Но все равно - ему не загородить моей тропинки, будь он даже
пятьюдесятью баронетами, слитыми воедино, и живи он в целой сотне
Чесни-Уолдов, вложенных один в другой, как полые шары из слоновой кости
работы китайских резчиков. Этот субъект пишет мне через своего
уполномоченного, или секретаря, или не знаю там кого: "Сэр Лестер Дедлок,
баронет, кланяется мистеру Лоуренсу Бойторну и обращает его внимание на то,
что право прохода по тропинке у бывшего церковного дома, ныне перешедшего в
собственность мистера Лоуренса Бойторна, принадлежит сэру Лестеру Дедлоку,
ибо тропинка является частью чесни-уолдского парка, а посему сэр Лестер
Дедлок находит нужным загородить таковую". Я отвечаю этому субъекту: "Мистер
Лоуренс Бойторн кланяется сэру Лестеру Дедлоку, баронету, и, обращая его
внимание на то, что он, Бойторн, полностью отрицает все утверждения сэра
Лестера Дедлока по поводу любого предмета, добавляет касательно заграждения
тропинки, что был бы рад увидеть человека, который отважится ее загородить".
Этот субъект подсылает какого-то отъявленного одноглазого негодяя поставить
на тропинке калитку. Я поливаю этого отвратительного подлеца из пожарной
кишки, пока он едва не испускает духа. За ночь этот субъект сооружает
ворота. Утром я их срубаю на дрова и сжигаю. Он приказывает своим наемникам
перелезть через ограду и шляться по моим владениям. Я ловлю их в безвредные
капканы, стреляю в них лущеным горохом, целясь в ноги, поливаю их из
пожарной кишки - словом, стремлюсь освободить человечество от непереносимого
бремени в лице этих отпетых головорезов. Он подает жалобу на меня за
вторжение в его владения, я подаю жалобу на него за вторжение в мои
владения. Он подает жалобу, обвиняя меня в нападении и оскорблении
действием; я защищаюсь, но продолжаю оскорблять и нападать. Ха-ха-ха!
подумать, что нет на свете более сердитого человека. Но стоило только
увидеть, как он в то же самое время смотрит на птичку, усевшуюся теперь на
его большом пальце, и тихонько гладит указательным пальцем ее перышки, и
сразу становилось ясно, что нет на свете человека более кроткого. А
прислушиваясь к его смеху и глядя на его добродушное лицо, казалось, что нет
у него никаких забот, что ни с кем он не ссорится, ни к кому не испытывает
неприязни и вся его жизнь - сплошное удовольствие.
мою тропинку. Хотя я охотно признаю, - тут он на минуту смягчился, - что
леди Дедлок - достойнейшая леди на свете, и я готов воздать ей всю ту дань
уважения, на какую способен простой джентльмен, а не баронет, получивший в
наследство всю тупость своего семисотлетнего рода. Человека, который,
двадцати лет поступив в полк, через неделю вызвал на дуэль своего начальника
- самого властного и самонадеянного хлыща, когда-либо вдыхавшего воздух
грудью, туго стянутой мундиром, - вызвал и был за то разжалован, такого
человека не запугают никакие сэры Люциферы Дед-локи, ни деды их, ни внуки, ни
локоны их, ни лысины. Ха-ха-ха!
промолвил мой опекун.
его по плечу, и мы все почувствовали, что хоть он и смеется, но говорит
совершенно серьезно. - Он всегда будет стоять на стороне "тихони". Можешь
положиться на него, Джарндис! Но, кстати, раз уж мы завели разговор об этом
незаконном вторжении, - прошу прощения - у мисс Клейр и мисс Саммерсон за
то, что так долго говорил на столь скучную тему, - нет ли для меня письма от
ваших поверенных Кенджа и Карбоя?
опекун.
если бы письмо пришло, мне его передала бы мисс Саммерсон - ведь я уже успел
заметить, как она заботится обо всех ее окружающих. (Все они всегда хвалили
меня: просто захвалить хотели!) Я спросил потому, что приехал к вам прямо из
Линкольншира, не заезжая в Лондон, и подумал, не переслали ли моих писем
сюда. Очевидно, они придут завтра утром.
мистер Бойторн, усевшись неподалеку от рояля и слушая музыку, - которую
страстно любил, о чем ему не надо было говорить нам, потому что это было и
так видно по его лицу, - посматривал на Ричарда и Аду с интересом и
удовольствием, которые придавали необычайно привлекательное выражение его
красивым чертам, так что я, подметив все это, даже спросила опекуна, когда
мы сели играть в трик-трак, не был ли мистер Бойторн женат.