Пришлось замереть в неудобной позе, проклиная всех разом: Фрейда, Юнга, Адлера… От скуки я стала вспоминать других отцов психологии и психоанализа, но дальше Фромма дело не пошло. В кабинете стояла жуткая духота, и мозг отказывался работать. Наконец Роберт сжалился над жертвой и велел:
– Теперь просыпайтесь. На счет «три» открывайте глаза. Ну, раз, два…
Я старательно изобразила «выныривание» из закоулков подсознания.
– Ну и как? – осведомился парень. – Стало легче?
– Да.
– Легкость во всем теле, отличное настроение, радость, голова ясная-ясная, правда? – с энтузиазмом выкрикивал Роберт.
Я кивала, словно китайский болванчик. Как назло, у меня с утра ноет левая половина головы, ноги тяжелые, словно чугунные, и никаких следов отличного настроения. Удушающая жара вызывала сонливость, мозг просто вскипел и отказывался работать. Я тупо сидела в кресле, пока Роберт, полный искрящегося энтузиазма, записывал что-то в историю болезни, наконец, собравшись с силами, я вывалилась в коридор. Там было чуть прохладней, но ненамного. Добредя до стойки администратора, я уселась на стоящий рядом с ней стул. Рыжеволосая девчонка болтала с кем-то по телефону. В моей голове наконец-то рассвело и появились простые мысли. Господи, да эта духота лишила меня всякой способности соображать! За каким чертом я полезла в кабинет? Что узнала? Коря себя за глупость, я продолжала машинально слушать то, что говорила в трубку рыжая девица:
– С удовольствием бы сбегала в кафешку, мороженое поесть, только получка завтра, в кармане всего десятка. Ладно, Светка, покедова.
Девчонка нажала на рычаг и со вздохом спросила у меня:
– Желаете к другому специалисту? У нас большой штат: психологи, невропатологи, психиатр.
– Я просто села отдохнуть, не мешаю?
– Отдыхайте спокойно, – ответила администратор. – Жуткая жара, правда?
– Тут нигде нет симпатичненькой забегаловки, чтобы поесть мороженого?
– Через дорогу, в угловом доме, там вкусно и недорого, – оживилась девчонка.
– Не составите мне компанию?
– Предлагаете мне пойти в кафе? – удивилась девица.
– Да, пойдемте. Народу у вас нет, к тому же ужасно жарко!
Девушка поправила стопку толстых тетрадей и вздохнула:
– Извините, у меня денег нет.
– Так я же приглашаю, за мой счет. Слопаем несколько шариков, поболтаем, одной-то скучно.
– Ага, – кивнула рыжая, – побежали. Люди по такой жарище дома сидят, сегодня вы одна притопали.
За столиком мы познакомились. Девчонку звали Верой, и она оказалась восхитительно болтливой.
– Чего вас к Роберту привело? – поинтересовалась она, вонзая ложечку в желтый шарик.
– Подруга посоветовала к нему обратиться.
– Плюньте ей в лицо, – хихикнула Вера, – гаже специалиста нет! К нему практически никто не ходит, ну разве что один раз заглянут.
– Что так?
– Дерьмо с претензиями, – хмыкнула девушка.
– Это как?
– Просто ни хрена не умеет, а выпендривается по полной программе.
– Между прочим, у него на столе стоит табличка, в которой указано, что Роберт кандидат наук.
Девчонка рассмеялась:
– Сейчас умру! Кандидат наук!!!
– Неправда?
– Нет, как раз правда. Только грош цена этому кандидатству.
– Почему?
– Знаете, кто у него теща?
– Конечно, нет.
– Разуваева Софья Модестовна, – заявила Вера и торжествующе спросила: – Теперь понятно?
– Извините, нет.
– Действительно, – пробормотала собеседница, – откуда вам знать? Софья Модестовна была академиком, директором института, очень уважаемым человеком. Она Роберта буквально за уши тянула, прямо из грязи вытащила, хоть небось и понимала, что он за кадр – ни ума, ни таланта, один гонор. Он тут на полном серьезе другим сотрудникам говорит: «Я гений, а вы так, мусор». Видели у него на столе аппарат? Ну на бабушкино радио похожий?
– Да, он его включил.
Вера чуть не подавилась от смеха.
– «Усилитель психоэмоциональной энергии», УПЭ сокращенно.
– Что? – изумилась я.
Верочка продолжала веселиться:
– Умора прямо, цирк в огнях. Наш Робертик говорит, что обладает редкостным даром воздействия на людей, считает себя Фрейдом, Карлом Роджерсом и Вирджинией Сатир в одном флаконе. Это он лично сконструировал тот аппаратик. Утверждает, что, когда его включает, сила «биотоков мозга» возрастает в десять раз. Наши хохочут, а парень всерьез… Тут такая пенка с этим агрегатом один разок приключилась! Хочешь поржать? Тогда расскажу.
– Сделай милость, – обрадовалась я и заказала еще мороженое.
– Ну так слушай, сейчас ухохочешься!
Аппарат Роберт сконструировал два года назад, еще учась в аспирантуре. Принес в консультацию и показал коллегам. Вообще-то сотрудники, не желая портить отношения с всесильной Софьей Модестовной, не слишком цеплялись к Астеру. Считали его городским сумасшедшим, но особо не обижали, справедливо полагая, что теща мигом разберется с теми, кто подтрунивает над зятем, но, когда Роберт установил аппарат, воткнул штепсель в розетку и завел про усиление эмоциональной энергии, все просто попадали на пол от хохота. И тут, словно по заказу, в комнате появилась мышь.
– Вот, – завопил обозленный Роберт, – сейчас все увидите: умри, грызун!
Хвостатая задергалась в конвульсиях и мигом скончалась. Сначала народ прибалдел, но потом Гоша Краснов сообразил, в чем дело. В консультации травили мышей, очевидно, одна из жертв и выбрала очень подходящий момент, чтобы торжественно скончаться на людях. Ничего мистического в ее кончине не было, но после того случая Роберт уверовал в себя, как во всесильного «энергетика».
– Уржаться, – хихикала Вера, – умереть не встать.
– Как же академик не видит, что представляет собой ее зять? – удивилась я. – Или она не слишком умна?
Вера потыкала ложечкой в быстро тающее мороженое.
– Видела, конечно. Софья Модестовна была отнюдь не дура. Только она ради своей доченьки ненаглядной старалась, хотя о мертвых плохо не говорят.
– Вы о Софье Модестовне?
– Нет, о Стаське.
– Это кто?
– Дочка Разуваевой, Настя. Ее все Стасей звали, мы с ней в одном институте учились, я, кстати, сейчас на пятый курс перешла, диплома пока нет, поэтому и сижу в регистратуре, но, как только получу корочки, сразу сяду в кабинет, и уж, поверьте, сумею лучше помочь людям, чем Роберт, хоть у меня и нет в кармане кандидатской диссертации.
– Почему вы говорите о жене Астера в прошедшем времени? – поинтересовалась я.
Вера помолчала.
– Она умерла.
Я сделала стойку, словно охотничья собака, почуявшая утку.
– Умерла? Такая молодая? Ее убили?
– Ага, – кивнула Вера. – Можно сказать, Роберт ее жизни лишил.
Я разинула рот. Ничего себе информация!
– Хотите, расскажу про них? – воодушевленно предложила девушка. – Такая история, прямо роман.
Я подозвала официантку, попросила еще мороженого, кофе, сигарет и обратилась в слух.
Анастасия Разуваева, или Стася, как предпочитали звать ее знакомые, была единственной, горячо любимой дочерью Софьи Модестовны. У академика никогда не было мужа, более того, молва не приписывала ей никаких любовников, а молоденькие аспирантки искренне считали, что их научная руководительница старая дева в полном смысле этого слова, то есть девственница. Представьте теперь, как все удивились, когда Софья Модестовна в сорок три года родила ребенка.
Материнство резко изменило женщину. Жесткая, даже жестокая Софья Модестовна, известная своими безапелляционными высказываниями, крайней критичностью и суровостью, удивительно помягчела. Если раньше, до появления Стаси, студенты тряслись от ужаса перед дверью кабинета, в котором дама принимала экзамен, если прежде аспирант, видевший, как в момент защиты им кандидатской диссертации вверх тянется рука без колец и маникюра, понимал, что сейчас Разуваева его «утопит», то после рождения дочери Софья Модестовна стала приветливой и терпимой.
С самого детства Стасенька не знала ни в чем отказа. Разуваева была честным, очень принципиальным человеком. Взяток ни от студентов, ни от родителей никогда не брала. Зимой и летом Софья Модестовна ходила «в одном цвете», неизменном костюме. Зимой носила пиджак, а летом юбку с блузочкой. На затылке у нее красовался пучок, а косметикой она не пользовалась. Зато когда в ее родной институт, где Разуваева преподавала всю жизнь, поступила Стася, всем сразу стало понятно, на кого в семье тратятся все средства.
Во-первых, во время вступительных экзаменов беспощадная к другим людям Разуваева принялась бегать по членам приемной комиссии, умоляя «не валить» дочь. Впрочем, она волновалась совершенно зря. Стася была достаточно подготовлена и сама бы легко «взяла планку». А во-вторых, у Анастасии имелось все. Наряды девчонка меняла каждый день: юбки, брюки, блузки, сарафаны, платья. Ее однокурсницы один раз попробовали сосчитать, сколько у Стаськи обуви, и бросили это занятие. Девица почти ежедневно появлялась в новых туфлях. Еще у нее водилась дорогущая косметика, мобильный телефон, куча золотых побрякушек и собственные «Жигули». Софья Модестовна ездила на метро. Стаська рулила на машине. Но самое главное, у нее имелась мама, кидавшаяся исполнять все дочкины прихоти.
На первом курсе Стася влюбилась в Роберта. Просто пропала, потеряла голову. Скорей всего, здесь сыграл роль простой факт: Астер не обращал на нее никакого внимания. Мальчик, приехавший из провинции, поставил себе цель зацепиться в Москве, хотел поступить в аспирантуру. Когда Стаська перешла на второй курс, Роберт закончил пятый. Чего только не делала девчонка, чтобы юноша бросил на нее благосклонный взгляд, но тот совершенно не замечал отчаянных попыток Стаси. Чем больше он проявлял равнодушия, тем сильней влюблялась она. Стася-то привыкла, что, топнув ножкой и сказав коротко: «Дай», мигом получит от мамы требуемое. Но с Робертом вышел облом. Это был единственный случай, когда Софья Модестовна оказалась бессильной. Впрочем, неверно. Мать вновь сумела принести драгоценной доченьке в зубах то, что та пожелала, потому что Роберт недобрал баллов и не попал в аспирантуру.
Никто не знает, как договорились Астер и Стася, но в сентябре на пальчике девушки сияло широкое обручальное кольцо, а Роберт оказался-таки аспирантом. Софья Модестовна похлопотала за зятя. Более того, кандидатскую работу парень защитил досрочно, сваял диссертацию всего за год и успешно прошел через ученый совет и ВАК. Злые языки поговаривали, будто замечательный текст написала Софья Модестовна, но ведь на чужой роток не накинешь платок… Разуваева же пристроила зятька в консультацию. Скорей всего, как только бы позволили приличия, Астер написал бы и докторскую, но его тщеславным планам не удалось сбыться, потому что Софья Модестовна умерла, когда Стася закончила третий курс. Через полгода подружки поняли, что материальное положение Стаси резко изменилось. Сначала она перестала без конца менять наряды, потом стала обедать не в ресторане, а в студенческой столовой, следом исчез мобильный телефон и начало резко уменьшаться количество ее цепочек, браслетов и колец. А главное, педагоги перестали говорить о девушке как о твердой кандидатке в аспирантуру. Неизменной в жизни Стаси осталась только любовь к Роберту, какая-то болезненная, патологическая.
– Он гений, – объясняла девушка подружкам, – обладает невероятной психической энергией, способен творить чудеса. Кашпировский ребенок по сравнению с Робертом, да и в консультации ему постоянно самые тяжелые случаи подсовывают!
Максимов Альберт
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Курылев Олег
Каменистый Артем
Белогорский Евгений