гипсовой маской, и красота уже не восхищала, а устрашала. Знаменитые волосы
королевы разлетелись, развернулись за спиной вторым плащом, и меж ними то и
дело с сухим треском проскакивали крохотные искорки. Царило безветрие, но
волосы королевы развевались, словно в бурю.
смутные образы, какие-то неясные тени, и чем пристальнее вглядывалась в них
королева, тем сильнее начинала бурлить и клокотать вода в ручье, с поверхности
срывались струйки пара.
наполнившиеся Тьмой, не поддавались всеобщему оцепенению. Они и только они жили
сейчас, напряжённо всматриваясь во что-то, не доступное простому взору.
вскарабкаться по зимнему небосклону и вновь начало клониться к горизонту, когда
королева наконец устало вздохнула и выпрямилась. Ручей перестал гневно бурлить
и вновь мелодично зажурчал, волосы Вейде улеглись, скользившие среди них
искорки угасли. Она встала, поднялась на вершину холма; вечерние ветры чуть
шевелили по-летнему зелёной листвой; откуда-то сверху, из низких, набрякших
снегом туч, часто сеял снег, однако ни земли, ни хотя бы древесных вершин не
достигала ни одна снежинка. Но сейчас, стоило Вейде подняться туда, небеса
словно метнули сотканное из снега копьё: на плечи, голову, развевающиеся волосы
королевы начал падать снег. Она шла, запрокинув голову, - на щеках что-то
блеснуло, может быть, даже слезы.
тонкие каблучки Тряхнула головой, словно принимая некое окончательное и
бесповоротное решение.
короткий зимний день угасал.
исполины вновь ответили ей сердитым гулом. Она лишь отрицательно покачала
головой, подошла к ближайшему дубу. Сверкнул серебром узкий клинок, эльфийка
аккуратно отсекла тонкую веточку, быстро провела над раной ладонью, что-то
шепча, - и кора, словно морская вода, в тот же миг сомкнулась над срезом.
сгущался, звёзд не было видно за плотной завесой облаков.
воды. Зачерпнула пригоршней серебристую влагу, плеснула на неё; лицо королевы
исказилось болью, она закусила губу, но миг спустя её голос уже зазвучал, как
ни в чем не бывало - мерным ритмом непонятного людям языка, музыкальными
переливами странных созвучий; но сейчас они звучали поистине грозно, пугающе,
словно марш тёмной армии, не орды, а именно армии, железных легионов, где
каждый знает своё место и весь строй умеет ударять как одна рука.
громадная, всё расширяющаяся воронка. С небес спускался исполинский хобот
тёмного вихря, постепенно утончаясь к концу, - вот он достиг воткнутой в берег
веточки, и в тот же миг Вейде, раскинув руки так, словно хотела обнять всю
Вселенную, душераздирающе вскрикнула, по взметнувшимся тучей волосам зазмеилось
пламя, ветер почти что прижал многовековые дубы к земле, и воронка в небесах
исчезла. Хобот вихря исчез, как не бывало, однако срезанная веточка внезапно
начала расти, дрожа, потянулась вверх, стремительно, неудержимо, ручей
заклокотал, вода в нём вскипела и окрасилась чем-то тёмным, облако пара окутало
веточку - впрочем, уже не веточку, а молодое деревце - и, повинуясь властному
жесту Вейде, рассеялось.
просторный, скрывающий очертания плащ, так что трудно было даже понять, эльф
это, человек или, может, и вовсе орк.
блеском, но голос оставался твёрд.
ничего нельзя было узнать - голос казался каким-то стёртым, неживым, лишённым
собственных черт.
станут мешкать, и мои чары не продержатся так долго, как мне хотелось бы.
мрак быстро поглотил её, а Вейде, гордая королева Вейде вдруг упала прямо на
землю и разрыдалась.
наделала?..
Разумеется, его не расковали. Инквизиторы не собирались совершать подобных
ошибок. Тем не менее с латниками, препроводившими некроманта в его "келью",
отправился и подпалачик. Этот, не снимая маски, принялся поить и кормить Фесса
с ловкостью, свидетельствовавшей о немалом опыте. Угрюмые солдаты всё это время
стояли рядом, и оружие кололо Фессу незащищённую шею. Ясно, они бы убили его,
попытайся он сделать хоть одно нишнее движение. Они даже не предупреждали его о
"границах дозволенного". Они просто стояли с клинками на-юло и молчали.
смог осмотреться. Словно в насмешку, ему оставили небольшой огарок
свечи.Каменный мешок. Разумеется, никаких окон. Квадратный. Четыре шаге в
длину, столько же в ширину. И никаких тебе постелей. Голый каменный пол. Вообще
ничего, кроме железной двери
ничтожным атомом, пылинкой перед давящей мощью камня и стен. Где должны
рассеяться, истаять без следа твёрдость духа и храбрость. Инквизиторы знали,
куда помещать особо ценных пленников. Утешало только одно - Этлау тоже придётся
сидеть где-то под землей, неподалёку, чтобы держать Фесса под действием своего
талисмана.
некроманта навалилась звенящая, давящая тишина. Не слышно было даже удалявшихся
шагов его тюремщиков.
каморке Фесса отчего-то царил ледяной, липкий холод, медленно просачивавшийся
во все щели, как ни старался некромант запахнуться плотнее и держаться подальше
от стен. Тоже ничего нового, старался думать он. Пытка холодом - одна из
старейших. Холод, темнота... узник без всяких палачей должен возмечтать о том,
чтобы как можно скорее выложить всё, о чём только пожелают спросить его судьи и
дознаватели.
невозможно - разве что вызвать в качестве свидетеля обвинения саму Западную
Тьму.. Он может вещать всё, что ему вздумается, плести любые небылицы,
сваливать на свою мифическую хозяйку в мыслимые и немыслимые прегрешения. Пусть
серые попытаются это опровергнуть, если уж им вздумалось играть в "объективное
следствие" и "беспристрастный суд". Честно говоря, Фесс не понимал, для чего
Этлау на самом деле потребовалось прибегать ко всей этой глупой атрибутике.
Чтобы убить некроманта, сейчас вообще требовался только один удар меча. Или,
если желательно, чтобы проклятый Разрушитель умирал долго и мучительно, это
тоже нетрудно сделать. Достаточно отдать приказ. Этлау мог приказать устроить,
к примеру, публичное колесование или четвертование на главной площади Аркина -
однако же не приказал. Фесс до сих пор жив. Неужели инквизитора на самом деле
обманула эта клоунада, эта игра в "признание"? Кто знает, Этлау не выдал себя.
Напротив, подыгрывал, если, конечно, на самом деле раскусил намерения Фесса.
говоря, рассчитываешь, Кэр? Продержаться елико возможно долго, ожидая чуда,
счастливого стечения обстоятельств? Наверное. Ничего другого не остаётся.
Конечно, узники убегали и из самых охраняемых, самых "неприступных" тюрем. Но
этому всегда предшествовало что-то внешнее, ошибка стражи, усталость или
равнодушие тюремщиков, ошалевших от однообразия своей жалкой службы. Пока на
это рассчитывать не приходится. Этлау не из тех, кто легко впадёт в равнодушие
сам или позволит сделать это другим".
Вспоминать звёздное небо над ласковой Долиной, вспоминать дольмены и менгиры
Мельина, Серую Лигу и ту простую жизнь, которую он вёл там; не дать черноте
вползти внутрь, источить силу и волю к сопротивлению - что, как известно,
гораздо легче сказать, нежели сделать.
кромешной тьме легко ступить на re дороги, что уводят за грань обычного, за
черту реальности и Межреальности, вне пределов власти Сил и богов, если они
только ещё остались в этом безумном мире.
согласятся вот так просто потерять самого, наверное, ценного узника за всё
время своего существования, - то очень ослабит. А единственным способом
избегнуть этого - остаётся уйти очень, очень далеко. Кстати, интересно, если он
сейчас пожелает разбить себе голову о стену, сможет ли Этлау ему в том
воспрепятствовать?
подобные демонстрации просто глупы. Давай лучше на самом деле уйдём отсюда,
далеко-далеко, теми тропами, на которые не вступить никогда, будучи в здравом
уме и твёрдой памяти. Растворимся в окружающей нас тьме, скользнём вперёд и
вверх её мельчайшими частицами, сквозь все двери, решётки и преграды, не
замечая стражи и охранных чар, скользнём сквозь земную толщу и небесную твердь,
туда, где нет пути даже Архимагу Копперу - если, конечно, Архимаг Коппер не
проделает то же, что и ты.
какие-то неведомые чары и в самом деле старались донести до него какое-то
Шилова Юлия
Русанов Владислав
Круз Андрей
Корнев Павел
Андреев Николай
Сертаков Виталий