наверняка будет означать конец Шведской Гавани. Ведь если люди, работавшие
с нами, положат свои деньги в этот новый ненадежный банк и он лопнет,
откуда же они возьмут средства, чтобы вносить нам арендную плату? Это не
единственный источник нашего дохода, но источник солидный. Вы знаете,
какой капитал мы в него вложили.
нашей точки зрения, людей и, как вы выразились, взяли все под свой
контроль. Без нас просто не было бы никакого банка.
не может себе этого позволить.
очевидные, как наличные деньги.
оснований судить о фактах, чем у других, кем бы они ни были - торговцами
из Шведской Гавани или магнатами из Гиббсвилла. Попробуйте оспорить хоть
что-нибудь из сказанного мной.
вынашиваете план помощи некой группе лиц в организации нового банка в
Шведской Гавани?
требовать, чтобы я что-то оспаривал или отрицал?
себе дорогу, который служил своей стране и был тяжело ранен при исполнении
служебных обязанностей. Первого среди первых. Человека большого мужества,
иначе он не остался бы в живых. И более того - человека незапятнанной
деловой репутации. Незапятнанной, мистер Хофман. Повторяю: незапятнанной.
А можете ли вы сказать то же самое о Поле Ульрихе?
сообщников.
употреблю его применительно к кому-нибудь из ваших дружков.
университете и довел до блеска в вашингтонском обществе. Так что прошу не
жаловаться на мои манеры, мистер Хофман. Тем более что манеры Пола Ульриха
вообще не отличаются изысканностью. То же можно сказать и о манерах
Сайруса Райхелдерфера. Или вы считаете Сайруса Райхелдерфера вторым лордом
Честерфилдом? Всякий раз, когда он приходит ко мне просить денег, я
вынужден открывать окно. Сайрус страдает тем, что студенты-медики называют
"жирной себореей". Но я не отказывался иметь с ним дело и время от времени
выручал его, какие бы ни были у него манеры и какая бы кожа ни была у него
на голове, мистер Хофман. Однако я против его сговора с вами.
спиной, то он так же будет действовать и за вашей. Назвать вам еще имена,
мистер Хофман? Я знаю, вы полагали, что работаете в глубокой тайне. Но
двух ваших соучастников я вам уже назвал. Могу назвать еще.
Возвратившись в Шведскую Гавань, я, пожалуй, нанесу деловой визит
Вильгельму Штроцу. Скажу Уилли, что вы отрицаете наличие какой-либо
договоренности с ним. Мистер Хофман, я никогда не пытался отобрать у вас
ваше дело, но я отберу его, если вы будете пытаться отобрать у меня - мое.
До свидания, сэр.
Питер Хофман хотя и не был приветлив с Авраамом Локвудом, при встречах в
Гиббсвиллском клубе раскланивался с ним и называл по имени. Соответственно
Авраам Локвуд решил, что спор из-за банка не оставил горького осадка: но
решил он так потому, что был молод и незлопамятен. Кроме того, из этой
первой стычки с гиббсвиллской олигархией Авраам Локвуд вышел победителем
и, будучи в высшей степени удовлетворен и окрылен своей победой, не
пожелал, в силу присущего ему честолюбия, останавливаться на достигнутом.
Думая лишь о будущем, он не придавал значения урону, причиненному его
победой самолюбию Питера Хофмана, престижа которого прежде никто не
оспаривал. Авраам Локвуд был прав, говоря, что знает людей, но Питера
Хофмана он не знал. И жизнь научила его. Мелкотравчатый Сэмюел Стоукс
открыл Аврааму ту истину, что связь семейства Локвудов с правящим кланом
округа держится лишь на тоненькой ниточке - на его браке со свояченицей
того же мелкотравчатого Сэмюела Стоукса. Авраам Локвуд допустил ошибку,
какие редко допускал в деловой сфере: он переоценил свой успех.
столь ничтожные результаты, не ослабило его решимости использовать в своих
интересах малейшую возможность. Ничего, что Авраам Локвуд находится еще на
самых дальних подступах к олигархии Питера Хофмана; настанет время, когда
место Хофманов займут Локвуды, и тогда общественный вес людей будет
определяться их близостью к этим последним. Авраам Локвуд не был убежден,
что эта смена произойдет при жизни его поколения, и сам он, вероятно, не
успеет стать новым Питером Хофманом. Пока что господствующее положение в
округе занимают Хофманы, у которых не только есть родственники в самом
Лантененго, но которые к тому же связаны со знатными семействами
Муленбергов и Вомельсдорфов (живущих в южных округах), чьи родословные
восходят к давним временам. Авраам Локвуд, не знавший точно происхождения
своей бабушки, хорошо понимал сложность поставленной им перед собой
задачи, но у него было два сына (Джордж и Пенроуз), и он рассчитывал, во
всяком случае, дожить до того времени, когда одного из них (или обоих)
признают опорой власти в округе. Разумеется, этим его планы не
ограничивались: когда-нибудь в далеком будущем представители его рода
прославятся на всю страну и на весь мир. Возможно, это случится тогда,
когда сам он уже не сумеет воспользоваться плодами своих трудов, однако он
не намерен был отказываться от поставленной цели.
веса, если займут ведущее положение у себя в округе, чем если вольются в
какое-то нью-йоркское или филадельфийское семейство. Питер Хофман -
человек, лишенный фантазии, его притязания дальше округа Лантененго, по
всей вероятности, не шли. Но Авраам Локвуд намеревался не только занять
место Питера Хофмана в округе - оставаясь гражданином Лантененго, он
намеревался распространить свое влияние шире. Будущие Локвуды навсегда
сохранят за собой Лантененго и Шведскую Гавань в качестве опорной базы,
они не должны расставаться с Пенсильванией, Лантененго, Шведской Гаванью -
это означало бы утратить исключительность, стать как все. Тем самым Авраам
Локвуд как бы делал себя герцогом и передавал свое герцогство детям. Его
широким замыслам была присуща одна привлекательная черта: не преуменьшая
значения денег, он не считал, что надо непременно стремиться к накоплению
огромных состояний, какие накапливают в Филадельфии и Нью-Йорке. Важно
воспитать своих сыновей так, чтобы они научились ценить деньги и главное
делать их. Но образцом для подражания он втайне избрал Морриса Хомстеда.
Хотя Моррис Хомстед не принадлежал к числу тех, с кем Авраам Локвуд стал
бы поддерживать деловые связи (Хомстед не склонен был ни увеличивать свой
капитал, ни заниматься биржевыми спекуляциями, ни помогать кому-то делать
деньги), но именно такого типа миллионерами Авраам желал бы видеть своих
сыновей. У Авраама Локвуда были все основания верить в свою способность
сколотить капитал, нажить состояние и потом научить Джорджа и Пенроуза
распорядиться наследством так, чтобы, став независимыми и ничем никому не
обязанными, они могли сами решать, в каких правлениях состоять, куда ехать
послами, в какие игры играть и с чьими женами спать.
его расчеты на ось Гиббсвилл - Шведская Гавань - Рихтервилл оказались
ошибочными, но ему нечего было опасаться гиббсвиллской олигархии. Да, он
заблуждался насчет Питера Хофмана и возлагал неоправданно большие надежды
на ось трех городов, но отцовское наследство и капитал, который он умножал
своими силами, служили ему хорошей защитой от гиббсвиллских денежных
воротил. Зная, что эти люди думают то же самое, он мог позволить себе
дружеский жест. Его отец и тесть Леви Хоффнер на его месте объявили бы
этой скрыто враждебной группе войну, но Авраам Локвуд был лучшим
стратегом. Признавая свои заблуждения насчет Питера Хофмана, он был
убежден в правильности оценки других представителей этой группы. Он
справедливо относил их к низшему разряду, основываясь на том, что за
тридцать лет никто из этих людей не оказал серьезного сопротивления
самодовольному деспотизму Питера Хофмана. Угрозой этому деспотизму были
лишь Филадельфия и Нью-Йорк, но никак не Гиббсвилл. И вот Авраам Локвуд
попросил Хофмана о встрече, зная, что любопытство старика возобладает над
его импульсивным желанием не встречаться.
повернулся к нему в своем вращающемся кресле и сложил руки на животе.
мне эти запонки, когда я закончил университет. Но если вы спросите, что у
меня в шляпе, то я дам вам другой ответ.
Курылев Олег
Прозоров Александр
Юрьев Сергей
Лукин Евгений
Орлов Алекс
Плотников Александр