рассказать. Это нечестно.
или не выйдет? Именно этого ему не хватало, это явилось бы завершением
того, что он сделал. Но это было совсем не просто, и нужно было не
торопясь, хорошенько обдумать все заранее.
есть на душе. Я ведь вижу.
натягиваемого одеяла. Он повернул голову и взглянул ей в глаза, смутно
белевшие в темноте. А что, если... да, что, если использовать ее? Он лег и
вытянулся на кровати рядом с ней; она не шевелилась. Он положил руку на ее
плечо и слегка прижал его, так, чтоб она поняла, что он думает о ней.
Держа руку у нее на плече, он старался как можно полнее охватить мыслью
всю ее жизнь, взвесить и понять эту жизнь, сопоставляя ее со своей. Можно
ли довериться ей? Что можно ей рассказать и чего нельзя? Захочет ли она
действовать с ним заодно, вслепую, веря ему на слово?
шепотком, так она говорила всегда, когда ей чего-нибудь очень хотелось. И
от этого ему вдруг сразу открылась вся ее жизнь, все то, о чем он думал,
когда положил ей руку на плечо. Та ясность видения, которую он испытал
утром во время завтрака дома, глядя на Веру, Бэдди и мать, вновь вернулась
к нему; только на этот раз он смотрел на Бесси и думал о том, как она
слепа. Он видел узкую орбиту ее жизни: от этой комнаты и до кухни
очередной белой хозяйки - за эти пределы она не выходила. Она работала с
утра до ночи, делая тяжелую, нудную работу семь дней в неделю, только в
воскресенье получая свободный вечер; и, когда приходил этот вечер, ей
хотелось развлечений, шумных и крепких, чтобы поскорей отыграться за всю
свою жалкую жизнь. Этой жадностью к ощущениям она больше всего и нравилась
ему. Чаще всего она так уставала, что не могла даже гулять; ей хотелось
только одного - напиться. Ей нужен был алкоголь, а ему нужна была она. И
он давал ей алкоголь, а она отдавала ему себя. Не раз жаловалась, что
белые хозяева изводят ее работой; снова и снова повторяла она, что в их
доме она живет только их жизнью, а не своей. Вот потому-то она и пьет,
объясняла она. Он знал, за что она его любит: он давал ей деньги на
выпивку. Он знал, что, если он не будет давать, будет давать другой; она
уж позаботится об этом. Она тоже была слепая, Бесси. Что же ей сказать?
Она могла бы пригодиться ему. Одно ему вдруг стало ясно: что бы он ей ни
сказал, нужно сказать так, чтобы она чувствовала себя тоже замешанной в
это дело, чтобы ей казалось, будто она с самого начала знала все. А, черт!
Никак он не приучится поступать так, как это нужно. Нельзя было давать ей
понять, что у него случилось что-то, чего она не должна знать.
пытаясь исправить ошибку.
понадобится друг, не вздумай приходить ко мне.
молча спустились по лестнице. На улице потеплело, как будто опять
собирался снег. Небо было темное и нависшее. Дул ветер. Шагая рядом с
Бесси, он чувствовал, как его ноги вязнут в мягком снегу. Улица, пустая и
тихая, тянулась перед ним, белея в неверном свете длинной цепочки фонарей.
Уголком глаза он все время видел Бесси, идущую рядом, и казалось, ему
передается мерное покачивание на ходу ее тела. Ему вдруг захотелось снова
очутиться с ней на кровати, почувствовать теплоту и податливость ее тела.
Но ее глаза смотрели строго и отчужденно; и от этого тело ее становилось
недоступно далеким. Он не думал выходить с ней куда-нибудь сегодня, но ее
подозрения и расспросы заставили его согласиться. Шагая рядом с ней, он
видел перед собой двух Бесси: одна была телом, которым он только что
обладал и хотел обладать снова; другая смотрела из глаз Бесси - эта
задавала вопросы, барышничала и выгодно торговала первою Бесси. Он жалел,
что не может сжать кулак, размахнуться и ударить, сшибить, уничтожить
Бесси, смотревшую из Бессиных глаз, так, чтоб осталась только та,
беспомощная и покорная. Он тогда бы взял ее и спрятал у себя на груди, в
сердце, глубоко внутри себя, чтоб она всегда была с ним, ест ли он, спит
ли, разговаривает ли с людьми; чтоб он чувствовал и знал наверняка, что
она его и он может брать ее и держать, когда вздумается.
Играл граммофон-автомат. Они выбрали столик в глубине. Биггер заказал два
стакана джина. Они сидели молча, смотрели друг на друга и ждали. Он видел,
как плечи у Бесси подрагивают в такт музыке. Захочет она ему помочь или
нет? Ладно, он с ней поговорит; он так обернет дело, что незачем будет
рассказывать ей все. Он знал, что надо бы пригласить ее потанцевать, но
волнение, владевшее им, было так велико, что ему было не до танцев. Он
сегодня был не таким, как всегда; ему не нужно было танцевать, петь,
дурачиться, чтобы заглушить память еще об одном дне, ушедшем впустую. Он
слишком был возбужден. Официантка принесла заказ, и Бесси подняла свой
стакан.
чудной сегодня.
говорит, но он не решался идти напрямик. - Я сегодня такой потому, что тут
дело серьезное.