ветил глуховато, без интонаций:
те, все равно не поверишь.
угодно, лишь бы только им раскрывали душу, делились с ними.
И она вытянула из нега все, что могла. Вытянула и подвела
черту:
в твой параллельный иди как там, перекрестный, что ли, дур-
дом! А как тебя вышибут оттуда, давай ко мне, приму!
лишь выгнулась кошкой. Насела на него и заставила подчинять-
ся себе - она умела это делать. А он почему-то вспомнил бе-
зумную даму с козьими грудями и золотыми зубами, вспомнил
мужика в майке - и ему стало искренне жаль их. И ненормаль-
ного "дохтура" стало жаль, и субтильных, юнцов с их пассией,
и недоверчивую женщину со скалкой, и даже голую старуху с
сухой мочалкой. Да, все они были настоящими сумасшедшими,
клиническими. Им было хорошо! Они не понимали, что они боль-
ны, хотя и страдали по-своему. Но куда деваться ему, здоро-
вому, обложенному со всех сторон! Или немного подождать,
мозг ведь не железный, он не долго будет выдерживать нагруз-
ки, он лопнет, взорвется, в нем поселится нечто химеричес-
кое, обзываемое
синдромами и прочими гадостями...
это было слишком. Волна щемящей жалости побежала по позво-
ночнику, сковала тело. Он целовал ее губы, шею. глаза, ловил
ртом каждую слезинуу. Он любил ее, как никого и никогда, все
остальные были ее тенями, ее отражениями, да, когда он лас-
кал их и упивался их плотью, он был с ней, даже если и не
вспоминал ее имени, глаз и рук, все равно он был с ней. Она
для него заменяла всех женщин.
светлые волосы.
проклятым сугробом, понял?! Тебе надо довести дело до конца,
Сереженька, до самого кончика, надо размотать клубочек!
с дивана, застыла на зеленом паласе - обнаженная, вздрагива-
ющая, прекрасная.
ней, готовый ударить ее. Нет, не ждал, не ждал Сергей от нее
такого, думал, пожалеет, подскажет, как уберечься, укроет. А
она...
вая жертва распаляет преследователя. Давай, жми во всю свою
заячью прыть!
тать из стороны в сторону, ударяя головой о края подушек, о
стул, ножки стола. Но она молчала, не сопротивлялась. Тогда
он поднял ее и бросил на диван, бросил лицом вниз. Одним
движением вырвал из брюк тяжелый кожаный ремень с массивной
пряжкой, размахнулся и со всей силы ударил по спине, потом
круглым вздымающимся двумя полушариями ягодицам. И опять! И
еще раз! Красные рубцы ложились на нежную белую кожу и вдоль
и поперек. Но она молчала, лишь вздрагивала и вжималась ли-
цом в подушку - та на глазах темнела от слез.
убью тебя! Ты куда меня толкаешь, на что?! Ты была там?! Ты
не была там! А меня опять посылаешь! Это ведь ад, это ведь
пытка! На! На тебе! Может, это они тебя подговорили?! Отве-
чай! Убью! Убью и сам к черту повешусь на этом ремне!
нее. Но и на ней не удержался, полетел вниз, на палас. Ухва-
тил ее за ногу, опрокинул на себя, грохнулся. И вымещая
злость от своей оплошности, нескладности, впился в нее рука-
ми, сдавил, сжал. Она была горяча, так горяча, словно у нее
был жар, нет, при жаре так не бывает, ее будто из расплав-
ленного олова вынули. Он навалился на нее. Она стала отби-
ваться, пнула его ногой в живот, ударила по лицу - да так,
что чуть голова не отлетела, потом она вцепилась обеими ру-
ками в его шею и принялась душить. Они озверели оба, они ры-
чали, кусались, катались по паласу, сцепившись, перевившись,
не понимая уже, где чьи руки и ноги. И кончилась эта лютая
схватка тем, что они опять слились, поддались единому ритму,
застонали в один голос от нежности и страсти. На этот раз
все произошло быстро - слишком много сил было истрачено.
как она прошептала ему в ухо сдавленно и зло:
равно.
посмотрит. Но не надейся, дружок, у тебя все в порядке с
мозгами!
столе. Стояла и чуть посвечивала темными матовыми боками.
Разумеется, она была полна. И пробочка торчала на месте.
ее в мусоропровод. Но не отгремел еще звон и звяк, а из зева
мусоропровода уже высунулись два мутных глаза на морщинистых
стеблях.
крышкой.
ум, раскатились - один под стол, другой к раковине. Но было
поздно. Из всех щелей мусоропровода уже сочилась зеленая по-
ганая слизь, сочилась тоненькими ручейками-соплями, свисала,
болталась, дрожала, вытягивалась, обрывалась и застывала на
полу каплями.
Сергей.
чал, как и обычно, прозвучал гундосо и гадко:
поступаете, вы же интеллигентный в какой-то мере человек!
на стул. Он просто не знал, как бороться с зеленым гадом,
иначе бы он его давно отвадил.
ну из лужицы. В вопросе его почти не было вопросительных ин-
тонаций. - Будем вызывать оператора?!
отлила от головы.
квартиры. На лестнице он вытащил из кармана бумажку с адре-
сом, который дала Ира. Это была его последняя надежда.
род. Транспорт уже полгода почти не работал. И потому Сергей
надеялся в основном на собственные ноги, на попутные грузо-
вики. Две остановки он проехал на метро. На большее не хва-
тило электричества, его отключили, и поезд встал, не доехав
сотни метров до станции "Марксистская". Пришлось выпрыгивать
и идти пехом.
был открыт с утра до ночи. Но поезда ходили редко -
пять-шесть за день. Говорили, что надо строго экономить
электричество. Вот и экономили. Зато все станции были забиты
разношерстной бродячей публикой. Кого только ни было в под-
земке: и пьяницы, и калеки перехожие, и бандитского вида
парни и девки, и проститутки последнего, самого низшего раз-
ряда, и наркоманы... Порядочные люди боялись заходить даже в
наземные сооружения, не то что спускаться вниз. Во мраке не-
освещаемого подземелья постоянно стояли крики, ор, визг,
постоянно, с утра до ночи и с ночи до утра кого-то там наси-
ловали, мордовали, грабили. Блюстители порядка не вмешива-
лись в ночную и дневную, но такую же темную, жизнь обитате-
лей подземки. Казалось, они специально даже загоняют вниз
неблагонадежных с поверхности. Наверное, они были правы -
пора уже городу отделить честных людей от мрази, вот и обра-
зовались два уровня, вот и обособились два полюса... Но по-
езда все же ходили.
взять?! Разве что рожу намылить! Так это и наверху не хуже
сделают, он на своей шкуре попробовал, и не один раз. И все