утра и привозил обратно в десять вечера, а то и позже. Не удивительно, что
мы передвигались покачиваясь, с остановившимся взглядом, как толпа зомби.
Но уйти с работы пораньше было нельзя - основные деньги мы получали именно
за сверхурочные, особенно по субботам - в выходные платят вдвое больше.
Меня всегда умиляло отношение израильтян к религиозному запрету работать
по субботам.
но верующие выходят из положения с помощью арабов, иммигрантов-атеистов и
тех, кто готов продать душу дьяволу ради двойной оплаты. Иными словами,
платишь другому, чтобы он согрешил вместо тебя.
двухчасовая зарплата.
были издерганы и по малейшему поводу сцеплялись, напоминая пораженную
эпидемией бешенства звероферму. Больше всего конфликтов вспыхивало из-за
чаевых (на международном английском - типов). Среди официантов было много
ребят, приехавших подработать и не имевших гражданства. Платили им вдвое
меньше, чем гражданам, поэтому чаевые были для них ощутимой прибавкой к
жалованию. Особенно надрывались китаянка Ли (ее, конечно, звали иначе, но
китайцы предпочитают за границей зваться Ли, потому что это единственное
китайское имя, которое европейцы могут правильно выговорить) и Дима -
он-то был гражданином, но очень уж жадным.
который работал на мойке посуды и в выбивании типов не участвовал. С ним я
в основном и общался, когда выдавалась свободная минута. Посетители
ресторана как на подбор были малоприятной публикой, и "корешиться" с ними
в надежде на чаевые я не мог себя заставить. Вообще с первой минуты в
отеле я косил под "русского медведя" - медлительного, исполненного
собственного достоинства и слегка туповатого. Да и типов было мало, потому
что обычно мы не имели дела с деньгами - питание входило в стоимость
номера.
слишком уж нервная работа. Вообще, любой, кто продержится свыше двадцати
дней, считался ветераном - только Ли служила в "Принцессе" уже три месяца.
У нее был стимул - за день она получала столько, сколько рабочий
где-нибудь в провинции Хунань за год. С тех пор, как она полгода назад
продала дом и выбралась с родины, я был первым, с кем она могла поговорить
по-китайски, да и мои возможности ограничивались полусотней слов.
повара готовили из продуктов, у которых кончался срок годности, которые
роняли на пол или готовили с нарушением рецептуры. Все лучшее доставалось
самим поварам и нам за компанию. Чего только не перепробовал я за время
работы! Микропомидорчики с форелью по-фарерски, верблюжьи стейки, омары и
лангусты, фаршированные устричным филе... Но любви к ресторанам мне это не
прибавило. Я и раньше без особого удовольствия ходил в подобные места, а
когда познакомился с ними "изнутри", окончательно убедился, что больше
люблю дешевые забегаловки. Почему-то нигде я не ем с таким аппетитом, как
во всевозможных заводских столовках, придорожных шашлычных и продымленных
тавернах с подозрительной публикой.
ныряя с маской. Можно было взять напрокат акваланг, но глубже трех метров
на дне не было ничего интересного, кроме ила и огромных колоний садовых
угрей. Эти маленькие рыбки, похожие на шнурки от ботинок, роют в илу норки
и торчат из них, словно вопросительные знаки. Издали кажется, что морское
дно заросло густой молодой травкой, но стоит приблизиться - и все угри
мгновенно исчезают в норах.
коралловых кустов улыбались гигантские двустворки-тридакны. Края их
метровых створок торчали из рифа, словно гигантские губы. Их покрывала
мягкая мантия, которая окрашена в ярко-синий или зеленый цвет, с различным
у всех моллюсков рисунком.
теплица, в которой они разводят на солнце симбиотические водоросли.
слое воды над рифом, окружали меня, щекоча мягкими губами, исчезали в
сплетении веток при появлении барракуды или макрели. В трещинах скрывались
здоровенные желто-зеленые мурены, с двумя из которых я успел подружиться
-обязательно приносил им по кусочку тунца, они высовывались из нор и брали
угощение из рук.
выползать наружу на первые метр-два своей длины.
рыбы-ангелы.
из тонких белых и черных колец на боку. Потом ангел становится желтым с
синими, черными и белыми узорами. Одна такая рыбешка у северного конца
рифа нашла оброненное кем-то зеркальце и целыми днями исполняла
воинственный территориальный танец перед своим отражением, пока я не
забрал игрушку, заметив, что ангел худеет на глазах.
ночную фауну.
создания с рисунком из бордовых, фиолетовых, розовых и белых полос. Этих
рыбок ужасно хочется поймать, но их шикарные плавники увенчаны ядовитыми
колючками. Один раз, когда я закончил работу в четыре утра и решил
окунуться, потому что ехать в город уже не было смысла, мне встретился
фотоблефарон - рыбка размером с березовый листок, у которой под глазами по
яркому фонарику, причем специальные шторки позволяют ре гулировать яркость.
рифе был просвет - в этом месте открывалось вади, из которого когда-то
вытек поток смертельной для кораллов пресной воды. Просвет густо зарос
водорослями, в которых жили крошечные осьминожки-аргонавты. У самца
аргонавта есть специальное щупальце, которое весной отрывается и уплывает
на поиски самки, зажав кончиком мешочек со спермой. У самки два щупальца
заканчиваются плоскими лопастями, с помощью которых она строит
необыкновенной красоты раковину, словно состоящую из папиросной бумаги или
тончайшего фарфора. После встречи со щупальцем-спермоносцем самка
заполняет раковину яйцами и караулит до выхода малюток-аргонавтиков.
самками, у которых были раковины с яйцами, и дождался-таки своего часа:
облачко осьминожек размером с булавочную головку расплылось вокруг, и я
смог забрать пустую раковинку.
раз меня выловил пограничный сторожевик.
кроме плавок.
некоторых морских ежей. Работать снова стало скучно. В Израиле уже
несколько месяцев продолжалась забастовка университетских преподавателей,
и наступил момент, когда стало ясно, что всем студентам придется остаться
на второй год.
Димой, все были израильтяне. До сих пор я вполне обходился английским
языком, а тут вдруг оказался в чисто ивритоязычной среде. Хотя к тому
времени я мог составлять несложные фразы и кое-что понимать, но предпочел
делать вид, что не знаю ни слова - так было удобнее. Говорить нам было, в
общем, не о чем. В России как-то привыкаешь, что еврейская физиономия -
обязательно признак если не ума, то хотя бы неординарности. А здесь с
хорошими жидовскими мордашками расхаживали совершенно заурядные личности.
которой сквозь окно заходил прямо в зал ресторана. Больше всего мне не
хватало вылазок на природу. Все чаще передо мной внезапно, как глюки,
возникали картинки северной весны, особенно мой любимый Дальний Восток:
серые волны, засыпанный сухим деревом галечный берег, синие сопки и
холодный, сочащийся влагой ветер с океана... Медитируя на ходу и напевая
увертюру к "Севильскому цирюльнику", бегал я от одного столика к другому,
путая заказы и забирая тарелки с только начатой едой вместо пустых.
день, я тратил его на вылазку в Тель-Авив для очередного раунда войны с
бюрократией из-за паспорта. Но зато мы как-то незаметно подружились с Эти.
Южной Аравии в полной изоляции. Среди них попадаются типажи совершенно
сказочной красоты, а Эти была одной из лучших: роскошные волосы в мелких
завитках, огромные черные глаза, бархатистые, как южная ночь, мохнатые
ресницы, тонкие брови дугой... Росточка она была небольшого, но со
стройными ножками и тонкой талией, только попочка чуть-чуть тяжеловата.
Девушка казалась гурией из "Тысячи и одной ночи", но при этом прекрасно
владела английским и была довольно остроумной.
считалась невестой сына мэра. Она работала через день (ее обязанности
заключались в том, чтобы сидеть у входа в ресторан и встречать гостей
обворожительной улыбкой), и парень обязательно заезжал за ней на черном