крупную революционную работу. Я был и раньше с ним близок; теперь мы
сблизились еще больше, даже жили вместе... Я невольно попал в круг его
работы и принялся за нее с ужасной горячностью, он меня потом даже удер-
живал и предостерегал. Моя задача была проста: - я должен был делать то,
что делали в это время десятки и сотни людей в тылу и на фронте, а вот
эту простую задачу приходилось решать под угрозой немедленного расстре-
ла; любой офицер, не задумавшись ни на минуту, счел бы своим долгом
застрелить меня на месте, если бы узнал, что я подстрекаю солдат к непо-
виновению, распространяю листовки против войны. И он имел право это сде-
лать, это право было известно всем, им пользовались неоднократно.
арестовали. Все обрывалось сразу, - а мне тогда не было еще двадцати
двух лет... Самое лучшее, что я мог желать тогда, - это быть расстрелян-
ным немедля, - но меня не расстреляли...
пределах действующей армии, был передан в распоряжение военно-полевого
суда.
ночам и это самое страшное, ночью, когда вас будят внезапно и в канда-
лах, в арестантском халате тащат под конвоем с факелами через весь го-
род, и вы не знаете, куда тащат; быть-может на допрос, а быть-может ту-
да, откуда еще никому не удалось возвратиться.
и полная уверенность в том, что все кончено, и тюремное одиночество, ко-
торого я до сих пор никогда не испытывал, - словом, через неделю я был
конченным человеком. Первые дни я держался спокойно, ни одного лишнего
слова не говорил на допросах, - потом начал отрицать все, и это было на-
чалом...
было говорить.
задавая никаких вопросов; лицо ее, на которое Шахов взглядывал иногда,
было сосредоточенно и бледно.
не безвыходно, мне сказали, что есть возможность поплатиться за
"подстрекательство солдат к мятежу на территории действующей армии" бо-
лее дешевой ценой, чем то, что меня ожидало.
каков я был, полумертвого, измученного до того, что я не мог стоять на
ногах, до того, что каждые десять минут я терял сознание, потащили к
допросу.
назвал только одного...
беспокойством оглянулась вокруг себя, - и вдруг с исказившимся лицом,
дрожащими пальцами принялся отстегивать кобуру револьвера: за окном, под
отогнутой занавеской, в темном отсвете стекла маячило тошнотное лицо с
расплющенным носом и губами.
руками он тащил из кобуры револьвер и за это долго мгновение успел заме-
тить, что Главецкий (он не сомневался в том, что это Главецкий) прис-
тально, не отводя глаз, смотрит куда-то мимо него и потому не замечает
его движений. Он невольно проследил направление его взгляда: Главецкий
внимательно и с ужасным, казалось бы, интересом смотрел на Галину; он
как-будто даже подмигивал ей и всячески старался привлечь ее внимание.
ничего больше не было за окном - кроме пустой улицы и слепого, сумереч-
ного света.
вами?
по лбу.
беловатой мути, которая чорт знает откуда берется на петроградских ули-
цах, начинали уже светиться слепые, как слюда, окна, когда Шахов вернул-
ся к себе в номер, чтобы сменить белье, заношенное за две недели.
мов, тараканы важно ходили туда и назад и деловито шевелили усами; Шахов
разогнал их, - они эмигрировали, но расходились не спеша с глубоким соз-
нанием своего достоинства.
и часы революции говорили о том, что у него нет ни одной свободной мину-
ты.
водой и торопливо растерся, накрутив на руку мохнатое полотенце.
ту; небольшой белый пакет, на который Шахов в первую минуту не обратил
внимания, преградил таракану дорогу; он сердито толкнул его усами, обо-
шел и, прихрамывая, пошел дальше.
и поспешно поднял пакет.
верте было выведено аккуратнейшим, почти каллиграфическим почерком его
имя.
и поперек исписанный тем же аккуратнейшим почерком.
шись в памяти, ничего лучшего не нашел.
жеследующей просьбой. Не истолкуйте превратно! Отнюдь!
жесточайшей обидой, то не сомневаюсь в том, что вы укротили теперь ваши
расстроенные нервы.
жет быть страшнее потери любимой женщины, которая, как это досконально
выяснено мною, еще ничего не знает о вашем преступном прошлом.
вал у вас незначительную сумму денег. Теперь отнюдь нет. Теперь я требую
от вас отнюдь не деньги, но совершенные пустяки, каковые не доставят нам
решительно никаких затруднений. Доведя до конца мою мысль, укажу, что
этот намек касается вашей современной деятельности, из которой только
наивный простак ничего не выудит.
каковые, даю честное слово военнослужащего, будут тут же на месте унич-
тожены, но даже, в свою очередь, получить кое-какие выгоды. Так как вы в
настоящее время человек на три четверти семейный или намереваетесь стать
таковым при помощи очаровательной девицы, каковой пользуюсь случаем тут
же выразить мое искреннее восхищение, то эти выгоды будут отнюдь не бе-
зынтересны для вас.
по истечении каковых буду считать мои руки развязанными.
знакомая) не захочет, так сказать, вступить в брак с провокатором, поми-
мо общегражданских кар, которые, возможно, последуют.
регнул его пополам, положил на стол и продолжал одеваться.
оправил пояс, подтянул сапоги и, подняв упавшую на пол шинель, накинул
ее на плечи.
двери.
и, подойдя ближе к свету, расстегнул кобуру.
трогал пальцами запотевшие углубления на барабане, прижимал ладонь к
шершавым зазубринам рукоятки.
оборотился вокруг своей оси, Шахов растерянно и поспешно, как-будто ре-
вольвер жег ему руки, засунул его в кобуру и вытащил из бокового кармана
шинели свою записную книжку; перелистав ее, он положил на стол перед со-
бою несколько бумаг. Одна из них была приказом о назначении его команди-
ром отряда, другая истрепанной листовкой, которую он сорвал на память