Чтение 30–й страницы книги ~Амето~

(а Цитерея - светоч для любой),

И ты нас не лишай своей награды,

и мысли добронравные нам внуши,

и разума открой благие клады,

и скольким же возлюбленным - реши -

мы дать могли б любви взаимной сладость,

сумей они коснуться струн души;

в груди своей ты ликов наших младость

запечатлей и ощути до дна

их вечную пленительность и радость;

и в них ты силу обретешь сполна

перебороть любовные напасти,

и твердость будет в том тебе дана.

И той любовью - коль постыдной страсти

не покоришься - вечно будешь пьян,

с годами множа меру пылкой сласти,

тебя минует всяческий обман

(житейской суеты обременитель),

тебе же уготовивший капкан.

Однако нам пора в свою обитель,

вот-вот сюда придет ночная тень;

но мы вернемся, если вседержитель

опять вернет на землю божий день;

и лицезреть тебе позволим снова

себя - очам желанную мишень.

Хоть мы под сень уйдем ночного крова,

однако же не разлучим сердец -

и в том союза нашего основа;

и ты дождись, когда мы наконец,

к тебе благоволя, тебя доставим

туда, где всякой радости венец,

где будешь ты пред божьим ликом славим.

ХLVI

Украшенный, Амето с радостной душой слушал пение нимф и постигал куда
больше, чем прежде, слухом внимая пению, а сердцем погрузившись в отрадные
мысли. Он сравнивал свою прежнюю простую жизнь с нынешней и со смехом
вспоминал, каким был; как праздно растрачивал время в охоте среди дриад и
фавнов, как испугался собак, потом посмеялся над пылким своим желанием
узнать, что такое хвалимая всеми любовь; и ясным умом проник в истинный
смысл той первой песни, что услыхал от Лии. Ощутил, какая великая польза
сердцу в тех пастушеских песнях, которые прежде только тешили его слух.
По-иному он увидел и нимф, которые прежде радовали ему зренье больше, чем
душу, а теперь душу больше, чем зренье; понял, какие храмы и каких богинь
они воспевали и о чем были их речи; а припомнив все это, немало устыдился
сладостных мыслей, обуревавших его, покуда текла их повесть; он понял и
какими были те юноши, которых они любили, и какими стали благодаря любви.
Только теперь он должным образом разглядел одежды и нравы нимф. Но больше
всего возрадовало его то, что они открыли ему на все это глаза и позволили
увидеть святую богиню, узнать Лию и в новом убранстве обрести способность
любить стольких прекрасных и стать достойным их любви: из дикого зверя они
обратили его в человека. От всех этих мыслей он почувствовал столь
несравненную радость, что, любуясь то одной, то другой нимфой, едва они
кончили песнь, сам запел:

XLVII

О триединый свет единосущный,

земли и неба разум и оплот,

дарящий нам любовь и хлеб насущный,

дающий звездам сообразный ход,

а государю их - круговращенье:

заход к ночи, а поутру восход,

горячее прими благодаренье, -

тебя и милых нимф боготворю

и посвящаю вам души горенье.

Я пылко так за то благодарю,

что ты пришел, не погнушавшись мною,

и я тебя, непосвященный, зрю,

что, пренебрегши мерзостью земною,

явил мне волю в надлежащий срок,

грозящую мирскому злу войною;

пускай туман мне душу заволок,

пускай сиял ты в дальнем эмпирее,

но Мопса прорекла мне твой урок.

Эмилия затем, чтоб я быстрее

пришел в святому лику твоему,

держала речь, подъемля меч Астреи.

И много помогла еще тому

та, что хвалила доблести Помоны,

и я к прозренью ближе потому;

затем преподала твои законы

мне Акримония, и я обрел,

тебя познав, мирской тщете заслоны.

И Агапеи пламенный глагол

меня сподобил огненного света,

и я узрел, пылая, твой престол.

А та, что всех прелестнее - Фьяметта -

велела мне, тобой вдохновлена,

во всех делах в тебе искать совета.

Со мною схожа, ласкова, ясна,

мне Лия указала смысл подспудный -

и я в него уверовал сполна.

И ты, всевиденьем и силой чудный,

направь мой ум с собою заодно,

чтоб среди лучших был я к вехе судной;

да будет навсегда утверждено

в моей душе твое святое имя,

и пусть в веках прославится оно.

Такая ж слава да пребудет с ними,

которых за любовь и доброту

превознесу я песнями своими.

И коль необходимым я сочту

потомкам песни жаркие оставить

и юных нимф прославить красоту,

ты сделай так, чтоб злоба строк ославить

не смела бы, не переврал бы лжец

и чтоб невежда не дерзнул исправить

(переплети их в шелк или багрец,

дабы - красиво скатанные в свитки -

в чужой стране их не разъял глупец),

не дай в них женкам завернуть пожитки,

которые на грош приобретут,

полученный за проданные нитки,

пусть на припарки их не раздерут

целители, не знающие дела,

не тем здоровье хворому вернут,