Гира. Он оказался таким, каким мы его и представляли: огромного роста,
воинственной осанки, закованный в броню с головы до ног. На шлеме у него
развевался султан из перьев, на боку висел большой старинный меч. Ла Гир
направлялся к Жанне, чтобы официально ей представиться, и, проходя по
лагерю, наводил порядок, оповещая, что Дева прибыла и что в присутствии
предводителя армии он не потерпит, чтобы в лагере был такой ералаш. Нещадно
бранясь, он наводил порядок особым, присущим ему одному способом - с помощью
своих увесистых кулаков. Он то и дело пускал их в ход. Удар - и человек
валился с ног.
- Главнокомандующий в лагере, а у вас все шиворот-навыворот. Подтянись!
Равняйсь! - рычал он и одним ударом валил свою жертву с ног. Что в таком
случае означало его "равняйсь", оставалось его личным секретом.
наблюдать, восхищаться. Вы скажете, нас разбирало любопытство? Да. Ведь он
был любимым героем всех мальчишек Франции от колыбели до этого счастливого
дня, нашим общим кумиром и гордостью. Я вспомнил, как еще в Домреми, на
выгоне, Жанна упрекала Паладина за непочтительный отзыв о таких великих
людях, как Ла Гир и бастард Орлеанский, при этом она сказала, что сочла бы
за счастье взглянуть на них хоть одним глазком. Для Жанны и всех девочек он
был таким же предметом увлечения, как и для мальчиков.
поверить, но факт налицо: он шел, чтобы обнажить перед ней голову и
выслушать ее приказания.
своим особым способом, мы направились взглянуть на только что прибывших
знаменитых полководцев, составлявших свиту Жанны. Их было шестеро,
прославленных командиров французских войск. Все они были красавцами в своих
великолепных латах, но самым красивым, самым стройным из всех оказался
главный адмирал Франции.
молодости Жанны. По ее веселой улыбке можно было догадаться, что она
счастлива встретиться, наконец, с любимым героем своего детства. Ла Гир,
держа шлем в руке, одетой в стальную перчатку, низко поклонился и отрывисто
произнес краткую, сердечную приветственную речь, на этот раз уже без ругани.
Мы заметили, что они сразу понравились друг другу.
остался. Как давние друзья, они сидели за столом, пили вино, весело смеялись
и мирна беседовали. Потом она отдала ему, как начальнику лагеря, несколько
распоряжений, от которых у него захватило дух. Жанна начала с того, что
приказала немедленно выгнать из лагеря всех гулящих женщин, всех до единой,
прекратить попойки и кутежи, водворить порядок и дисциплину. Его изумление
достигло предела, когда она заявила:
священника и получить отпущение грехов, и все рекруты должны дважды в день
присутствовать на богослужении.
он не мог вымолвить ни слова, потом проговорил в глубоком унынии:
молиться? Зачем же это, душа моя? Да они скорее пошлют нас всех к чертовой
бабушке!
приводя различные доводы, которые развеселили Жанну и заставили смеяться
так, как она еще не смеялась со времен Домреми, когда резвилась на лугах.
Нельзя было не радоваться, глядя на нее.
"слушаюсь!" и добавив, что готов повиноваться ее приказаниям, Ла Гир
пообещал сделать все от него зависящее. Потом, отведя душу лавиной бурных
проклятий, сказал, что в своем лагере свернет голову каждому, кто не
пожелает очиститься от грехов и не начнет вести благочестивую жизнь. Его
слова снова рассмешили Жанну. Все это ее страшно забавляло. Но она не
согласилась с его способом обращения грешников в праведников: они должны
были пойти на это добровольно.
добровольцами, а только с теми, кто откажется повиноваться. "Не надо убивать
ни тех, ни других", - сказала она. Жанна не могла допустить подобных
действий. Призывать человека добровольно вступить в армию, а за несогласие
или неподчинение грозить ему смертью,-это что же - принуждение? А она
хотела, чтобы человек был всецело свободен в своем выборе.
что в его лагере найдется солдат, способный пойти в церковь с меньшим
отвращением, чем он сам. Тогда Жанна поднесла ему новый сюрприз, заявив:
скорее пойду к...
трудновато, а потом станет легче. Не огорчайтесь. Скоро это войдет в
привычку.
Он тяжело вздохнул и печально произнес:
этого не сделал, будь я проклят...
невозможно, ваше превосходительство, это мой родной язык.
разрешив клясться своим генеральским жезлом - символом дарованной ему
власти.
присутствии, в других же местах останется самим собой. Но он не был уверен,
что выполнит свое обязательство, - так все это уже вошло у него в привычку и
являлось, пожалуй, единственным утешением в его преклонные годы.
окончательно, но все же значительно смягчившись. Мы с Ноэлем думали -
достаточно ему освободиться от влияния Жанны, как он снова попадет в плен
своих прежних привычек и ни за что не пойдет к мессе. На следующее утро мы
встали пораньше, чтобы убедиться в правильности своих заключений.
глазам. Угрюмый и мрачный, Ла Гир широко шагал, стараясь изо всех сил
придать своему лицу набожное выражение. Он рычал и изрыгал ругательства, как
сущий дьявол. Это еще раз подтверждало давно известную истину: всякий, кто
слушал голос Жанны д'Арк и смотрел ей в глаза, становился точно околдованным
ею и больше не владел собой.
последовали и остальные, Жанна разъезжала на коне по всему лагерю, и где. бы
ни появлялась ее стройная юная фигурка в сверкающих латах, ее милое личико,
озаренное приветливой улыбкой, - грубым солдатам всюду казалось, что сам бог
войны в образе человека спустился с облаков. Это было изумительно и вызывало
обожание. И тогда Жанна могла делать с ними все, что хотела.
как благовоспитанные дети, два раза в день являлись к мессе. Гулящих женщин
в лагере не стало. Ла Гир удивлялся всему этому и ничего не понимал. Он
уходил подальше от лагеря всякий раз, когда хотел отвести душу руганью. Это
был грешник по своей натуре и привычкам, питавший, однако, суеверное
уважение к священным местам.
горячее желание сразиться с врагом, которое она разожгла в солдатах,
превзошли все, виденное Ла Гиром за его многолетнюю службу. Он не находил
слов, чтобы выразить свое восхищение и удивление перед этим чудом
таинственных превращений. Раньше он презирал это войско, теперь же гордился
им, уверенный в его мощи и сплоченности. Ла Гир говорил:
можно отправиться штурмовать врата самого ада.
разительный контраст они представляли! Ла Гир-громадного роста, Жанна -
маленькая и хрупкая; он - преклонных лет и почти седой, она - в первом
цветении юности; его лицо - бронзовое, испещренное шрамами, ее - такое
прекрасное, румяное, свежее и чистое; она - такая добродушная, он - такой
суровый и строгий; она- воплощение невинности, он - вместилище грехов и
пороков. Ее глаза светились милосердием и состраданием; его - метали молнии
гнева. Ее взгляд пробуждал в душе человека умиротворение и покой, его же,
наоборот, - повергал всех в ужас.
внимательного взгляда. Они осматривали каждый уголок, наблюдали,
исследовали, давали указания. Их появление вызывало всеобщий восторг. Два
всадника, две такие непохожие фигуры: одна - исполинская, полная богатырской
мощи; другая - маленькая, грациозная и прелестная; он - крепость из ржавого
железа, она - сияющая статуэтка из серебра. При виде их бывшие разбойники и
злодеи произносили с благоговейным трепетом:
обратить Ла Гира на путь благочестия, очистить его от грехов, вдохнуть в его
мятежное сердце смирение и кротость веры. Она настаивала, убеждала, просила
его молиться. Но он не сдавался и все три дня слезно упрашивал оставить его
в покое, избавить его только от одного, только от одного, совершенно для
него невозможного - от молитвы. Он готов был на все, только не на это. Любой
приказ он выполнит. Одно слово Жанны - и он бросится в огонь. Только не это,
только не это - он не может молиться, никогда не молился, не знает, как и о