писателей собирался целый базар - торговали картинками, керамикой, местные
художники, как могли, изображали отдыхающих карандашами, красками, продавали
ракушки и засохшие цветы, подсвечники и бусы. Гремела музыка, пахло дымом
шашлычных, над самым берегом в розовых лучах скрывшегося за Кара-Дагом
солнца с ревом проносились разноцветные дельтапланы, и каждый желающий мог
оказаться там, в небе, в розовых лучах.
порознь.
на самом берегу, взяли бутылку "Черного доктора" и по шашлыку из осетрины.
Через полчаса все это повторили, а потом еще часа два шатались по ночной
набережной.
бухты, куда мечтал попасть Евлентьев, доступ был закрыт, якобы там теперь
заповедник. В Доме писателей было пусто, а писателей не было вовсе, лишь
несколько номеров занимали родственники обслуги, банкиры из Киева и
Харькова.
тоже не было. Как-то собрались, съездили на катере в Феодосию, поскучали у
картин Айвазовского, вернулись и снова направились к ресторанчику, к
осетрине и "Черному доктору".
- потратить как можно больше. Анастасия внимательно поглядывала на него, но
не вмешивалась. Несколько раз ходили на местный базарчик, возвращались
нагруженные овощами и фруктами.
недели загорела, посвежела и даже поправилась. Евлентьев смотрел на нее
влюбленно и озадаченно, будто она на его глазах превращалась из лягушки в
царевну.
воды.
так...
и емким.
поубавилось, - смеялась Анастасия.
пирожки, предлагали воду, вино, пиво, мороженое. Евлентьев и Анастасия все
это покупали, съедали, выпивали, снова купались, пока к полудню зной не
становился совершенно невыносимым, и они отправлялись в свой пансионат, в
прохладу номера, где валялись голые и счастливые на широкой жестковатой
кровати.
и за бутылкой вина встречали восход луны. Она появлялась всегда неожиданно и
сразу высоко в небе. Чуть слышно шелестели волны, набегая на горячую,
разогретую за день гальку, грохотала музыка, молодые полуголые хохлы
предлагали менять любую валюту на любую, но особенно охотно сбывали свою же,
родную, торопясь избавиться от нее, будто ждали событий тревожных и
сокрушительных.
нестерпимой силой, музыка звучала глуше и реже, летучий базар постепенно
исчезал, и на площадь выносили столики из соседнего ресторана. Тогда
Евлентьев заказывал по второму шашлыку, по второй бутылке "Черного доктора",
и они сидели молча с рассеянными полуулыбками, наблюдая протекающую мимо них
жизнь - легкую, временную, исчезающую...
пальце только что купленное кольцо с голубоватым агатом, играя сережками с
такими же большими, тонкими пластинками агата.
она была освещена невидимым уже солнцем, которое в это время полыхало где-то
над Испанией.
Анастасию.
Почему-то.
Евлентьев. Бородка у него отросла, усы тоже налились силой и полнотой, но
выгорели, совсем обесцветились и на загорелом лице казались еще светлее.
Евлентьев, разливая в стаканы остатки "Черного доктора".
на нее цепляют кольцо с цепью... Второй конец цепи, естественно, пристегнут
к собачьему ошейнику. И вот собака вроде и на цепи, но бегает... Вроде и
бегает вдоль дома, но на цепи... Хорошая придумка, правда? - Анастасия в
упор посмотрела на Евлентьева. - Мы еще возьмем вина?
шашлычник, уже знавший его, тут же вручил два шампура с осетровыми кусками.
киоск находился на расстоянии вытянутой руки.
положил ладонь на прохладное плечо Анастасии.
или в Майами. Это его дело. Я, например, приехал в Коктебель и не жалею об
этом.
сам позвонит, когда сочтет нужным. -Евлентьев сознательно говорил казенными
фразами, как бы уже этим отстраняясь от Самохина, их отношений и всего, что
с ними связано. - Я не хочу постоянно помнить о нем, думать о нем...
улыбнулась Анастасия.
' Это был единственный разговор о том, что ожидало их в Москве.
но ни Евлентьев, ни Анастасия об этом не жалели. Впереди их ждали другая
жизнь и другие напитки. В купе они ехали вдвоем - с наступлением счастливых
времен поезда ходили полупустые даже в самый разгар летнего сезона.
Отшатнулись моря от людей, ушли куда-то за горизонт, в другие страны.
тысяч рублей они добрались до улицы Правды. Москва показалась им такой же
пыльной и изможденной от жары, какой они оставили ее почти месяц назад. На
Садовом кольце были пробки, на Тверской пробки, и только их улица Правды
выглядела свободнее и даже вроде прохладнее. Лишь возле их дома было обычное
столпотворение - к вечеру у банка собирались желтые броневики для перевозки
денег и расхаживали потные охранники в серых одеждах и с автоматами на
животах.
сказать водителю, в каком доме они живут, к какому подъезду подъехать, в
какую арку въезжать.
заметные поправки в свои слова, поступки, словно пытался этим замести следы.
поворотом на Тверской, и лишь после этого повернулся к Анастасии. Она все
видела, все замечала.