Чтение 30–й страницы книги ~В окопах Сталинграда~

уже будет работать. А их всего четверо и сто мин...

А луна ползет, ползет, становится желтой, затем белой. На все ей плевать.
По-моему, она даже быстрее обычного сегодня подымается, точно спешит куда-то
или с выходом опоздала. И как назло, немецкая сторона в тени, а наша с
каждой минутой все светлее, светлее. Последние остатки тени медленно, точно
нехотя, отступая, сползают вниз, один за другим оставляя кусты, прижимаясь
ко дну.

Кто-то ищет меня. Молодой, почти детский срывающийся голос. Связной
Карнаухова, кажется.

- Лейтенанта, комбата, не видали?

---------------------------------------(1) МУВ - тип взрывателя.

- Це якого? Що з биноклем ходить? - отвечает чей-то голос откуда-то
снизу, верно из щели.

- Да нет. Не с биноклем. Комбата. Командира батальона. В пилотке синей.

- А-а. В пiлотцi синiй... Ну, так би i сказав, що в пiлотцi. А то -
комбат... Хiба всiх iх за день начальникiв запамьятаеш...

- Ну так где он?

- А я не бачив,- добродушно отвечает голос.- Не було його, iй-богу, не
бачив.

- Фу ты, дура какая.

- Може, Фесенко бачив... Фесенко, а Фесенко...

Я направляюсь в сторону разговора. Фесенко из другой щели так же
добродушно и неторопливо отвечает, что "якийсь тут був з начальникiв, на
командира роти ще и кричав, що не так копаемо, але куди вiн подавсь - бiс
його знае...".

- Кто меня ищет?

- Это вы, товарищ лейтенант? - вытягивается передо мной маленькая,
тоненькая фигурка.

- Я... И не вытягивайся, ложись. Садится на корточки.

- Ну, в чем дело?

- С КП вашего звонили, чтоб шли туда срочно.

- Меня? Срочно? Кто звонил?

- Я не знаю... Полковник, что ли, какой-то. Какой полковник, откуда он
взялся? Ничего не понимаю.

- И срочно, сказали, в три минуты чтобы... Не доходя карнауховского
подвала, наталкиваюсь на Валегу. Бежит сломя голову. Запыхался.

- Полковник ждут вас. Командир дивизии, что ли... С орденом... И еще
какие-то с ним... Харламов, младший лейтенант, чего-то путают там. А они
ругаются.

Вечно этот Харламов, будь он проклят. Навязался на мою шею. Адъютант
старший называется,- начальник штаба... На кухне ему, а не в штабе работать.

Немцы вдруг подымают стрельбу, и мы добрых пятнадцать минут лежим,
уткнувшись в землю носами.

Полковник, невысокого роста, щупленький, точно мальчик, с ввалившимися,
как будто нарочно втянутыми щеками и вертикальными, напряженными морщинами
между бровями, сидит, подперев голову рукой. Шинель с золотыми пуговицами
расстегнута. Рядом - наш майор. Между колен - палочка. Еще двое каких-то.

Харламов - навытяжку, застегнутый и подтянутый. Впервые его таким вижу.
Моргает глазами.

Прикладываю руку к козырьку. Докладываю - батальон окапывается, ставим
мины. Два больших черных глаза не мигая смотрят на меня с худого лица.
Сухие, тонкие пальцы слегка постукивают по столу.

Все молчат.

Я опускаю руку.

Пауза несколько затягивается. Слышу, как Валега учащенно дышит за моей
спиной.

Черные глаза становятся вдруг меньше, суживаются, и бескровные, в
ниточку, губы как будто улыбаются.

- Вы что? Дрались с кем-нибудь? А?

Молчу.

- Дайте-ка ему зеркало. Пускай полюбуется. Кто-то подает толстый,
облупившийся осколок. С трудом узнаю себя. Кроме глаз и зубов, ничего
разобрать нельзя. Руки, телогрейка, сапоги - все в грязи.

- Ну, ладно,- смеется полковник, и смех у него неожиданно веселый и
молодой.- Все случается... Я однажды командующему округом в трусах
докладывал, и ничего, сошло. Десять суток только получил - к пустой башке
руку поднес.

Улыбка исчезает, точно ее кто-то стер с лица. Черные большие глаза опять
устремляются на меня. Умные, немного усталые, с треугольными мешками.

- Ну, что ж, комбат, похвастай, что сделал за сутки? Если на передовой то
же самое, что в бумагах творится,- не завидую тебе.

- Мало сделано, товарищ полковник.

- Мало? Почему? - Глаза не мигают.

- Людей жидковато, и с инструментом плохо.

- Сколько у тебя людей?

- Активных тридцать шесть.

- А бездельников, связных и тому подобное?

- Всего около семидесяти.

- А знаешь, сколько в сорок третьем полку? По пятнадцать - двадцать
человек, и ничего - воюют.

- Я тоже воюю, товарищ полковник.

- Он "Метиз" держал, товарищ полковник,- вставляет майор.- Прошлой ночью
мы его передвинули вправо.

- А ты не защищай, Бородин. Он сейчас не на

"Метизе" сидит, и немцы его не с "Метиза" выгонять будут...- и опять ко
мне: - Окопы есть?

- Копают, товарищ полковник.

- А ну, покажи.

Я не успеваю ответить. Он стоит уже в дверях и быстрыми, нервными
движениями застегивает пуговицы.

Я пытаюсь сказать, что там сильно стреляют и что, пожалуй, не стоит ему.

- А ты не учи. Сам знаю.

Бородин, тяжело опираясь на палку, тоже приподымается.

- Нечего тебе с нами ходить. Последнюю ногу потеряешь. Что я буду тогда
делать. Пошли, комбат.

Мы - я, Валега и адъютант комдива, молодой парень с невероятно круглым и
плоским лицом,- еле поспеваем за ним. Мелким, совсем не военным шагом,
слегка покачиваясь, он идет быстро и уверенно, будто не раз уже ходил здесь.

У карнауховского подвала я останавливаюсь. Полковник нетерпеливо
оборачивается:

- Чего стал?

- КП ротное здесь.

- Ну и пускай здесь... Где окопы?

- Дальше. Вот за теми трубами.

- Веди!

Окопы сейчас хорошо видны - и наши и немецкие. Луна светит вовсю.

- Ложись.

Ложимся. Полковник рядом. Объясняю, где раньше были и где сейчас я рою
окопы. Он ничего не говорит. Спрашивает, где пулеметы. Показываю. Где
минометы. Показываю. Молчит, изредка сдержанно, стараясь подавить,
покашливает.

- А где мины ставишь?

- Вот там, левее, в овраге.

- Прекрати. Людей назад.

Я ничего не понимаю.

- Ты слышал, что я сказал? Назад людей...

Посылаю Валегу вниз. Пускай отметят колышками правый фланг и
возвращаются. Валега беззвучно, на брюхе, сползает вниз.

Молчим. Слышно, как тяжело дышат копающие землю бойцы. Где-то за курганом
противно скрежещет "ишак" - шестиствольный миномет. Шесть красных хвостатых
мин, точно кометы, медленно проплывают над головой и с оглушительным треском
рассыпаются где-то позади, в районе мясокомбината. Воздушная волна даже до
нас доходит. Полковник и головы не подымает. Покашливает.

- Видишь его пулеметы? На сопке.

- Вижу.

- Нравятся они тебе?

- Нет.

- И мне тоже.

Пауза. Не понимаю, к чему он клонит.

- Очень они мне не нравятся, комбат. Совсем не нравятся.

Я ничего не отвечаю. Мне они тоже не нравятся. Но артиллерии-то у меня
нет. Чем я их подавлю?

- Так вот... Завтра чтоб ты был там.

- Где там?

- Там, где эти пулеметы. Ясно?

- Ясно,- отвечаю, но мне совершенно неясно, как я могу там оказаться.

Полковник легко, по-мальчишески, вскакивает, оттолкнувшись рукой от
земли.

- Пошли.

Так же легко, быстро, ни за что не зацепляясь и не спотыкаясь, идет через
развалины назад. На КП закуривает толстую ароматную папиросу. "Нашу марку",
по-моему, перелистывает лежащего на столе "Мартина Идена". Заглядывает в
конец. Недовольно морщит брови.

- Дурак. Ей-богу, дурак. И, подняв глаза на меня:

- Твоя?