осчастливили нас.
галерее, - скромно молвил Далыетти.
удостаиваются только лица очень высокого звания.
доводилось неоднократно слушать проповедников различных вероисповеданий -
лютеран, евангелистов, реформатов, кальвинистов и прочих, но никогда еще не
слышал я проповеди, подобной вашей.
церковь называет это поучением.
fortre flich <Превосходно (нем., искаж.).>, как говоря г немцы; и я не могу
уехать, не засвидетельствовав вам, как глубоко взволновала меня ваша
душеспасительная проповедь и как я искренне раскаиваюсь в том, что вчера за
вечерней трапезой я как будто не выказал достаточного уважения, подобающего
вашей особе.
как тени в долине смерти, не зная, с кем нас может столкнуть судьба.
Поистине, нет ничего удивительного, если мы подчас пренебрегаем теми, кому
оказали бы глубокое уважение, знай мы, с кем имеем дело. Вас я склонен был
принимать скорее за безбожного приверженца короля, нежели за благочестивого
человека, почитающего господа бога даже в лице ничтожнейшего слуги его.
на службе у бессмертного Густава Адольфа... Впрочем, я, кажется, отвлекаю
вас от ваших благочестивых размышлений? - На сей раз затруднительные
обстоятельства, в которых капитан очутился, победили в нем желание
поговорить о шведском короле.
спросить, каков был распорядок у этого великого государя, чья память так
дорога каждому протестантскому сердцу?
на перекличку; и если солдат проходил мимо капеллана, не поклонившись ему,
то его на целый час сажали на деревянную кобылу. Позвольте, сэр, пожелать
вам доброго вечера - я принужден покинуть замок, ибо пропуск мне уже вручен
Мак-Каллумором.
чем-нибудь засвидетельствовать мое глубокое уважение ученику великого
Густава Адольфа и столь прекрасному ценителю благочестивого красноречия?
указать мне ближайшую дорогу к воротам, да еще, раз уж вы так любезны, -
присовокупил он с необыкновенной дерзостью, - не прикажете ли слуге подвести
туда моего коня - темно-серого мерина; стоит только кликнуть: "Густав!" - и
он насторожит уши. Сам я не знаю, где помещаются конюшни, а мой проводник, -
добавил он, взглянув на Раналда, - не говорит по-английски.
ближе всего будет пройти по этому сводчатому коридору.
то я уже побаивался, что придется пуститься в путь без моего Густава".
ценителя благочестивого красноречия, что в то время как Дальгетти объяснялся
с часовым у подъемного моста, предъявляя свой пропуск и сообщая пароль,
слуга подвел ему коня, оседланного и готового к дальнейшему пути.
того, как он на глазах у всех был отправлен в тюрьму, вызвало бы подозрение
и повело к расспросам; но подчиненные л домочадцы маркиза привыкли к
загадочным поступкам своего господина, и часовые попросту решили, что
капитан был освобожден самим маркизом, давшим ему какое-нибудь тайное
поручение. Поэтому, услышав от капитана условленный пароль, они
беспрепятственно пропустили его.
качестве слуги, шел рядом с его лошадью. Проходя мимо виселицы, старик
взглянул на болтавшиеся тела и в отчаянии заломил руки. И взгляд и движение
были мгновенны, но в них отразилась глубокая скорбь. Быстро подавив
волнение, Раналд на ходу шепнул что-то одной из женщин, которая, подобно
Ресфе, дочери Аия, сторожила мертвые тела и оплакивала эти жертвы
феодального произвола и жестокости. Женщина вздрогнула при звуке его голоса,
но тотчас овладела собой и вместо ответа слегка наклонила голову.
попытаться захватить, либо нанять лодку, чтобы переправиться через озеро,
или же лучше углубиться в лес и там скрываться от преследования? В первом
случае он рисковал быть настигнутым немедленно: галери маркиза с высокими
реями, обращенными к подветренной стороне, стоявшие наготове у причала,
отнимали у него всякую надежду уйти от них на обыкновенной рыбачьей лодке.
Если же он решился бы на второе - то как найти про питание и надежное
убежище в этом диком и незнакомом ему краю? Город остался позади, а капитан
все еще не мог решить, где ему искать спасения, и начинал подумывать, что,
бежав из темницы инверэрского замка - что само по себе было поистине
отчаянным поступком, - он выполнил лишь наиболее легкую часть своей трудной
задачи. Если бы его теперь поймали, участь его была бы решена, ибо личное
оскорбление, которое он нанес человеку столь могущественному и мстительному,
могло быть искуплено только немедленной позорной смертью. Пока он предавался
этим невеселым размышлениям и озирался вокруг в явной нерешительности,
Раналд Мак-Иф внезапно спросил его, в какую сторону он намерен направиться?
сам не знаю, что тебе на это ответить. Право же, Раналд, сдается мне, что
лучше бы нам с тобой остаться в темнице на черном хлебе и воде до приезда
сэра Дункана, который хотя бы уж ради собственной чести сумел бы вызволить
меня оттуда.
дыхание темницы на свежий воздух под открытым небом. А главное, не
раскаивайся в том, что оказал услугу Сыну Тумана. Доверься мне, и я головой
ручаюсь за твою безопасность.
Монтроза? - спросил Дальгетти.
проходы, пещеры, ущелья, заросли и дебри, как знает их любой из Сынов
Тумана? В то время как другие ползают по долинам, вдоль берегов озер и рек,
мы преодолеваем отвесные кручи в непроходимых горах и ущельях, откуда берут
начало горные потоки. И никакая свора ищеек Аргайла не нападет на наш след в
дремучей чаще, через которую я проведу тебя.
этих водах я не берусь спасти корабль от гибели.
разбойник пошел вперед столь стремительно, что Густав едва поспевал за ним
крупной рысью, причем Раналд так часто менял направление, сворачивая то
вправо, то влево, что капитан Дальгетти вскоре потерял всякое представление
о том, где он находится и в какую сторону держит путь. Тропинка, постепенно
становившаяся все уже, вдруг окончательно затерялась в зарослях и лесном
молодняке. Вблизи слышен был рев горного потока, почва стала неровной,
топкой, и ехать дальше оказалось совершенно невозможно.
мне придется расстаться с Густавом?
обратно.
полуголый мальчик, еле прикрытый клетчатой тряпкой; густая шапка спутанных
волос, подвязанных кожаным ремешком, служила ему единственной защитой от
солнца и непогоды; он был ужасающе худ, и серые сверкающие глаза, казалось,
занимали на его изможденном лице вдесятеро больше места, чем им полагалось.
зависит от этого.
Густава такому конюху?
Мы ведь не на дружеской земле, чтобы на досуге прощаться с конем, точно с
родным братом. Говорю тебе, ты получишь его обратно; но - даже если бы тебе
суждено было никогда больше не увидеть этого мерина - разве твоя жизнь не
дороже самого лучшего жеребца, когда-либо рожденного кобылой?
если бы ты только знал цену моему Густаву и все, что нам пришлось пережить и
выстрадать вместе!.. Смотри, он поворачивает голову, чтобы еще раз взглянуть
на меня! Будь с ним поласковее, мой славный голоштанник, а я уж тебя
отблагодарю!
Густава и последовал за своим проводником.
такая ловкость, на которую он не был способен. Прежде всего, как только
капитан расстался со своим конем, ему пришлось, хватаясь за свисающие ветви
и торчащие из земли корни, спуститься с высоты восьми футов в русло потока,
по которому Сын Тумана повел его. Они карабкались через огромные камни,
продирались сквозь заросли терновника и боярышника, взбирались и спускались
по крутым склонам. Все эти препятствия и еще много других быстроногий и
полуобнаженный горец преодолевал с проворством и ловкостью, возбуждавшими
искреннее удивление и зависть капитана Дальгетти; он же, обремененный
стальным шлемом, панцирем и другими доспехами, не говоря уж о тяжелых
ботфортах, в конце концов настолько обессилел, что присел на камень
перевести дух и начал объяснять Раналду Мак-Ифу разницу между путешествием
expeditus <Налегке (лат.)> и impeditus <С поклажей (лат.).>, как эти военные
Каргалов Вадим
Маркеев Олег
Никитин Юрий
Херберт Фрэнк
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк