скорбел за вас. Мы плакали, а потом вдруг стало светло, и Григорий сказал:
"Ужо вот скоро царю полегчает!"
****
крепости тащили на допрос генерал-лейтенанта Герасимова, бывшего в 1905 году
начальником столичной охранки. Этот человек знал очень многое и держался
нервно. С губ жандарма часто срывалось гневное слово рвань... Его спросили:
пожалуйста.
почти гордясь этим. - В то время, когда боялись каждого, когда все казались
подозрительными лицами, дворцовый комендант однажды вызвал меня...
переодетый революционер... Мужика взяли под наблюдение. Это и был Гришка
Распутин.
же Дедюлина, который доложил по телефону:
часто бывают на царской половине. Это опасно! Хотя бы потому, что не
исключено занесение сифилиса в царскую семью. Не мешало бы проверить - кто
этот хахаль?
Покровского священника отца Николая Ильина; справка из волости Тюменского
уезда заверяла жандармов, что Распутин "первоклассный негодяй". Состоялся
доклад директору департамента:
заключить, что по своим настроениям близок к эсерам. Прикажете взять его под
"освещение"? Гласное или негласное?
- Директор подумал. - Пусть он будет Темным!
когда он достигает могущества, само наблюдение за ним механически
превратится в его охрану, и Гришке будет уже не по себе, если не услышит
шагов за собою... А сейчас он слежки даже не заметил, поглощенный своими
делами.
6. ИЗ ГРЯЗИ ДА В КНЯЗИ
ни звука! Феофан в боге крепок и ваших фокусов с "Нана" не понял бы.
полоснули крест-накрест...
фундаменте. Распутин был умен, и перед ученым богословом представало некое
"дитя природы", продукт глубинной Руси; варнак ловко играл в Лавре роль
мужицкого искателя правды на земле, томимого сатанинскими страстями.
таил, отчего и приобрел полную доверенность архимандрита.
Распутину, стоявшему на коленях.
дальнейшего поведения: покаяние приходит с грехом, оттого и грех
богоугоден... Теперь Гришка убежденно гудел:
устраивала его поклонниц. Однако Восторгов расценивал кобелячество Гришки
иначе:
каторжного по этапу. Я рази просил вас об этом?
понимал, что Распутин ему нужен. Как паук на хвосте орла, отец Иоанн мечтал
взлететь повыше к солнцу. А сейчас протоиерею непременно хотелось, чтобы
разрекламированный им Гришка делом подтвердил свою славу "праведника".
ты в мир - нести слово божие.
таскался. Будя... Лучше на кушеточке полежу. Нет ли книжечки какой? Про
сыщчиков бы мне. Про мазуриков разных. Это я люблю, когда один спасается, а
другой его догоняет...
плечами.
то и костей от меня в гробу не собрать!
возникало множество узоров и завихрений, но тут же все расплывалось в
неясную муть, и порою думалось: "Ну, ладно. Приоделся. Сапоги справил.
Парашку вожжами?"
смутила его. Завороженно наблюдал, как стелилась на Якорной площади
многотысячная толпа, как летели по воздуху, порхая голубями, даренные на
церковь денежки. Не забылось, как Иоанн вышел на паперть и каждому нищему
вручил по сотенной, не жалеючи, будто сам деньги печатал.
стоя под холодным дождем на палубе парохода. - Хоть лопатой деньгу греби, а
он по ним ступает - и хоть што, даже не глянет...
пожить..."
Милицкой кличут, она обо мне нашептала великому князю Николаю Николаичу, вот
и зовет он меня до себя. Сейчас на вокзале был. Купил билетик себе на поезд
до Тулы!
затюкал, что тот бежал в лес и повесился.
помогали Распутину отыскивать правильный фарватер в этой удивительно
запутанной дельте столичного света. Он по-своему был прав, делая ставку на
грязь... Гришка своим длинным носом учуял, что здесь не все чисто, - здесь,
напротив, чрезвычайно грязно, и кому, как не ему, подниматься все выше и
выше... Из грязи да в князи!
****
двоюродным дядей. Отец его, тоже Николай Николаевич, был фельдмаршалом. Под
старость, подобно библейскому Лоту, он начал приставать к дочерям, рожденным
от балерины Кати Числовой. Во время пьяной вечеринки одна из них трахнула
отца бутылкой по голове, отчего фельдмаршал спятил, вообразив себя лошадью.
стойло. Поматывая "гривой" бороды, исправно жевал овес и лягал психиатров,
демонстративно справляя нужду под "копыта". Очень просил конюхов, чтобы те
его подковали...
ненормальности. Петр, женатый на Милице Николаевне, был незаметен, зато брат
его, Николаша - гроза гвардии, непревзойденный мастер по части выпивки и
закуски. Знаток порфорсной охоты, с арапником в руках он гонялся за волками
и лисицами, совершая баснословные потравы мужицких посевов. Свой дворец в
Петербурге сдавал под "веселый дом", за что имел по 46000 рублей годового
дохода. Не женат, но влюблен в слезливую купчиху, торговку мукой и
бубликами. Бракосочетаться с нею ему запретили. "Я состою в родстве со
многими дворами, - сострил Николай II, - но с Гостиным двором родниться не
хочу". Напившись, великий князь обычно раздевался догола, брал гитару и
залезал на крышу дома своей хлебобулочной пассии. В лунные ночи жители
Царского Села не раз видели дядю Николашу, который, сидя под трубой,
распевал злодейские романсы, жестоко изранивая сердце сдобной купчихи: