пять озер: первое озеро стояло в распадке среди леса, с накренившейся к морю
водой, исцарапанной рябью, и четыре озера -- на большой высоте, томящиеся в
безветрии, а может, это сверкал первый ледок, такой прозрачный, что даже не
изменил цвета воды...
моряков.
увидать...
земля все-таки...
побрели к берегу.
укатанного песка с отпечатками волн. В одном месте он был изуродован ручьем,
лед в ручье поломало приливом. Снег начинался выше ручья, куда не доходил
прибой. Он выпал, видно, так неожиданно, что застал врасплох кузнечиков,
которые облепили зеленые ветки орешника и торчащие из-под снега прутья
пырея, и даже при появлении людей кузнечики не решались прыгать. Помощник
шел позади остальных -- он оставался швартовать бот -- и никак не мог
прибавить шагу. Боль, которая приутихла малость, когда он сидел в боте,
теперь разрывала его. Ноги ломило до тошноты, до мути в глазах. Все вокруг
потеряло для него четкость, воспринималось, как сквозь бегущую воду.
Помощник даже не заметил, как ступил в речку, которая промывала в сугробах
дымящую колею, ощутил это лишь по одеревеневшей ноге -- левый сапог
пропускал воду, -- с трудом поднялся на гребень и ухватился за ствол дерева.
Он видел озеро внизу перед собой, и воронки следов на рыхлом снегу, и фигуры
моряков, спускавшихся в распадок. Где-то рядом слышались удары топора -- это
орудовал в лесу механик, а справа, в просветах деревьев, помощник видел на
морском берегу лежку тюленей: на песке лежало штук пятнадцать стариков, а
молодежь резвилась на воде, поднимая брызги, -- будто там люди купались...
придем, ванну сделаем -- как кипяток... Вот вам хорошо будет! Вот вам будет!
-- приговаривал он, и лицо у него светилось нежностью, будто он не к себе
обращался, а разговаривал с каким-то другим, бесконечно дорогим ему
человеком. -- Положим, я дурак, что пошел в этом году на промысел, --
говорил он. -- Можно сказать, поставил вас в дурацкое положение... Но разве
я виноват, если не могу дождаться весны, словно какой-нибудь шальной
скворец? Вы только не предавайте меня сейчас, а там мы вместе переживем
зиму, там нас никто не увидит -- отдохнете, все будет хорошо. Я знаю, что вы
у меня молодцы..."
Помощник заспешил туда.
смотрели на воду. На ряби покачивалась подбитая птица. Это была ипатка --
птица из породы морских уток, напоминающая топорка, только клюв у нее
светлее и нет на голове косичек.
к груди. -- Вот с этой ямки взлетела, а он в нее выстрелил в воздухе...
крыльями, не в силах перевернуться. Ее относило ветром все дальше от берега.
Девушка растерянно обернулась.
заметил кто-то из моряков.
но чувствовалось, что он сконфужен и не понимает, почему из-за этой ипатки
все вдруг набросились на. него.
лето...
последнюю утку убил сейчас... Не улетела, осталась здесь, а ты в нее
выстрелил...
вырытой в снегу ямке, откуда до этого вспугнули ипатку, и обметала рукавом
куст шиповника с красными ягодами. -- Помешал ты, -- сказала она рулевому,
-- а ведь немного осталось ей до этих ягод... -- И, прижав куст шиповника к
груди, подергала его, но куст не поддался ей. -- Тут всякое можно найти, --
говорила она, ползая возле сугроба, отпихивая снег руками, грудью, коленями,
-- луг ведь здесь, значит, ягоды должны быть, цветы -- я слышала, такие
есть, что и под снегом цветут...
прикрыл рот ладонью. Внезапно ему почудились крики -- душераздирающие крики
женщин, которые прыгали с горящего теплохода на спасательное судно, а одна
женщина оступилась и упала между бортов, и он видел, как она билась внизу...
"Чем я мог ей помочь тогда?" -- подумал он.
мокрую одежду и освещал их потные, разгоряченные лица.
луг скосили давно... Вот он, стог! -- матрос показал на сугроб. -- Сюда с
Аян ездют косить, видно, бросили стог из-за штормов...
заговорила девушка, глядя вокруг расширенными, как у подстреленного тюленя,
глазами. -- А так хотелось, чтоб в траве было, среди цветов... Чтоб среди
цветов было! -- повторяла она.
придерживая ушибленную руку.
рулевому.
заволакивая распадок, а потом стал убывать, и казалось, стог так и не
загорится, как внезапно он зашевелился и стал оседать, -- видно, внутри его
все это время проходила невидимая глазу работа -- и разом вспыхнул, выбросив
к небу гудящий огненный столб. В одно мгновение снег будто слизало на
двадцать шагов вокруг, на людях задымилась одежда, пар окутывал их с головы
до ног, осыпало искрами, но они не шевелились и как зачарованные глядели на
огонь...
вас некому...
к нему, улыбаясь, пожилой матрос. -- Вот только беспокоюсь насчет почтового
ящика: не успел его толково приколотить, письма вываливаются... Как, если
потеряется письмо?
выпрямителе? А как проверить -- один электрод семь тысяч вольт! Короткое
замыкание -- и взрыв... Хотя взрыва, наверное, не будет...
девушка. -- Тепло там, буду лежать на чистой кровати... Вон как толкается...
Старпом, дай руку... Ну и холодные они у тебя, словно лягушки...
квартиры... Приходи с больницы: дров нарубим, печку затопим, а?
хлопья пепла, словно стая птиц, неизвестно почему залетевшая сюда в эту пору
года.
МЫС АННА
полу, с запахом гнили от винных бочек, в сутолоке и криках товарищей, с
которыми Дюжиков вернулся с промысла, маленькая гадалка Аня вдруг
предсказала ему скорую гибель, а он, засмеявшись, выхватил карту, которую
девочка сжимала в худеньком кулачке, и, не посмотрев на нее, разорвал в
клочки. А потом, вернувшись к столу, глядя через замутненное дыханием окно
на застывшую бухту и стояночные огни судов, он вдруг подумал об этом всерьез
-- о той последней минуте, которая может наступить не сегодня, так завтра, и
погаснет свет в очах, и вытечет из души вся боль и вся радость, как летний
дождевой ручеек.
кружка упала и покатилась по полу. -- Не трогайте...