поперек дороги. Если вам совестно брать у меня, значит вы считаете меня
злодеем? А вот человек такой же честности, какую вы склонны еще приписывать
себе, господин дю Тюренн[145], входил в небольшие сделочки с разбойниками,
но не считал, что это может замарать его. Вы не хотите быть мне обязанным,
да? Так за чем же дело стало! - с усмешкой продолжал Вотрен. - Возьмите этот
клочок бумаги, - сказал он, вытаскивая гербовый бланк, - и надпишите
наискось: "Принят в сумме трех тысяч пятисот франков, подлежащих уплате
через год". Поставьте число! Процент настолько высок, что освобождает вас от
всяких угрызений совести, вы имеете право называть меня ростовщиком и
считать себя свободным от какой-либо признательности. Я разрешаю вам
презирать меня уже с нынешнего дня, будучи уверен, что потом вы станете меня
любить. Вы можете найти во мне те темные бездны, те сильные, сосредоточенные
чувства, которые глупцы зовут пороками, но никогда не встретите
неблагодарности и подлости. Словом, мой мальчик, я не пешка, не слон, а
ладья.
терзать меня.
лишь бы вы до конца дней своих избавились от грязи. Вы задаете себе вопрос,
что за причина такой преданности? Хорошо, когда-нибудь я вам отвечу, но
тихо, на ушко. Сначала я вас напугал, показав вам механизм общественного
строя и двигатель этой машины; но первый ваш испуг пройдет, подобно страху
новобранца на поле битвы, и вы привыкнете к мысли, что люди не что иное, как
солдаты, обреченные умирать для блага тех, кто сам себя провозглашает
королем. Времена сильно изменились. Бывало, говорили какому-нибудь
смельчаку: "Вот сто золотых, убей такого-то" - и преспокойно ужинали, ни за
что ни про что спровадив человека на тот свет. Теперь я предлагаю вам
большое состояние за кивок головой, что не роняет вас нисколько, а вы еще
колеблетесь. Дряблый век!
через несколько месяцев отправиться в Америку, разводить табак. По дружбе
буду вам присылать сигары. Коли разбогатею, помогу вам. В случае отсутствия
у меня детей (случай вероятный: мне неинтересно насаждать свои отводки) я
завещаю вам сове богатство. Это ли не дружба? Но я люблю вас. У меня страсть
жертвовать собой другому человеку. Так я и поступал. Дело в том, мой
мальчик, что я живу в более высокой сфере, чем остальные люди. Действие я
считаю средством и смотрю только на цель. Что мне человек? Вот что! - сказал
он, щелкнув ногтем большого пальца себе о зуб. - Человек - или все, или
ничто. Если его зовут Пуаре, так это меньше, чем ничто, - он плоский,
вонючий, его можно прихлопнуть, как клопа. Но если человек похож на вас, он
- бог; это уже не механизм, покрытый кожей, но театр, где действуют лучшие
чувства, а я живу только чувствами. Чувство - разве это не целый мир в
едином помысле? Взгляните на того же папашу Горио, для него две его дочери -
вселенная, путеводная нить в мире бытия. Я глубоко заглянул в жизнь и
признаю только одно подлинное чувство: взаимную дружбу двух мужчин. Моя
страсть - Пьер и Джафьер[146]. Я знаю наизусть "Спасенную Венецию". Много ли
найдете вы людей такой закалки, чтобы они, когда товарищ скажет: "Идем,
зароем труп!" - пошли, не проронив ни звука, без надоедливой морали? Я делал
это. Такие разговоры я веду не с каждым, но вы - человек высшего разряда,
вам можно сказать все, вы все сумеете понять. Вы недолго будете барахтаться
в болоте, где живут окружающие нас головастики. Мы, кажется, договорились?
Вы женитесь. Шпаги наголо - и напролом! Моя - стальная и не погнется
никогда, так-то!
Эжену прийти в себя. Видимо, для него было не тайной, что все эти слабые
противодействия, все эти споры - только рисовка человека перед самим собой
для оправдания своих предосудительных поступков.
Тайфер!" - сказал себе Эжен.
человеком, который вызывал в нем ужас, но рос в его глазах именно благодаря
цинизму своих взглядов и смелому проникновению в сущность общества,
Растиньяк оделся, послал за каретой и поехал к г-же де Ресто. За последние
дни она стала вдвойне внимательна к молодому человеку, который с каждым
шагом все дальше продвигался в высшем обществе и мог со временем приобрести
там опасное для нее влияние. Он расплатился с д'Ажуда и с графом де Трай,
все ночь провел за вистом и отыграл свой проигрыш. Значительная часть людей,
одиноко пробивающих себе дорогу, бывают в большей или меньшей степени
фаталистами, поэтому и Растиньяк был суеверен: в этом выигрыше он увидал
небесную награду за свое твердое решенье не сходить с пути добродетели. На
следующее утро он первым делом спросил Вотрена, куда тот девал его вексель.
Услыхав в ответ, что вексель при Вотрене, Эжен вернул ему три тысячи
франков, не скрывая своего вполне понятного удовольствия.
останавливаетесь на пороге из-за всякой ерунды.
Мишоно сидели на скамейке, освещенной солнцем, и вели беседу с каким-то
господином, который недаром казался Бьяншону подозрительным.
Гондюро. - Его превосходительство министр государственной полиции...
повторил Пуаре.
Гондюро.
мыслить, но несомненно исполненный мещанских добродетелей, продолжал слушать
мнимого рантье с улицы Бюффона после того, как этот человек сослался на
полицию и сразу же обнаружил под своей маской порядочного человека лицо
агента с Иерусалимской улицы[148]. А между тем нет ничего естественнее.
Особый вид, к которому принадлежал Пуаре в обширном семействе простаков,
станет понятнее благодаря известному, пока еще не опубликованному,
наблюдению некоторых исследователей: существует пероносное племя, загнанное
в государственном бюджете между первым градусом широты (своего рода
административная Гренландия), где действуют оклады в тысячу двести франков,
и третьим градусом (областью умеренного климата), где начинаются местечки
потеплее, от трех тысяч до шести, где наградные прививаются с успехом, даже
дают цветы, несмотря на трудности их взращивания. Одной из черт, характерных
для беспросветной узости этого подначального народца, является какое-то
механическое, инстинктивное, непроизвольное почтенье к далай-ламе любого
министерства, который знаком чиновникам лишь по неразборчивой подписи и под
названьем "его превосходительство министр", - три слова, равносильные Il
Bondo Cabi из "Багдадского халифа"[148] и знаменующие для этого приниженного
люди священную, непререкаемую власть; как папа для католиков, так и министр
в качестве администратора непогрешим в глазах чиновника; блеск его особы
передается его действиям, его словам, даже тому, что говорится от его имени:
своим мундиром с золотым шитьем он покрывает и узаконивает все, что делается
по его приказу; его превосходительное звание, свидетельствуя о чистоте его
намерений и святости его предуказаний, служит проводником для самых
неприемлемых идей. Эти жалкие людишки даже ради собственной выгоды не
сделают того, что усердно выполнят под действием слов: "Его
превосходительство". Как в армии существует дисциплина, так и в канцеляриях
господствует свое пассивное повиновение; эта система заглушает совесть,
опустошает человека и постепенно делает его какой-то гайкой или шурупчиком в
машине государственного управления. Гондюро, видимо знавший людей, сейчас же
усмотрел в Пуаре бюрократического дурачка и выпустил свое Deus ex
machina[149] - магическое выраженье "его превосходительство", - когда настал
момент обнаружить батареи и ошеломить Пуаре, занимавшего, по мнению агента,
положение любовника Мишоно, как Мишоно занимала положение любовницы Пуаре.
превосходительство господин ми... О, это совсем другое дело! - сказал Пуаре.
доверяете, - продолжал мнимый рантье, обращаясь к мадмуазель Мишоно. - Так
вот, теперь его превосходительство вполне уверен, что так называемый Вотрен,
проживающий в "Доме Воке", - не кто иной, как беглый каторжник с тулонской
каторги, где он известен под прозвищем "Обмани-смерть".
он заслужил такую кличку.
он оставался цел и невредим во всех своих крайне дерзких предприятиях. Как
видите, он человек опасный! По некоторым своим способностям это личность
необыкновенная. Осуждение его на каторгу стало целым событием и создало ему
огромный почет в его среде...
подлог, совершенный одним очень красивым юношей, его любимцем; это был
молодой итальянец, заядлый игрок; позже он поступил на военную службу, где,
впрочем, вел себя отлично.
это Обмани-смерть, зачем ему нужна я? - спросила мадмуазель Мишоно.
нам сообщить, имеет некоторую уверенность...
поймете, в чем тут дело. Жак Коллен, по прозвищу Обмани-смерть, пользуется
непререкаемым доверием трех каторжных тюрем, избравших его своим агентом и
банкиром. Он много зарабатывает на делах такого рода - для них ведь
требуется человек особой пробы.
Шилова Юлия
Сертаков Виталий
Посняков Андрей
Каргалов Вадим
Володихин Дмитрий
Суворов Виктор