ссорились. Я искренне уважаю ее непосредственность, прямоту, ее
хулиганистость в хорошем смысле слова. Если у меня что-то и есть за душой,
так это... ревность.
невеста, фата... Слова-то какие!
свадьба на берегу Пролива! Звучит!
будущем... Первый раз я вышла замуж на берегу Пролива, моим мужем был
большой начальник в тех местах. Рыженький такой, очкастенький, длинноногий.
табуретку, сел. Теперь и его лицо оказалось на свету. Он словно бы
согласился побыть с Панюшкиным на равных. - Спросите у нее, если хотите.
удивлением... Мол, что же это такое творится на белом свете, что я, Анюта,
та самая Анюта, выхожу замуж? И за кого! За главного инженера! Мы говорим
о свадьбе, у нее на лице оживление, она смеется, загорается... И
вдруг-молчание. Этакий практичный прищур, резкость, грубость. Процедит
сквозь зубы, что все, мол, блажь чистой воды, никакой свадьбы не будет,
что потрепались, дескать, людей потешили и хватит. Почему? - спрашиваю.
Рукой махнет и отвернется. Мне так кажется, говорит. Или я передумаю, или
ты... Такие дела.
старался обойтись без этого. Работа в столовых, кафе, всевозможных
забегаловках, вокзальных буфетах и за гостиничными стойками привела его к
твердому убеждению, что тратить деньги на питаниевопиющая глупость. И то,
что он вот уже многие годы кормился бесплатно, наполняло его гордостью,
позволяло об остальном человечестве думать снисходрггельно и сочувствующе.
Проливе находя возможности сокращения расходов. У коменданта общежития он
выклянчил комплект спального белья и не забывал каждые десять дней менять
его. Воспользовавшись как-то отсутствием Панюшкина, затребовал у завхоза
две тумбочки, несколько стульев, стол. Вместе с радиографистами выписал
себе халат, вместе с водителями тягачей-сапоги, полушубок, меховые
рукавицы, в клубе стащил маленький репродуктор, в столовой взял комплект
посуды и на следующий же день списал его.
подвернется под руку, стала его натурой. Приходя в контору, он выпрашивал
у секретаря стопку писчей бумаги, а пока Нина доставала ее из шкафа,
успевал сунуть в карман коробочку кнопок или скрепок, ленточку для пишущей
машинки, карандаш, резинку, стерженек для шариковой ручки. Бывая в
столярной мастерской, он прихватывал горсть шурупов, шпингалеты, у
электриков-лампочку, колечко изоляционной ленты, у зазевавшегося слесаря
мог спокойно прихватить точильный брусок и сунуть в карман своей
промасленной фуфайки. От этого карманы быстро дырявились, и тогда Анатолий
Евгеньевич шел к завхозу и обменивал фуфайку на новую. Узнав, что кто-то
собирается уезжать, он заявлялся в общежитие и попросту обменивал тряпье
на новые вещи, которые нередко всего месяц назад получили со склада.
без сожаления отдавал лампочку соседке, когда у той перегорала своя, легко
дарил новенькие шпингалеты или коробку шурупов. Правда, не готовил дрова
на зиму, не возился с рамами и стеклами, да и вообще к отоплению старался
не иметь отношения, но это естественно - соседи должны помогать друг
другу. И потом, есть щедрость, говорил Кныш, а есть расточительность, это
совершенно разные вещи. Анатолий Евгеньевич никогда не отказывал, когда к
нему прибегали за маслом, сахаром, сметаной... принесенными накануне из
столовой. И не настаивал, чтобы долг отдавали натурой, пусть это будут
деньги, подумаешь!
проснулся поздно. На Душе было гадко, будто его хамски, незаслуженно
унизили. Анатолий Евгеньевич мысленно присоединял себя к отважному отряду
покорителей севера. Это льстило и оправдывало те небольшие нарушения,
которые он допускал. Воровство Кныш понимал, как маленькую слабость,
которую все охотно простят да еще и посмеются над обличителем, ежели
таковой вдруг объявится. О чем речь, если человек жизни своей не жалеет,
чтобы освоить для страны, для народа эти убийственные места!
принести его, Анатолия Евгеньевича Кныша, в жертву и берег, как берегут
жирного барана к приезду гостей. А он-то, простачок, еще восхищался
Толысом, слова о нем говорил приятные. Но как только дело до крови дошло,
тут же Анатолия Евгеньевича под нож!
сочтемся, думал, ежась под одеялом, Анатолий Евгеньевич. Из-за куска масла
человеку судьбу ломать! А ведь Толыс показал, показал, как дорого ему это
вонючее масло, как он боится, что кто-то съест лишний бутерброд.
легче. В груди отпустило, он расслабился, вытянул ноги, щелкнув коленками.
Печку хозяйка растопила с утра, выдутое за ночь тепло снова наполнило
комнату. Услышав потрескивание дров в печи, ощутив жар, исходящий от
стены, Анатолии Евгеньевич начал мечтать. Улыбка тронула его губы, и он
прикрыл глаза, чтобы не видеть грязного, провисшего потолка, маленького
окна с надставленными осколками стекол, толстого слоя инея...
самолет и улетит с этой богом забытой стройки. Красивые стюардессы будут
подносить ему куриные ножки, соль и горчицу в серебристых пакетиках, будут
спрашивать,, не хочет ли он пососать конфетку, выпить холодного ситра, и
он кивнет согласно, да, мол, я не против... Девушка в голубом, как южное
море, костюме принесет воды в стаканчике из тонкого стекла с золотым
аэрофлотовским значком на боку и маленькими пузырьками воздуха,
поднимающимися со дна...
бутылочку отличного коньяка, нальет немного в стаканчик, задумавшись,
глянет в иллюминатор на синь Татарского пролива, или на сумрачные сопки,
или на заснеженные горы Сибири, а коньяк будет греться в его ладони,
становясь более душистым, хмельным. Голубая стюардесса укоризненно и в то
же время одобряюще покачает головой, как бы скажет: "Ах, нехорошо,
Анатолий Евгеньевич, пить в самолете. Но я вас так понимаю!"
предложит выпить. Стюардесса засмеется польщенно и, конечно, откажется. И
тогда Анатолий Евгеньевич извинится, мол, как хотите, но я, пожалуй, еще
глоточек пропущу. И, опрокинув коньяк в рот, он не будет торопиться
проглотить его, прислушиваясь к себе с радостным ожиданием. И дождется,
когда придет к нему, посетит его состояние легкости и удачи.
новый шелковистый карман свободно, как к себе домой. Да, ведь рядом с ним
будут лететь попутчики-издерганные дорожными хлопотами, потные и небритые,
с гигиеническими пакетами наизготовке.
строят для него квартиру, где уже отражаются в окнах и небо, и море, и
островерхие деревья, и горы. Он отдохнет там с апреля по октябрь.
набережной, и в каждом его жесте все увидят неторопливость,
значительность. Когда городок опустеет на зиму, он найдет хорошее кафе и
станет там директором. А уже к весне все узнают, какой Анатолий Евгеньевич
щедрый и надежный в делах человек.
всем теле вразнобой хрустнули суставы. Удивительное дело-Анатолию
Евгеньевичу захотелось выпить, он вдруг ощутил настойчивое желание
действительно опрокинуть рюмку-вторую. Кныш почувствовал себя сильным,
способным принимать решения, человеком, который позволяет себе иметь
желания и ублажать их. Вот так.
и выпивать бесплатно. Одевшись потеплей, он отправлялся на прогулку.
Заметив, что ктото из знакомых выходит из магазина с утяжеленным карманом,
Анатолий Евгеньевич, выждав полчаса, отправлялся к нему по какому-то очень
важному делу, заходил в дом смущенно, с превеликим удивлением замечал на
столе откупоренную бутылку...
раз попал!
простодушный хозяин и бежал ополаскивать еще один стакан.
маячить за избами и уныло чокаться с человеком, глубоко ему безразличным.