действительно напился водки. Свалившись, как сноп, он заснул тяжелым сном.
52. ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ ЯНВАРЯ
какие только можно вообразить. От тумана мы задыхаемся. Одной лишь искры,
чудится нам, достаточно, чтобы вспыхнул пожар, как в пороховом погребе.
Плот даже не кружится на месте, он совершенно неподвижен. Я спрашиваю себя
временами, способен ли он вообще плыть?
Кажется, что одиннадцать, но мне с трудом удается сосредоточиться, и
выходит то десять, то двенадцать. Должно быть, после смерти Джинкстропа на
плоту осталось одиннадцать человек. Завтра их будет десять. Я умру.
мной проходит вся прошлая жизнь. Родина, друзья, семья - мне дано увидеть
их в последний раз в туманной грезе!
которую я впал. Да простит мне бог, но я серьезно подумываю положить конец
своим страданиям. Мысль эта засела у меня в голове. Я испытываю
облегчение, говоря себе, что могу поставить точку, когда захочу.
Кертису. Капитан лишь одобрительно кивает головой.
покинуть свой пост. Если смерть не придет за мной раньше, чем за
остальными, я останусь на этом плоту последним.
видно даже воды. Туман поднимается с океана густыми волнами, но
чувствуется, что над ним сияет жаркое солнце, которое быстро разгонит эти
пары.
Роберт Кертис - он все еще стоит и смотрит вдаль - жадно прислушивается к
этим крикам. Они возобновляются трижды.
Не существует ни континентов, ни островов. Земной шар всего лишь жидкий
сфероид, каким он был во второй период после своего возникновения!
чтобы я рассчитывал увидеть землю, но эта нелепая мысль, эта несбыточная
надежда преследует меня, и я спешу от нее освободиться.
густые клубы, а выше, в прорывах облаков, я вижу небесную лазурь. Яркие
лучи пронзают завесу испарений и впиваются в нас, как раскаленные добела
металлические стрелы. Но на горизонте пары сгущаются, и я ничего не могу
различить.
медленно из-за полного отсутствия ветра.
делается за завесой тумана.
свет наполняет пространство, четко выступает горизонт.
окружностью: вода сливается с небом!
жаль его, ведь он единственный из нас, кто не имеет права лишить себя
жизни, когда захочет. Я же умру завтра, и если смерть не поразит меня, я
сам пойду ей навстречу. Не знаю, живы ли еще мои спутники, но мне кажется,
что я уже давно не видел их.
так нестерпима, что вызвала у меня жалобные стоны. Как! Неужели мне не
дано испытать перед смертью высшее наслаждение - загасить огонь, который
жжет мне грудь?
от этого не будет, знаю, но по крайней мере я обману жажду!
С трудом раскрываю перочинный нож и обнажаю руку. Быстрым ударом перерезаю
себе вену. Кровь выходит капля по капле, и вот я утоляю жажду из источника
собственной жизни! Кровь снова входит в меня и на мгновение утишает мои
жестокие муки; потом она останавливается, иссякает.
круг, центром которого является плот. Этот туман горяч, как пары,
вырывающиеся из котла.
обменяться рукопожатием с другом. Роберт Кертис стоит неподалеку. Я с
трудом подползаю к нему и беру его за руку. Он меня понимает, он знает,
что это прощанье, и словно порывается пробудить во мне последний проблеск
надежды, но напрасно.
Молодая девушка все прочтет в моих глазах. Она заговорит о боге, о будущей
жизни, которую надо терпеливо ожидать... Ожидать! На это у меня нет
мужества... Да простит меня бог!
стать возле мачты. Я в последний раз обвожу взглядом это безжалостное
море, этот неизменный горизонт! Если бы даже я увидел землю или парус,
поднимающийся над волнами, я решил бы, что это игра воображения... Но море
пустынно!
начинают терзать меня с новой силой. Инстинкт самосохранения во мне умолк.
Через несколько минут я уже не буду страдать!.. Да сжалится надо мною
господь!
знаю. Но я возвращаюсь на свое место.
53. ДВАДЦАТЬ ШЕСТОЕ ЯНВАРЯ
дней как это стало навязчивой идеей, которую никто не смел высказать.
Херби, - этого потребовал Андре Летурнер. Но среди матросов поднялся
гневный ропот. Нас на борту одиннадцать человек, следовательно, каждый из
нас имеет десять шансов за себя, один против, и если сделать исключение
для кого бы то ни было, соотношение изменится. Мисс Херби разделит общую
участь.
подбодрило, настаивает на том, чтобы немедленно приступить к жеребьевке. И
он прав. Впрочем, никто из нас не дорожит жизнью. Тот, кого отметит
судьба, лишь на несколько дней, может быть, всего на несколько часов,
опередит своих спутников. Это нам известно, и мы не страшимся смерти. Но
не страдать от голода день или два, не чувствовать жажды, вот чего мы
хотим, и мы этого добьемся.
шляпе. Вероятно, Фолстен написал их на листе, вырванном из своей записной
книжки.
чье имя окажется на последнем оставшемся билетике.
мертвенно-бледный, протянув вперед руку, страшный в своем спокойствии;
пряди седых волос упали на запавшие щеки.
записки... Нет предела твоей отцовской самоотверженности...
разворачивает его, произносит вслух фамилию и передает тому, кто назван.
за, один против.