Чтение 30–й страницы книги ~Игрушки. Выше, дальше, быстрее~

-Что стрелять по ним будем? — в голосе Казачины сквозило нешуточное удивление.

-Конечно нет. Будем убеждать силой оружия.

-Здесь Тотен, — раздалось у меня в наушнике, — мы в тридцати метрах за тобой. Вижу твои ботинки.

Видимо, боец с винтовкой услышал переговоры, поскольку вскинул ствол к плечу и встал наизготовку, повернувшись в нашу сторону.

Ху–ху… Ну а мы — конём!

-Ваня, шумни там!

Со стороны самолёта до меня донёсся звук двойного удара металла о металл. Оба окруженца стремительно развернулись в сторону новой угрозы. Теперь мой черёд!

Приложив ладони рупором ко рту, и направив звук немного в сторону, я крикнул:

-Эй, военные! Без шуточек! Оружие на землю.

Теперь они развернулись в сторону леса.

-Я же сказал — оружие на землю! — и я высунулся из кустов и направил на них ствол автомата.

Надо сказать, что последние пару дней в качестве головного убора я ношу советскую пилотку. Вы спросите меня, почему? Отвечу. По здравому размышлению, пилотка — более подходящий для контактов с местным населением головной убор, нежели бундесверовская кепка, и, тем более, тропическая панама. Поэтому почти всегда на выходы мы берём с собой пилотки. Красная звездочка сразу показывает нашу принадлежность и упрощает общение.

-Вы кто? — задал комиссар странный, на мой взгляд, вопрос, но наган, правда, опустил.

-Дед Пихто! — ответил я в рифму, — в настоящий момент, это — не важно. К самолёту вам лучше не подходить, он — заминирован. Вы предупредите своих людей, что стрелять не надо. На вас сейчас, как минимум шесть стволов смотрят, — блефанул я, вставая в полный рост. Нас разделяло едва три десятка метров, причём я стоял несколько выше окруженцев.

-Вы кто? — спокойно повторил свой вопрос батальонный комиссар.

-Старший лейтенант госбезопасности Шацкий, — в очередной раз соврал я, — А вы кто?

-Я — батальонный комиссар Санин, прорываемся к фронту.

-Ну, если прорываетесь, то поможем чем сможем, — и, опустив автомат, я двинулся к ним.

-Предъявите документы, товарищ старший лейтенант! — завёл, было, уже знакомую мне песню комиссар.

-Вы, товарищ комиссар, слишком много от меня требуете… Не забыли, мы в тылу врага?

Комиссар оказался мужиком умным и в дискуссию вступать не стал.

-Много вас прорывается? — спросил я, остановившись в паре метров от них с таким расчётом, чтобы не оказаться на директрисе у Тотена или Казачины.

-Двенадцать человек.

-А мы только шестерых видели…

-Остальные отдыхают, а мы, вот, за продуктами в деревню собрались… — устало ответил батальонный.

-Это вы зря, все ближние деревни — бывшие польские, я бы не советовал вам туда ходить. Кстати, давно вы из кольца вырвались?

-Четыре дня назад. Вышло почти полсотни, но часть отстала, так что нас теперь всего двенадцать. А вы кто? В смысле: «Что здесь делаете»?

-Воюем. Но давайте лучше про вас поговорим. Карта у вас есть?

-Чего нету, того нету.

Тут мне в голову пришла интересная идея. Извинившись, я вернулся к кустам, в которых я устроил засаду. Повернувшись к лесу, я быстро сказал в рацию:

-Тотен, сгоняй Зельца за «дегтярём», и диски пусть прихватит! Если там еда какая есть — пусть тоже несёт. Поможем военным, — и, подхватив с земли немецкий ранец, в который я упаковал личные вещи лётчиков, я вернулся к комиссару.

-Значит так, товарищ батальонный комиссар, вот вам карта! — и я протянул ему планшет с авиационной картой. — Здесь в ранце — два лётных пайка. Могу и пистолеты вам отдать, но лучше подождите немного, вам сейчас ручной пулемёт принесут. Если он вам нужен, конечно?

На лице комиссара явственно проступило изумление. Он откашлялся, и спросил:

-А с чего такая щедрость, товарищ старший лейтенант?

Я ответил, в том смысле, что им сейчас все эти вещи нужнее.

-Да, и последнее… Вы как к фронту идти собирались?

-Я думаю, что у Минска перейдём на ту сторону.

-Пожалуй, я вас огорчу. Фронт сейчас у Орши и Витебска. Но, судя по всему, наши там прочно встали… — подсластил я горькую пилюлю.

-Да что вы говорите, старший лейтенант!

-Я бы посоветовал вам не коверкать м о ё звание, которое, между прочим, равно вашему… И дослушать меня до конца! — оборвал я комиссара. — Давайте сюда карту — покажу,куда и как вам лучше идти.

Определённо, мне попался весьма вменяемый политработник, поскольку этот Санин не стал со мной спорить, а достал карту.

Я нарисовал на карте известные мне места дислокации немецких частей и маршрут, обходящий Радошковичи и Рогово с севера.

-Вот от этого шоссе держитесь подальше, мы несколько дней назад взорвали на нём мосты… — не преминул похвастаться я, — и теперь здесь полно вражеских войск.

-Мосты взорвали? — комиссар с уважением посмотрел на меня.

-Ага. И на шоссе и в окрестностях…

-Вы москвич? — внезапно спросил Санин.

-Да, а что?

-Ничего, просто говор у вас характерный. Вы где живёте?

-А это сейчас важно?

-Нет, конечно… Я просто сам с Остоженки.

-Ну а я — с Триумфальной.

-Почти соседи… — со вздохом сказал комиссар.

-Ну вы скажете тоже — «соседи»? — «искренне» удивился я. «Неужто на такой фигне меня поймать хочет?» — Почитай другой конец Москвы!

-Да для меня сейчас даже человек из Мытищ или Люберец будет как парень с соседнего двора…

-Понимаю…

В моём наушнике раздался голос Тотена:

-Тоха, мы подходим. Я ещё пару винтовок немецких захватил.

Вместо ответа я приглашающе помахал рукой, повернувшись в сторону леса. Спустя несколько мгновений из–за деревьев показались Зельц и Сомов, нагруженные оружием иприпасами.

-Вот, всё — чем можем.

-А, может, вы с нами пойдёте? — спросил вдруг комиссар.

-Нет, у нас своя работа — партизанскую борьбу в тылу врага вести.

-Постойте… Какую борьбу?

-Партизанскую, как в восемьсот двенадцатом году. Двадцать девятого числа Совнарком и ЦК выпустили Директиву советским и партийным организациям. Я думаю, что вам, как командиру и политработнику следует знать… — тут я заметил, что ефрейтор, который так храбро остался на открытой местности вместе с комиссаром очень внимательно прислушивается к тому, что я говорю, поэтому, прервавшись, я поинтересовался у Санина: — А ничего, что ефрейтор слушает?

-Томилину можно. Он — коммунист!

-Тогда ладно… — согласился я. — В общем, в пятом пункте этой директивы призывают к организации в тылу у врага партизанских отрядов и диверсионных групп с целью действий на коммуникациях противника и уничтожения его личного состава и материальных средств. Правда, как мне кажется на райкомы и обкомы надежда маленькая — отряды,конечно, организуют, но вот как они воевать будут… Вы, кстати, из каких войск?

-Я то? Из пехоты, а какое это имеет сейчас значение?

-Ну, может, вы решите отряд организовать? Или примкнёте к какому–нибудь отряду…

-Нет, товарищ старший лейтенант госбезопасности, мы к фронту пойдём. Там обстрелянные люди сейчас нужнее.

Мои бойцы уже подошли, но не решались прервать нашу беседу. Санин окинул взглядом принесённые богатства, а затем помахал рукой своим, прятавшимся в кустах. Из зарослей выбрались четверо сильно обтрёпанных бойцов.

-Так, товарищ батальонный комиссар, вот вам ручной пулемёт с четырьмя полными дисками, две немецкие винтовки с бэка. Еды немного. Ну а маршрут я вам нарисовал и описал. И ещё пара советов — опасайтесь дорог… Шоссе вообще лучше вам переходить ночью и через водопропускные трубы… Немцы уже организовали в этих местах вспомогательную полицию из всякого сброда: уголовников, антисоветчиков, много среди них и прибалтов, предатели тоже попадаются… Так что, заслышав русскую речь, не спешите навстречу. Для отдыха встаньте вот в этих лесных массивах между Ушой и Вязынкой, там и оружием можно разжиться, что после боёв осталось. И… Удачи вам!

Повернувшись к самолёту, я крикнул:

-Иван! Хорош возиться, пора идти!

«Командиру 141–го охранного батальона майору Странске

Доношу до вашего сведения, что вчера вечером, 22 июля 1941 года во время патрулирования дорог моя патрульная группа в составе 4–го отделения вступила в боевой контактс группой неизвестных, совершавших диверсию на мосту возле населённого пункта Удранка. Несмотря на то, что мост располагается на шоссе Радошковичи–Шипки, постоянный пост охраны на нём не размещён, а охрана осуществляется моторизованными патрулями, поскольку сам мост расположен вблизи от Радошковичей (3,5 км).

Около 20:00 наша патрульная группа, передвигавшаяся на мотоцикле и автомобиле с севера к Радошковичам, на подъезде к мосту заметила группу неизвестных осуществлявших поджог моста. При попытке помещать производству диверсии по нам из близлежащего леса был открыт сильный огонь из винтовок и пулемёта. В результате воздействия противника ранения получили стрелок Айзенбаум и гефрайтер Кёлер. Автомобиль группы получил незначительные повреждения (прострелена одна покрышка, пулевые повреждения деталей кузова). Огнём и маневром противник был отогнан от моста и, понеся значительные потери, отошёл в лесной массив к востоку от шоссе. Ввиду незначительности сил патруля организовать преследование я не смог. Диверсантам удалось также поджечь мост. В силу того, что средства борьбы с огнём у патруля отсутствовали, то потушить пожар нам не удалось. В результате пожара сильно повреждён мостовой настил, и, незначительно — опорные конструкции.

Большая часть диверсантов была одета в форму войск противника, однако, среди них были и люди, одетые в гражданскую одежду.

фельдфебель Мойзер, командир отдельной патрульной группы. 23. 07. 1941»

………….

«Начальнику отдела …. Старшему майору госбезопасности Дутову.

Из беседы с лейтенантом Сотниковым Сергеем Степановичем, 1922–го года рождения, комсомольцем, бывшим командиром отделения 136–го отдельного пулемётного батальона.

"— Так вы утверждаете, что вы с остатками личного состава были задержаны представителями диверсионной группы Наркомата Внутренних Дел?

-Да, именно так.

-А почему вы решили, что эти люди имеют отношение к органам госбезопасности?

-Они представились.

-Как же?

-Я точно запомнил несколько имён: майор госбезопасности Александр Куропаткин, старший лейтенант госбезопасности Антон Окунев, военврач 3–го ранга Сергей Кутяев. Фамилии капитана госбезопасности — он, как я понял, начальник оперчасти и лейтенанта госбезопасности — ответственного за разведку, я не знаю. Знаю только, что их зовут Александрами. Остальных членов группы я знаю только по прозвищам.

-Вот как! Интересно. А какие у них прозвища?

-Командир группы — Фермер, оперативник — Бродяга, старший лейтенант Окунев — Арт, военврач — Док, разведчик — Люк, есть ещё Тотен и Казачина.

-Занятно. А откуда вы узнали про эти прозвища?

-Они так друг друга называют в боевой обстановке и во время радиопереговоров.

-То есть вы даже присутствовали при сеансах радиосвязи?

-Нет, не присутствовал. Это они во время переговоров по переносным рациям так друг друга называли.

-Переносным? Это что же, они с собой в ранцах рации таскают и во время боя используют?

-У них рации совсем маленькие — как пачка папирос размером.

-А когда вы отстали от группы?

-Я не отстал. Я к фронту решил пробиваться. К своим.

-А они, стало быть, не «свои»?

-Свои, конечно же! Вы бы видели, как они немцев били! Мост на шоссе за пятнадцать минут взорвали, хотя его взвод охранял!

-Так почему же вы ушли?

Пауза…

-Я повторяю свой вопрос: «Почему вы ушли?»

-Командир группы отстранил меня от командования моими бойцами.

-За что?

-Он посчитал, что я недостаточно опытен и не умею командовать.

-То есть вы дезертировали?

-Нет, что вы! Просто этот майор, Куропаткин, обещал сразу меня к фронту отпустить, но всё время откладывал, да ещё и разжаловал.

-А вам не приходило в голову, что своим уходом вы могли раскрыть местоположение группы?

-Нет, тогда я об этом не подумал.»

…

13сентября 1941 года.»

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ.