Чтение 30–й страницы книги ~Сыновья и любовники~

- Тогда, может, ты пойдешь спать? - предложил он.

- И оставлю вас вдвоем? Нет, мой мальчик, это не в моих правилах.

- Ты нам не доверяешь, ма?

- Доверяю или нет, а я вас не оставлю. Если хотите, можете посидеть до
одиннадцати, а я почитаю.

- Иди ложись. Лили, - сказал Уильям своей нареченной. - Нельзя
заставлять маму ждать.

- Энни не погасила свечу, Лили, - сказала миссис Морел. - Я думаю, вам
будет видно.

- Да, благодарю вас. Спокойной ночи, миссис Морел.

У лестницы Уильям поцеловал свою возлюбленную, и она пошла наверх. А он
вернулся в кухню.

- Ты нам не доверяешь, мам? - повторил он не без обиды.

- Мальчик мой, говорю тебе, не в моих правилах оставлять молодого
человека с девушкой одних внизу, когда все остальные уже спят.

И пришлось ему удовольствоваться этим ответом. Он поцеловал мать и
пожелал ей спокойной ночи.

На Пасху он приехал один. И уж тогда без конца толковал с матерью о
своей возлюбленной.

- Знаешь, мам, когда я не с ней, я про нее и не вспоминаю. И если б
никогда больше не увидел ее, то и не вспомнил бы. Но вот вечерами если я с
ней, я от нее без ума.

- Странная любовь для женитьбы, - сказала миссис Морел, - если только
так она тебя и держит.

- И вправду чудно! - воскликнул Уильям. Его самого это тревожило и
озадачивало. - Но все-таки... нас теперь так много связывает, не могу я от
нее отказаться.

- Тебе лучше знать, - сказала миссис Морел. - Но если все так, как ты
говоришь, я б не назвала это любовью... во всяком случае, не очень-то это
похоже на любовь.

- Ох, не знаю я, мама. Она сирота, и...

Так они и не могли ни на чем сойтись. Сын был озабочен, неспокоен. Мать
- сдержанна. Все его силы, все деньги уходили на его нареченную. Приехав
домой, он едва мог позволить себе свозить мать в Ноттингем.

На Рождество, к великой радости Пола, ему прибавили жалованье - теперь
он будет получать десять шиллингов. Он был вполне доволен своей службой у
Джордана, но здоровье его страдало от долгого рабочего дня и сидения
взаперти. Мать, в чьем сердце и помыслах он занимал все больше места,
гадала, как бы ему помочь.

По понедельникам во вторую половину дня он не работал. В мае, в один из
понедельников, когда они вдвоем сидели за завтраком, мать сказала:

- По-моему, день будет прекрасный.

Пол взглянул удивленно. Что-то крылось за ее словами.

- Знаешь, мистер Ливерс переехал на новую ферму. Ну, и на прошлой
неделе он просил меня навестить миссис Ливерс, я пообещала прийти вместе с
тобой, если будет хорошая погода. Пойдем?

- Мамочка, хорошая моя, да это чудесно! - воскликнул он. - Сегодня
прямо после обеда и пойдем?

Веселый, довольный, он поспешно зашагал на станцию. По дороге на Дерби
искрилось росой вишневое дерево. Алела старая кирпичная ограда парка,
весна разгоралась зеленым пламенем. И круто изгибающаяся шоссейная дорога,
покрытая еще по-утреннему прохладной пылью, в узорах солнечного света и
тени была безмятежно тиха и спокойна. Деревья величаво склоняли свои
широкие зеленые плечи; и, сидя на складе, мальчик все утро представлял
себе весеннее раздолье на воле.

Когда в обед он вернулся домой, мать была заметно взволнована.

- Мы идем? - спросил он.

- Как только буду готова, - ответила она.

Вскоре он встал из-за стола.

- Поди оденься, а я вымою посуду, - сказал Пол.

Она послушалась. Сын вымыл кастрюли, привел кухню в порядок и достал
материнские сапожки. Они оказались совсем чистые. Миссис Морел была из тех
изящных от природы людей, которые могут пройти по грязи, не замарав
туфель. Но в обязанности Пола входило их чистить. То были козловые сапожки
за восемь шиллингов. Он же считал их самой элегантной обувью на свете и
чистил их с таким благоговением, словно то были цветы.

Вдруг миссис Морел появилась в дверях, явно смущенная. На ней была
новая блузке Пол вскочил и пошел к матери.

- Вот это да! - воскликнул он. - Сногсшибательно!

Она хмыкнула чуть ли не надменно и вскинула голову.

- И вовсе не сногсшибательно! - возразила она. - А очень скромно.

Она вошла в кухню, а сын обходил ее то с одного боку, то с другого.

- Ну, как? - застенчиво спросила она, изображая, однако, гордую
светскую даму, - нравится тебе?

- Очень! Ты такая красотка, в самый раз для увеселительной прогулки.

Он обошел ее, оглядел со спины.

- Вот если б я шел по улице позади тебя, я бы сказал: "Вроде эта
малышка слишком воображает!"

- А вот и нет, - возразила миссис Морел. - Она не уверена, к лицу ли ей
блузка.

- Ну где уж там! Ей охота облачиться в грязно-черное, и похоже будет,
словно она завернулась в горелую бумагу. Тебе еще как идет, и ты очень
славно выглядишь, верно тебе говорю.

Польщенная, она опять хмыкнула на свой лад, но делала вид, будто ей
лучше знать.

- Что ж, она стоила мне только три шиллинга, - сказала миссис Морел. -
Готовую за такие деньги не купишь, правда?

- Да уж наверно, - ответил Пол.

- И знаешь, материя хорошая.

- Ужасно славная, - сказал он.

Блузка была белая с черными и лиловыми веточками.

- Боюсь, для меня слишком молодо, - сказала миссис Морел.

- Слишком молодо, - с возмущением воскликнул сын. - Может, тебе купить
седой парик и напялить на голову?

- Скоро это будет не нужно, - возразила она. - Я и так быстро седею.

- Вот еще, - сказал он. - На что мне седая мать?

- Боюсь, тебе придется и с такой примириться, мой мальчик, - сдержанно
ответила она.

Они отправились очень торжественно, и оттого, что день был солнечный,
миссис Морел даже взяла зонтик - подарок Уильяма. Пол, хотя и невысок, был
изрядно выше матери. И очень гордился этим.

На рыжеватой земле отливала шелком молодая пшеница. Минтонская шахта
помахивала султанами белого пара, откашливалась и сипло дребезжала.

- Нет, ты только взгляни! - сказала миссис Морел. Мать и сын
остановились на дороге посмотреть. Вдоль гребня большого угольного отвала
медленно двигалась небольшая группа, вырисовываясь на фоне неба, - лошадь,
вагонетка и человек. Они взбирались по скату прямо в небеса. Под конец
человек наклонил вагонетку. С оглушительным грохотом пустая порода
покатилась по высоченному отвесному склону.

- Мама, присядь на минутку! - сказал Пол, и она села, он быстро делал
набросок. Он работал, а она молча смотрела на послеполуденный мир, на
поблескивающие среди зелени красные коттеджи.

- Наша земля удивительная, - сказала она, - и удивительно красивая.

- И террикон тоже, - сказал он. - Посмотри, как он горбится, будто
живой, какой-то большой и неведомый зверь.

- Да, - сказала она. - Пожалуй.

- А все эти платформы стоят и ждут, будто вереница зверей перед
кормушкой, - сказал он.

- И слава Богу, что им есть чего ждать, - сказала миссис Морел. -
Значит, на этой неделе добыча хорошая.

- Но мне нравится, когда вещи вроде одушевленные, когда в них чуешь
человека. В этих платформах чуешь человека, ведь всеми ими заправляет
человек.

- Да, правда, - сказала миссис Морел.

Они тронулись дальше по дороге, под деревьями. Пол не умолкай что-то
рассказывал, и матери все было интересно. Они миновали Незермир, с
которого солнечный свет, точно лепестки, легко осыпался к подножью. Потом
свернули на дорогу в чьих-то владениях и не без опаски подошли к большой
ферме. Яростно залаял пес. Из дома вышла женщина - посмотреть, что
происходит.

- Этой дорогой мы пройдем к Ивовой ферме? - спросила миссис Морел.

Пол держался позади, страшась, как бы его не прогнали. Но женщина
приветливо объяснила, как им пройти. Мать с сыном пошли через пшеницу,
овсы и дальше по небольшому мосточку на луг. Над ними кружились,
пронзительно кричали чибисы, поблескивая белыми грудками. Спокойно синело
озеро. Высоко в небе парила цапля. На другом берегу, на холме, мирно
зеленел густой лес.

- Нехоженая дорога, - сказал Пол. - Прямо как в Канаде.

- Как тут красиво! - сказала миссис Морел, оглядываясь по сторонам.

- Посмотри, цапля... видишь... видишь, какие ноги?

Он говорил матери, на что смотреть, а на что нет. И ей это нравилось.

- Ну, а теперь куда? - спросила она. - Он говорил мне - через лес.

Лес, темный, обнесенный изгородью, был слева.

- Я все-таки чувствую, что тут утоптано, - сказал Пол. - А у тебя ноги
городские, тебе этого не учуять.

Они отыскали небольшую калитку и скоро уже шли по широкой лесной аллее,
где по одну сторону густо росли сосны и ели, а по другую дубы обступили
спускающуюся под уклон поляну. И среди дубов, под зеленью молодого
орешника, на желто-коричневом ковре дубовых листьев голубели озерки
колокольчиков. Пол принес матери цветы.