запасной антенной. Время - шестнадцать часов двенадцать минут!
второму укрытию, откуда простреливались подходы к посту со стороны
причала. Гальченко рванулся за ним, но Конопицын придержал за плечо
шестого связиста Потаенной. Тот взволновался, запротестовал.
- у пулемета!
Конопицыным за эти несколько минут. Внезапно лицо его будто потемнело и
похудело. Кожа на скулах туго натянулась. А Гальченко и не замечал раньше,
какие у мичмана тяжелые и крутые скулы.
- и к старому котловану! Спрячься там и молчи! Слушай Тимохина неотрывно,
принимай на нашей обычной волне. Замолчит Тимохин - значит, все, заменяй
его на запасной рации! Сразу же выходи на связь со штабом! Ну, беги!
ним так, то ли подтверждал важность своего приказания.
огонь, втягивается малым ходом в бухту. В другом окне полыхнуло пламя.
Занялись огнем склад и баня. Конопицын сдернул со стены связку гранат и
кинулся на подмогу Галушке, Калиновскому и Тюрину. А Гальченко, схватив
приемник, передатчик и свою винтовку, побежал со всех ног в тундру.
спокойно тикавшим на столе мичмана.
больше. Опрометью добежав до него, Гальченко поставил рацию между валунами
и полусгнившими сваями, надел дрожащими руками наушники и быстро
настроился на привычную волну. Тимохин передавал открытым текстом
донесение о начале высадки вражеского корабельного десанта на причал.
"Почему открытым?" - удивился Гальченко. Потом понял. Кодировать было уже
некогда.
самолетов.
вокруг дома было перед Гальченко как на ладони. Но того, что происходило в
губе у причала, он видеть не мог. Догадывался о событиях лишь по
лаконичным радиограммам Тимохина.
сваями, Гальченко еще успел увидеть согнутые фигуры Тюрина и Галушки,
которые торопливо пронесли пулемет в другое укрытие, - вероятно, мичман
Конопицын приказал переменить огневую позицию. Калиновский, надо думать,
продолжает вести наблюдение с земли, передавая обстановку по телефону
непосредственно Тимохину. Потом перед глазами Гальченко все опять
заволоклось пороховым дымом.
Команда поста ведет бой".
комбинезонах, точно тараканы, ползут вверх, поводя из стороны в сторону
усиками-автоматами. Конечно, они беспрестанно перебегают, переползают,
используя все встречающиеся на пути укрытия, все складки местности.
неумолкающая пулеметно-автоматная стрельба и взрывы гранат. Ага! Стало
быть, десантники уже приблизились на дистанцию ближнего, гранатного, боя?
моряков - Гальченко в данном случае не шел в счет - с ручным пулеметом,
двумя автоматами и гранатами против пятнадцати-двадцати вооруженных до
зубов десантников. Калиновский насчитал их около пятнадцати. Тимохин так и
передал в штаб, но немецко-фашистский мемуарист называет иную цифру, а
именно двадцать. Поэтому я и говорю: пятнадцать-двадцать. А главное, за
спиной у этих десантников была мощная поддержка артогнем. Да, соотношение
приблизительно то же, что у "Сибирякова" и "Шеера"!
себе часов. Но у опытного радиста, а он был, несомненно, уже опытным
радистом, вырабатывается как бы некое шестое чувство - чувство времени.
Словно где-то внутри у него, рядом с сердцем, вмонтирован крошечный
секундомер, и он беспрестанно тикает. Внутренний этот секундомер
подсказывал Гальченко, что прошло не менее сорока минут с появления
подлодки у Потаенной и начала артобстрела.
отдавались в наушниках лишь как аккомпанемент, отчасти даже приглушенный.
Первую партию уверенно вел Тимохин.
превзошел самого себя. Если бы душа Гальченко не была до краев заполнена
боязнью за своих товарищей, обороняющих пост из последних сил, он,
бесспорно, ощутил бы высокое профессиональное наслаждение, слушая
радиста-виртуоза.
быстротой, будто кувырком неслись под гору.
только показалось Гальченко? Кто же из двух автоматчиков выбыл из строя?
Тюрин, Конопицын? Неужели сам Конопицын?
гранатами!
Гальченко. Яркая вспышка! Медленно оседает дым. Гальченко протер левой
рукой глаза, правая замерла в готовности на радиотелеграфном ключе. Что
это? Штабелей дров у дома, заготовленных на зиму хозяйственным
Конопицыным, уже нет. Впереди видно только море, а над взгорбком, где
стояли штабеля, медленно опадают клочья дыма, будто складки огромного
траурного флага. Но ведь под штабелями было укрытие, в котором находился
Калиновский!
вынужден вести наблюдение за боем из окна".
он еще не оглох и не онемел. Он жив и продолжает сражаться!
коротких пулеметных очередей. "Короткие очереди? Галушка экономит диски!"
- с замирающим сердцем догадался Гальченко.
последняя их надежда, резерв, который приберегают на самый крайний случай.
Чаще засверкали из разлога вспышки наших пулеметных очередей! Экономить
диски уже нельзя! Десантники подбираются к дому. Так их, друг Галушка, так
их!
продолжается", - доложил в Архангельск Тимохин.
нет и нет. Голубчики вы мои, родные, дорогие, прилетайте, выручайте! Жизнь
Конопицына, Тюрина, Галушки, у которых кончаются патроны и гранаты, висит
на волоске, на самом тоненьком волоске!
лету несколько часов? Нет. По счастью, не знал...
Краткосрочный, да, но как же долго тянется он во сне - нескончаемо,
мучительно долго! И - так всегда бывает в кошмарах - Гальченко бессилен
помочь чем-нибудь своим товарищам. Он плотно зажат окружившими его серыми
валунами и полусгнившими черными сваями, не может пошевелиться, обречен
лежать, видя и слыша, как товарищи его сражаются и умирают всего в
двухстах метрах от него.
но находящиеся, учтите, на расстоянии трехсот - трехсот пятидесяти
километров - замолкли, будто притаили дыхание. Наисрочнейший разговор идет
вдоль линии, причем самыми короткими, кратчайшими репликами, только между
Потаенной и Архангельском!
торопливо отстукивал: "Потаенная! Потаенная! Помощь вам выслана. Повторяю:
помощь вам..."
отбивается гранатами от подползающих со стороны причала гитлеровцев...
Куда это понесло его? Ведь место его здесь! Он оставлен в резерве! На
самый крайний случай!
проникли на территорию поста. Орудийный расчет, который прикрывает с
подлодки десантников, штурмующих высоту, опасается бить по своим.
инструкции приступаю к уничтожению секретной документации".
ему почудилось: он - рядом с Тимохиным! Сдернув наушники с головы,
старшина неуклюжим прыжком метнулся в комнату Конопицына, зашиб колено о
стоявшую на дороге табуретку, с проклятием выдернул из-под подушки