пепельницу с места на место, как привычное течение его мыслей нарушается,
он уже не может работать.
потом, дождавшись профессора... Только бы он поднялся в свой кабинет один,
без охраны!
столом, согнуться в три погибели и...
трапу с пистолетом.
маленькая, величиной с кулак, не больше. Наверное, бюст Шиллера, или
Бетховена, или еще кого-нибудь из великих немцев. На письменном столе было
принято в старину ставить такие бюсты для вдохновения.
конец...
обтянуты бледной кожей. Глава выпучены, просто вылезают из орбит. Серые
(седые?) волосы стоят торчком. Да, общее выражение непередаваемого,
панического ужаса...
другое. Имитация под кожу! А дыбом торчащие волосы - пакля или...
Волосы были настоящие!
задел за выключатель настольной лампы. Та загорелась. Абажур, оказывается,
был темно-желтый. На фоне его, подсвеченные изнутри, проступили какие-то
узоры и письмена. Что это? Русалка. Змея, поднявшаяся на хвосте. Якорь,
слова: "Ma belle".
татуированной человеческой кожи!..
кабинет ученого, это какая-то кунст-камера, специально подобранная
коллекция монстров!..
монстров этих смотреть!
письменного стола. Возможно, и профессор...
среднем ящике торчит ключ!
другим. Он рылся в них, бормоча ругательства, вышвыривая на стол и на пол
вороха бумаг, папки, флаконы с клеем, скрепки для страниц и прочую
канцелярскую дребедень.
разрезания книг. Годится? Нет. Чугунное пресс-папье? М-м, пожалуй... За
неимением чего-нибудь более подходящего. Это, во всяком случае, самое
тяжелое из всего, что под рукой. Да, видимо, придется использовать этот
предмет не по прямому его назначению.
тетради, которую выбросил на стол из среднего ящика. Падая, она раскрылась
посередине.
упрямится".
определяется временем. Из-за непредвиденного происшествия с линзой
испытания лютеола затягиваются. Я приказал наложить взыскание на Грюнера,
который выпустил девятьсот тринадцатого в сад раньше назначенного срока".
беглые беспорядочные записи, которые делаются в краткие промежутки между
двумя опытами. Если хотите, краткие комментарии к опытам.
заглянуть в начало тетради. Ага! Вот оно, начало!
двери пуст. Враги придут оттуда, но предварительно дадут знать о себе
лязгом металлических ступеней.
света на раскрытые страницы. К ним тянет непреодолимо. Здесь, в раскрытой
тетради, разгадка проводившихся над ним экспериментов. Он подошел вплотную
к самому порогу тайны отравленного ветра!
разницей..."
руке чугунное пресс-папье.
- Я доволен своим новым приобретением - этим русским..."
спешил, будто эсэсовцы с направленными на него автоматами уже стояли в
черном проеме двери.
даже за минуту до смерти!
быть никакого бунта в моей лаборатории..."
эту тетрадь; читал ее, правда, впопыхах, с пятого на десятое. Страницы так
и летали под его нетерпеливыми пальцами.
его слух, обострен, как у кошки, привык различать опасность в
подозрительных шелестах и шорохах ночи. Колесников знал: едва лишь лязгнут
ступени трапа, как слух тотчас же даст тревожный сигнал в мозг!
неожиданно сдвинулось в нем. Умолк инстинкт самосохранения, ранее столь
настойчивый. Это обостренное ощущение опасности, почти провидение
опасности, которое присуще каждому разведчику, внезапно исчезло.
по-прежнему зияла безмолвным провалом.
временам пол ходил ходуном. Это протаскивали по коридору что-то тяжелое,
задевая за стены.
двадцать минут, чтобы доискаться в тетради главного - разгадки тайны!
оборваны на середине. Слова не дописаны.
По-видимому, мы здесь не представляем себе, какая, мягко говоря,
неразбериха дарит сейчас в Берлине. Обо мне и о моем объекте могут просто
забыть.
Если бы он сохранил мобильность! Но после срыва с линзой он находится в
состоянии депрессии. К опытам будет пригоден, по мнению Бергмана, не ранее
как через полторы-две недели. А в нашем распоряжении считанные дни..."
закоченела, словно бы ее обдали ледяной водой... Кто-то, кроме него, был в
комнате!
мобильны, даже не транспортабельны.
сторону. Еще одна потайная дверь!
обоих в руках пистолеты. А между ними румяный коротышка в очках.
сюда русского.
благожелательно рассматривая Колесникова. - Я подозревал это, представьте.
Но наш милый доктор с упорством кретина старался разубедить меня. - Он
даже не взглянул на доктора. - Ну что ж! Повторяю, я рад. Мне, видите ли,
нужно посоветоваться с вами по одному обоюдоважному вопросу. Но что же вы
стоите? Садитесь!