протянул руку и вырвал еще трепещущее сердце из груди Рашидова.
"Я верну, - пообещал Джибрил с доверительной интонацией. - Омою и верну. На
твоем сердце не должно быть скверны".
* * *
- Счастливчик, - говорили медсестры. - К самому Данилову на стол попал.
Никто другой не вытянул бы.
Руслан Рашидов никак не комментировал эти высказывания. Он лежал в одной из
лучших палат госпиталя юго-восточной группировки войск и смотрел в потолок
остановившимся взглядом некогда жгучих глаз. Сестрички, откровенно
напрашивавшиеся на близкое знакомство с молодым, красивым холостым
офицером, который не сегодня завтра получит Звезду Героя на грудь,
разочарованно вздыхали. Сам Данилов осматривал его не раз, но не вздыхал, а
после каждого такого осмотра звонил в Москву, советовался со светилами
психиатрии - этот замечательный хирург был из тех, кто любое дело доводит
до конца, и ему, мягко говоря, не нравилось послеоперационное состояние
героического пациента. Но все его усилия были впустую, потому что однажды
утром Рашидов без какой-либо посторонней помощи встал, прошелся по палате,
чем вызвал всеобщее оживление, и потребовал чаю. Медперсонал сбежался
посмотреть на это чудо природы, и Данилов самолично поздравил Руслана с
возвращением в эту реальность.
Рашидов резко пошел на поправку. Это не могло его не радовать, однако
Руслана ждали и разочарования. Например, оказалось, что он комиссован
подчистую, и за штурвал "Сухого", да и любого другого боевого самолета, ему
сесть не разрешат ни под каким видом. В довершение, расследование дела о
предательстве царандоя, которое вдруг зачем-то затеяла военная прокуратура,
требовало отыскания виновных, а поскольку до предателей-афганцев было
далеко, а до собственных офицеров рукой подать - вот они, голубчики, -
следователи стали копать под командира части, в которой служил Рашидов; у
того было что скрывать от их бдительного взора, а потому он разыграл
настоящую комедию (для Рашидова это была, скорее, трагикомедия), обвинив
пилотов-штурмовиков в несанкционированном вылете. Разумеется, из затеи
командира ничего бы не вышло, но на дворе стоял восемьдесят седьмой год,
коррупция в армии (да и во всем остальном обществе) достигла небывалых
размеров (хотя скажи кому, каких размеров она достигнет через десять лет,
никто бы не поверил), и следователя, прибывшего разбираться, удалось купить
за видеомагнитофон и пачку кассет с жестким порно к нему. В результате было
найдено компромиссное решение: да, сигнал от царандоя имел место, но
предусмотрительный командир велел перепроверить поступившую информацию, в
то время как двое пилотов, находясь в состоянии "куража" (так и было
сказано в рапорте), самовольно покинули часть на приписанных к ним
штурмовиках, собираясь нанести ракетно-бомбовый удар по позициям
моджахедов, но попали в засаду, один штурмовик был сбит, другой с сильными
повреждениями дотянул до базы. Новая версия давних событий была шита белыми
нитками, это понимали все, но всем она была выгодна, и свою Звезду - без
сомнения, заслуженную - Рашидов так и не получил.
Впрочем, его это больше не интересовало. После последнего вылета, после
четырех часов, проведенных на операционном столе, он сильно изменился. В
отличие от коллег, попавших в сходную ситуацию, он не писал писем министру
обороны, не требовал повторного медицинского освидетельствования, не пил в
тоске "шило" по углам. Со стороны казалось, что он вообще потерял
какое-либо влечение к авиации, а особо - к военной. Однако это постороннее
впечатление было обманчивым. Рашидов и не думал расставаться с небом.
Наоборот, он собирался завоевать его. Но не для русских, а для своего
нового бога. Руслан запомнил свой сон: от первого до последнего эпизода;
запомнил он и слова Джибрила. Руслан демобилизовался и стал искать
применение своим силам. И очень скоро, когда в советской империи
центробежные настроения возобладали над здравым смыслом, он нашел людей,
которые оценили его знания и умения по достоинству и которым не нужно было
предъявлять "паспорт налета" или "свидетельство о пригодности по
медицинским показателям" - этим людям было достаточно одного: он с ними, и
он их не предаст.
Рашидов был везде, где шла война. Он сжигал поселки иноверцев в Нагорном
Карабахе, совершенствовался в бомбометании по городской застройке в
Приднестровье, оказывал поддержку с воздуха повстанцам Таджикистана. Только
во время чеченской кампании ему ни разу не удалось подняться в воздух:
русские хоть и вели себя тогда как полные идиоты, но первое, что сделали -
это разбомбили военные аэродромы противника, в результате чего Рашидову
пришлось полгода слоняться с отрядом таких же обездоленных
пилотов-чеченцев, партизаня, захватывая в плен нерасторопных российских
солдат, подбивая танки из гранатометов, охотясь на вертолеты со "стингером"
в руках. Теперь, когда Рашидов воевал на стороне истинной веры, новый бог
берег его - даже в самых ожесточенных боях пули и осколки летели мимо, и
бывший пилот советских ВВС выходил из переделок без единой царапины. О его
везении и безрассудной храбрости слагались легенды. Кое-что из этих устных
историй дошло и до него. Слушая их, он только качал головой и улыбался -
молва, как всегда, разукрашивала подвиги сверх всякой меры.
У Рашидова хватило ума никогда и никому из своих новых собратьев по вере и
оружию не рассказывать о причудливом сне, увиденном им на операционном
столе, и встрече с Божеством. Ознакомившись с Кораном и комментариями к
нему мусульманских богословов, Руслан понял, что он видел не просто сон, он
участвовал в том, что мусульмане называют "Исра ва-л-мирадж" - "ночном
путешествии и вознесении", которое совершил когда-то, много столетий назад,
сам Пророк. Это историческое событие занесено во все хроники и по сию пору
отмечается как праздник аль-мирадж в двадцать седьмой день месяца раджаб.
Повторение священного вознесения Пророка - даже в виде сна - было бы
воспринято любым мусульманином (будь он суннит, шиит или ваххабит) только
как немыслимое святотатство. За подобное можно и головы лишиться, а потому
Рашидов предпочитал помалкивать. Ему было вполне достаточно того, что он
сам знает о своем особом статусе в грядущей "великой войне за веру", а
слава... слава у него уже есть.
Эти войны, которые российская пресса упорно называла "локальными
конфликтами", лишний раз укрепили Рашидова в убеждении, что он сделал
правильный выбор: воевать сейчас на стороне русских было просто
унизительно. Та раковая опухоль индивидуализма по принципу "моя хата с
краю", которая иссушала русскую нацию с начала времен, наконец дала
метастазы. Процесс развала приобрел катастрофический характер. Солдаты за
водку продавали свое оружие и амуницию; генералы за пачку долларов
продавали своих солдат; за то, чтобы сохранить дешевую популистскую
репутацию, правители продавали своих генералов. Продажность и предательство
стали настолько распространенным явлением, что уже никто не удивлялся,
когда в сводках новостей проскакивало сообщение о том, что боевики сумели
"непонятным" образом выйти из окружения, а лучшие истребители "Су-27"
сдаются на металлолом.
Ничего подобного не было в среде тех, с кем теперь предпочитал иметь дело
Рашидов. Воинское товарищество, гордость, достоинство - все эти качества,
казалось, были присущи тем, кто встал под знамена истинной веры. Не смущала
Руслана и политика репрессий, которую его друзья проводили по отношению к
русским, так или иначе оказавшимся в пределах досягаемости; более того, он
лично принимал участие в расстрелах и ощутил при этом странное и совершенно
новое для него удовольствие.
После того, как генерал Александр Лебедь и начальник штаба вооруженных сил
свободной республики Ичкерия Аслан Масхадов подписали в Хасавюрте
историческое соглашение, фактически озвучившее победу чеченской армии над
российской, Руслан Рашидов временно оказался не у дел. Он не сильно
переживал по этому поводу, зная, что вскоре будет востребован вновь. На
полученные от полевых командиров деньги (а Руслан хоть и воевал из идейных
соображений, но от денег, положенных бойцам с "гяурами" и "ненавистной
Российской империей", никогда не отказывался) Рашидов отправился отдохнуть
в Европу, посетил Париж и Венецию, Берлин и Амстердам, покатался на лыжах в
альпийских горах, полюбовался на корриду в Мадриде, загорел до черноты на
Золотых песках, соблазнил темпераментную итальянку в Риме - в общем, турне
удалось на славу. Тем более что именно там, в Европе, на одном из курортов,
он познакомился с человеком, благодаря которому снова стал кадровым
офицером.
Молодая республика создавала свою армию и нуждалась в военных специалистах
самого различного профиля. Разумеется, специалисты эти подбирались не
просто как эксперты с соответствующим образованием, они должны быть преданы
идее, ради которой им придется воевать и, возможно - умирать. В этом смысле
Руслан Рашидов был для вербовщиков идеальной кандидатурой. Прослышав о его
квалификации и боевых заслугах, вербовщик с ходу предложил ему звание
полковника и должность при президенте республики. Рашидов, дослужившийся в
советских ВВС до старшего лейтенанта, выказал свое равнодушие к любым
должностям и званиям и сразу спросил, на чем ему придется летать.
- "Су-27",- ответил вербовщик, наблюдая сквозь огромные солнцезащитные очки
за резвящимися на пляже девушками в трудноразличимых для глаза
купальниках.- Личная гвардия президента. Вы знаете этот класс машин?