забора. Здесь росла морковь.
чтения. Золотая, в Васькином понимании, оттого, что ходишь с тяжело набитым
брюхом, будто в нем и впрямь золото. А в нем кроме моркови и клюква, и
турнепс, и свекла, и горох, и капуста, и картошка... Все тогда идет в корм,
поглощается в печеном или сыром виде.
долгой и голодной зимой. Теперь до осени требовалось еще дожить.
прибыль тут не велика. Выгоднее, знал, дождаться урожая. К тому же, по
совету академиков, стали сажать не целые клубни, а лишь глазки, срезы с
клубня. Пожрали бы сами академики свои глазки, узнали бы, как чувствительно
ударило их открытие по Васькиному желудку.
останавливался он перед огромной ямой с бинтами.
испачканные кровью и йодом. По спине тек леденящий холод. Становилось трудно
дышать.
детским умом постигнуть то, что скрыто за этими кровавыми грудами: раны,
крики, стоны, боль, страдание, смерть.
дальше. Хоть знает, его ждут. Глаза испуганно округлились.
за солдат? Почему со Сморчком?
как и Ваську, а может и сильнее, потому что видел первый раз, поразили
бинты.
идущих недалеко.
потерях. Впрочем, о потерях говорили чужих, не своих. А тут груды, горы,
завалы, залежи человеческих страданий, своих собственных, не чужих.
каждым днем. А ведь они время от времени сжигались, чтобы уступить место
другим горам, и несть им числа...
"ожесточенных", "кровопролитных", "затяжных" боев.
долге, о моей боли?
полыхнула ракета, до нутра прожигая всепроникающим светом. И серые спины
солдат, дружков своих, странно согнутые, большие и малые, крутые и не очень,
а у Гандзюка и вовсе горбиком... У-у-у! А-а-а! А его утробный крик почти
вслед, чтобы знали, что он рядом, там, бежит, заплетаясь, сбросив мешающую
шинельку, чтобы догнать, догнать...
Оглянулся, и Васька, словно почувствовал, встал поперек дорожки с молящими
глазами:
что он останется без дяди Андрея.
бросать, забьется под платформу и пропадет из глаз, не разыщешь. И ждать нет
сил, изощренный слух Андреев все слышит тиканье часов, которые отсчитывают,
будто на взрывном механизме некой мины, последние минуты и секунды. На
рынке, как отдавал часы Купцу, время глазами сфотографировал и старался
думать, что оно и осталось там. А часы на этой самой минуте третий круг
дают, красную черту миновали уже, и если не последовало взрыва, то потому
лишь, что рассеянный минер попался, цифру иную, возможно, поставил.
Андрей! Для раненых песню спою. Ладно?
Андрея, хотел он этого или нет, был обозначен мальчиком. Сперва впрямую, по
его приятелям и дружкам, а потом, по сути, только с Васькой, и более того, к
Ваське, а не к винтовке, если не было Васьки. Это сейчас Андрей подумал так,
что потерять Ваську было бы для него, может, пострашней, чем потерять
винтовку. Винтовка - это только его, Андреева, жизнь, его честь и долг. А
Васькина жизнь - это и его, Андреев, долг, и долг всех остальных, кто
отвечает за Ваську. За него и за его будущее. За всех этих ребятишек.
чтобы спел Васька свою песню раненым солдатам.
косыночкой на шее. Прихлопывая в ладоши, закричала:
какие-то крики, стоны, не пугаться...
Боня, проследи, чтобы никто не отстал!
нами.
что Сморчок привел солдата, да еще вроде бы его опекал.
навстречу раненых, мимо пробегающих сестер и нянечек, мимо перевязанного по
макушку, без лица, человека, мимо лекарств на столике, мимо палат, где
лежали и сидели люди, мимо кого-то неподвижного, положенного на тележку и
прикрытого простыней...
сидячими, полулежащими бойцами, костылями, выставленными культями ног. Но,
завидев ребят, раненые оборачивались и пропускали, а когда первые достигли
сцены, стали им хлопать. Детей здесь любили.
гимнастерок, он не особенно заметен. Поди угадай, свой он или чужой, если и
выздоравливающим выдают форму, используя их на подсобных работах.
новобранца по некоторым внешним признакам, а пуще по глазам.
такое, чего не было пока у Андрея. Но кто здесь стал бы его высматривать и
определять, Люди смотрели на сцену, ждали концерта.
лицо с тонкими нервными губами. Он поздравил советских бойцов с наступающим
весенним праздником Первое мая, пожелал скорого выздоровления и новых сил
для борьбы с фашистскими захватчиками. Объявил песню про артиллеристов.
сложенные из таких слов, как сердце, любовь, родина, бой, честь,
воздействовали на зал непосредственно и сильно.
послевоенном мире, станет эта песня воспоминанием о военных годах. И не
прозвучит она так, и не заполнит могущественно своего слушателя. Что ж!
произносилось слово "родина", - было это как крик души, а если звучало
"смерть", то все сидящие знали ее, видели, как говорят, в глаза, вблизи и на
ощупь.
Андрей с особенно обостренным чувством воспринял его лично по отношению к
себе. А слово "огонь!" дети выкрикивали, эффект был необыкновенный.
Однорукий солдатик рядом с Андреем хлопал единственной правой рукой по
коленке.
среди детишек поет Васька, близкий ему человек. Взглядом отыскал острую
мордочку, испятнанную йодом, во втором ряду. Вспомнилось, как тот сказал:
"Меня поставят в середину хора", Андрей помахал рукой, но Васька смотрел
перед собой и ничего не видел. К выступлению в госпитале он относился очень
серьезно.