Чтение 30–й страницы книги ~Ричард Длинные Руки

На меня смотрели с прежним опасением, недоверием, немножко — страхом, но в то же время в воздухе витает ощущение, что город освободился от невидимой сети, накинутой именно этой рукой, что сейчас уже жертва.

На меня смотрели с ожиданием, я ведь теперь глава, все ожидают распоряжений, но я покачал головой.

— Вы что же, решили, что это я его?

В молчании старший из стражей ответил нерешительно:

— Ваша милость, это было бы только естественно...

— Нет, — отрезал я. — Я жесток, как и положено к противникам, но милостив к падшим... Бриклайт сдался! Зачем мне его смерть?

Толпа вся — один раскрытый рот. Стражник спросил осторожно:

— Это как... сдался?

Я вытащил из-за пазухи бумагу и помахал ею в воздухе.

— Вот дарственная, которую он подписал в присутствии своего юриста и двух свидетелей! Смотрите, по ней он дарит всё свое имущество, которое намеревался оставить сыновьям, госпоже Амелии Альенде. Как компенсацию за то зло, которое ей причинил. А сам он намеревался уехать в Шершессу, где у него подрастает внучка, и посвятить остаток жизни ее воспитанию. Вот смотрите...

Я сунул бумагу стражнику, к нему тут же кинулись еще грамотные, начали, стукаясь головами читать текст, из толпы потребовали, чтобы читали вслух, начали вслух, в народе разрастался гомон. На меня теперь смотрели по-другому. Убийство Бриклайта, судя по взглядам, с меня снято, зато появилось нечто, что мне очень не понравилось. На меня смотрели, как на нового Бриклайта: госпожа Амелия Альенде получила от него по дарственной всё его богатство, но, понятно, что такой кусок проглотить не сможет, всё равно останется в моих руках.

— Знаете, — сказал я, — не спешите меня в хозяева. Постарайтесь всё же остаться свободными... хоть в какой-то мере. Эх, я что-то слишком высокопарен... Устал, наверное. В общем, вы тут разбирайтесь, а мне пора собачку кормить и выгуливать...

Я повернул коня, выбираясь из окружившей толпы, и тут взгляд упал на женскую фигуру в раскрытых дверях дома. Госпожа ля Вуазен, жена Бриклайта, стоит там недвижимая, как статуя, потому я и не обратил на нее внимание, хватая взглядом только движущиеся предметы, способные нести опасность, словно лягушка какая. На бледном как мрамор лице глаза горят изумлением и лютой ненавистью. За ее спиной появился и тут же пропал огромный человек. Лица его не разглядел, но и так понятно, что это Джафар.

Я криво усмехнулся, вот и высветился настоящий убийца Бриклайта. Надо бы ее выдать толпе, но... у меня нет доказательств, кроме самого явного: она не знала еще, что всё состояние Бриклайт успел передать в другие руки. Ну что ж, пусть живет дальше с мыслью, что потерпела жестокое поражение...

Городская стража, конечно, может заняться: ниточка есть, римское «кому выгодно» тоже налицо, так что даже здешние шерлокхолмсы и комиссарымэгре сумели бы распутать нехитрый узелок и упрятать ее за решетку, но это их дело, я чувствую, что я свое закончил.

Издали услышал крик, посреди улицы несется Кукушонок, распугивая народ, он же теперь тоже власть, прокричал издали:

— Сэр Ричард, а что насчет кораблей?

— А что там?

— Как только узнали о смерти Бриклайта, начали поднимать паруса!

— Пусть плывут, — сказал я, потом опомнился: — Погоди, а вдруг там какая-нибудь вредная контрабанда? Давай дуй туда. Задержи всех для осмотра.

Он взглянул понимающе.

— Особенно придержать тех, которые собираются на Юг?.. Всё понял, сделаю...

Он унесся, я проводил его взглядом и пустил Зайчика вдоль лавок, цепко высматривая среди торговцев старейшин. Надо всех собрать и заново избрать городской совет уже с учетом допущенных ошибок. Конечно, коренного перелома не будет, деньги решают всё, всё вернется на круги своя, придет новый Бриклайт, но хочется оставить совету какой-то противовес, какое-то орудие блокирования расползания его власти.

Зайчик посматривал с укором, я хлопнул себя по лбу.

— Ты прав, извини, извини!.. Бобик, ко мне!

Я свистнул, инстинктивно прислушался, Зайчик встряхнул гривой и пошел бодро вдоль улицы. Впереди послышались испуганные крики. Показался огромный черный пес, я не успел глазом моргнуть, как он уже рядом, почти запрыгнул на Зайчика, успел обцеловать меня, прежде чем я спихнул на землю.

Народ опасливо держался в сторонке, наблюдая, как огромное черное чудовище визжит, как поросенок, и подрыгивает на задних лапах, ухитряясь лизнуть меня в лицо.

— Всё-всё, — сказал я строго, — сейчас заедем к дядюшке Крокусу, хорошо и заслуженно пообедаем... Ты тоже пообедаешь с нами, а то дети разбаловали тебя, вон щеки висят, как не стыдно!

Он прыгал вокруг, как котенок, и уверял, что ну вот ничуть не стыдно, на нем нет лишнего жира, а всё только мускулы и мускулы.

Глава 6

Пообедали, вернее, поужинали, добротно. Даже Зайчика не забыли: сожрал с десяток старых подков, а уж Пес в виде компенсации за те дни, когда я действовал без него, получил гуся почти целиком.

Сытые и довольные выбрались с постоялого двора. Конец сентября, ночи еще теплые, город обычно в такое время уже тихий и мирный, но только не Тараскон: с разных концов доносятся песни, музыка, голоса зазывал, вопли разносчиков вина. Притихли базары, зато распахнуты двери всех увеселительных заведений. Все будущие компьютерные клубы и прочие места отдыха пока что реализованы в виде борделей.

Я неплохо поработал, мелькнула горделивая мысль. Сверг тирана, восстановил... э-э... справедливость. И хотя демократия — это всего лишь возможность самим выбирать себе рабовладельцев, но это важная возможность!

Мы втроем двигались по ночной улице, всё еще заполненной народом, кто торгует, кто развлекается, открыты все двери борделей, ночных трактиров, игорных домов, шлюхи подешевле зазывают клиентов прямо в подворотни, скоро власти начнут вытеснять этот милый способ времяпрепровождения из центра поближе к порту...

Пес зарычал, вздыбил шерсть, присел. Зайчик прижал уши. Я еще не видел опасности, но ухватился за рукоять меча.

Впереди раздался топот, крики. Из-за поворота вынырнул на взмыленном коне, словно проскакал десятки миль, человек с непокрытой головой, седые волосы треплет встречный ветер, справа потемнели от крови и прилипли к голове.

Он придержал коня в трех шагах от меня, я узнал Выдру, доспех на нем посечен, кровь проступает из расколотого панциря на плече.

— На усадьбу... — прохрипел он, — напали...

— Кто? — вскрикнул я.

— Не знаю... Сэр Торкилстон и Кукушонок убиты... госпожа Амелия ранена...

— Возвращайся! — крикнул я.

Встречный удар ветра едва не выбросил меня из седла, я прижался к шее, пережидая ураган, что стих почти сразу же, Зайчик вбежал в распахнутые ворота усадьбы. Торкилстона не видно, я спрыгнул и бегом поднялся на крыльцо, краем уха услышал странный стук, как будто некто рвется наружу из-под земли, но вслушиваться некогда, ворвался в дом.

Торкилстон в луже крови на полу, возле него сидит, вытирая кровь с его лица, плачущая Амелия. Увидев меня, вскинула толову, но волосы слиплись от крови и не сдвинулись.

— Умер? — крикнул я.

Торкилстон приоткрыл глаза. Изо рта медленно течет алая струйка, он с трудом сфокусировал на мне угасающий взгляд. Ладони зажимают огромную рану на животе, откуда, шипя, пытаются вылезти кишки.

— Я... должен был... дождаться тебя... Запомни, люди жены Бриклайта. Командовал Джафар...

Он захрипел, выполнив долг, изо рта потекла струйка крови шире, глаза стали закатываться. Я торопливо опустил ладони ему на лоб и грудь. Холод пронизал, как ледяными копьями. Меня затрясло, я стиснул челюсти, из губ вырвался стон, но из моих ладоней изливался жар, я чувствовал, как под ними затягиваются раны.

В глазах потемнело, я отнял ладони, сказал Амелии хрипло:

— Что у тебя с головой?.. Впрочем, не дергайся... — Холодок пробежал по руке и сразу растаял. Амелия посмотрела на меня расширенными глазами, вместе с небольшой раной я убрал и головную боль от удара, но тут же перевела взгляд на Торкилстона. Тот пошевелился, подвигал руками, помял живот, поднял ладони и пощупал пальцами лицо.

— Это... что?..

Донесся конский топот, крик, надсадное дыхание. Я поднялся, поймал за плечо Выдру. Холод кольнул пальцы, но тут же исчез, зато Выдра охнул, начал ощупывать себя с великим недоумением.

Я сказал быстро:

— Ты здесь освоился, помоги госпоже Амелии организовать ужин поплотнее. Побольше мяса, сыра. Всё разогрейте так, чтобы как раскаленное железо...

Он послушно кивал, на лице страх, радость и непонимание. Я поднял Амелию, то же самое короткое ощущение холода, я чувствовал, как затянулись другие ее раны и ушли ушибы, она повернулась и пропала во внутренних помещениях.

Я сказал Торкилстону:

— Вставай, кабан. Разлежался.

Он, так же как и Выдра, суетливо и непонимающе ощупывал себя, стер с подбородка засохшую кровь.

— Такого я еще не видел, — пробормотал он. — Сэр Ричард... это в самом деле вы?

— Не похож?

— Да это я так, нервничаю. Всё-таки теперь в ад придется...

— Не придется, — заверил я.

— Но вы же маг? — Я нахмурился:

— Знаешь, от тебя такого оскорбления не ожидал.

— Но я...

— Ладно, пойдем поедим и чего-нить выпьем. Всё обошлось? А где Кукушонок?

Он не успел открыть рот, наверху раздался жуткий крик. Мы взбежали наверх, Амелия разбрасывала детские вещи, Ганс и Фриц с плачем хватали ее за руки, Скул с ревом уцепился за подол.

Фриц закричал с отчаянием:

— Да говорю же, нет ее здесь!.. Те люди увезли ее! Украли!

Амелия остановилась, прижав к груди детское платьице. Глаза стали безумными. Торкилстон торопливо обнял ее, прижал к груди.

— Всё наладится, — заявил он непререкаемо. — А что случилось?

Фриц и Ганс закричали в один голос:

— Адельку украли!..

— Ее схватили и унесли!

— Мы дрались, но они всё равно забрали...

Амелия наконец разрыдалась, Торкилстон прижал ее к груди и гладил по голове.

— Украли, — повторил я. — Значит, она жива. Украли, а не убили. И еще... украли, сильно рискуя, я видел брызги крови на ступенях, крыльце, в коридоре и на всех стенах...

Торкилстон прорычал:

— Мы их рубили, как траву!.. Жаль, они всех своих унесли. Посчитать бы трупы... Дорого им досталась Аделька.

— Обойдется еще дороже, — ответил я. — Ладно.

Я вышел во двор, снова донесся странный стук. Я обвел взглядом двор, кусты изломаны копытами множества коней, а вон там стена дома забрызгана красным, да и земля темная от впитавшейся крови.

Пока я шел в ту сторону, стук стал слышнее. Наконец я определил, что стучат из винного подвала, отодвинул тяжелый засов.

Двери распахнулись, я едва успел отпрыгнуть от меча озверевшего Кукушонка. В посеченных доспехах, с огромным кровоподтеком на лице, он трясся от ярости, но меч опустил и крикнул:

— Успели? Слава Богу!

— Как ты здесь очутился? — спросил я.

— Выдра послал меня за вином, — объяснил Кукушонок, он беспокойно шарил взглядом по двору, — я уже нацедил полный кувшин кельнского, поднимался наверх, как вдруг увидел во дворе чужих! Все с оружием, орут, выскакивают из дома. Я сразу за меч, мы схватились, эти молокососы совсем не умеют драться. Двоих я зарубил насмерть и троих ранил, как кто-то ударил булыжником издали, сволочи... Я рухнул обратно в подвал, только и слышал, как загремел засов. А потом только стук копыт...

Я сказал хмуро:

— Не вини себя, в подвал мог бы пойти и Выдра. Иди в дом, узнаешь новости. Ран серьезных нет?

Он сказал гордо:

— Есть работа для оружейника, а не лекаря.

— Иди в дом, — повторил я.

Выдра помогал Амелии на кухне, при моем появлении быстро перебросил пару ломтей на тарелку. Меня мучил голод, руки задрожали, когда ухватил горячее мясо, истекающее сладким соком, и поспешно впился зубами в податливую плоть.

Торкилстон ел неспешно, посматривал на меня с прежним уважением и опаской, что медленно переходили в восторг. Кукушонок сидел тихий, чувствуя себя виноватым, как будто всю схватку просидел в безопасности в обнимку с бочкой вина. Я оглянулся на бледную Амелию, она механически переворачивала на огромной сковороде ломти мяса, руки дрожат, сказал успокаивающе:

— Сэр Торкилстон, мы живы, а руки могут держать мечи. Не волнуйся, мы вернем девочку.

Амелия бросила на меня умоляющий взгляд. Торкилстон покосился на нее, покряхтел, но всё-таки спросил:

— А что насчет черных месс? — Я отмахнулся:

— Да в задницу эти мессы! Пусть забавляются.

— Сэр Ричард, — сказал он и снова покосился на Амелию, — ходят слухи, что там приносят в жертву детей...

— Некрещеных, — уточнил я. — Аделька у нас крещеная, как я помню.

— Крещеная, — торопливо подтвердила Амелия.

— Ну вот, уже проще... — Выдра хмыкнул от плиты:

— Да тем зверям какая разница? Надо успеть отбить до того, как соберутся. Кто знает, когда у них очередной сбор?

Я сказал:

— Не думаю, что ее принесут в жертву сегодня, уже светает... А до завтрашней ночи много воды утечет.

Амелия с мольбой смотрела на меня. Я проглотил кусок и, прежде чем мои зубы впились в следующий, сказал быстро:

— Никаких жертв! Никакой черной мессы.

— Откуда вы знаете?

— Знаю, — ответил я. Посмотрел на их лица, пояснил: — Это деловые люди. И ребенок им нужен для сделки, а не забавы.

— Какой сделки? — спросили оба в один голос.

Я прожевал, схватил еще один кусок и сожрал, прежде чем нашел силы ответить:

— Госпожа Вуазен надеялась, что всё состоянии мужа отойдет к ней. Для того его и убила... руками Джафара. Но сейчас, когда всё имущество Бриклайта принадлежит госпоже Амелии, ей ничего не остается, как попытаться отнять это состояние уже у госпожи Амелии.

Торкилстон смотрел на меня с ожиданием.

— И что нам делать?

— Ничего, — ответил я с хладнокровием, которого не испытывал. — Просто ждать.

Он помялся, спросил осторожно:

— И что будет?

— Пришлют весточку, — ответил я, отчаянно надеясь, что так и будет. Если уж тут пошли по рыночному пути, то будет торг, а не слепая месть, именуемая то благородной, то подлейшей, в зависимости от занятой стороны. — А мы тогда и решим, как поступить.

Амелия вскрикнула:

— Да будь оно проклято, всё это состояние! Мне и то, что есть, самой не поднять!.. Куда еще и Бриклайтово? Я и свое отдам, только бы мой ребенок вернулся целым и невредимым!

Торкилстон вздохнул сочувствующе, я ответил с неловкостью:

— Я даже верю, что девочку вернут в целости, если переписать всё имущество на госпожу Бриклайт...

Она вскрикнула, прижимая руки к груди:

— Так сделайте это, господин! Где эта проклятая бумага, я тут же ее порву, пусть сама владеет всем...

Я отстранил ее руку, Торкилстон перехватил Амелию, она спрятала лицо на его груди и зарыдала горько и безутешно. Я сказал с неловкостью:

— Я бы тоже отдал. Что значит имущество, когда на той стороне такое сокровище, как Аделька?.. Но нельзя давать подлецам выигрывать. Иначе мир рухнет. Победа одного подлеца окрыляет тысячи других. Так они помалкивают и прикидываются приличными людьми, а если хоть один из них победит таким образом, то здесь такое начнется... Нет, зло должно быть наказано. В назидание!

— И для предотвращения, — повторил Торкилстон. — Да, это верно... хоть и жестоко.

— По отношению к госпоже Бриклайт? — Он покачал головой:

— Эту гадину я бы сам с наслаждением задушил. Но жестоко вообще... Понимаю, что нельзя вот прямо сейчас помчаться туда и порубить всех в капусту, но... всё равно не понимаю, почему нельзя. Нет, головой понимаю, а душой — нет.

— Это хорошо, — сказал я, — что не понимаешь.

— Почему?

— Не всё нужно понимать. Есть истины, которые нужно принимать. Да, слепо! Потому что мы — люди.

Он посмотрел на меня с великим уважением, а я скривился, услышав в своих словах какую-то великую фальшь. Или даже не фальшь, а хуже: затасканную истину, настолько затасканную, что так и жаждется либо возразить, либо поступить наоборот.

Дождавшись ночи, я обошел дом, вяло казнясь, что позвал тогда Бобика, а он как чувствует, ходит следом и вздыхает так тяжело, что я не выдержал, встал на колени и поцеловал его в морду.

— Не печалься, мы отыщем Адельку.

Он вздохнул снова, в глазах глубокое сочувствие и виноватость, я погладил по громадной голове.

— Ты не виноват, это я тебя выдернул отсюда.

Послышались шаги, Торкилстон спустился по лестнице в легком доспехе, но с мечом в ножнах и двумя кинжалами на поясе.

— Собираетесь в город, сэр Ричард?

— Надо, — ответил я. — Оставляю Бобика с вами. Всякий раз, когда забираю отсюда, что-то случается.

— А вы?

— Просто пройдусь.

— Ночью?

— Во мне проснулось нечто поэтическое, — объяснил я.

— Лук не забудьте, — подсказал.он.

— Зачем?

— Эльфов отгонять, — объяснил он, — всегда помогают стихи выстраивать. Лучше отстреливать сразу, чтоб свои вкусы не навязывали.

— У меня такие рифмы, — ответил я, — что тролли с воем разбегутся.