Чтение 30–й страницы книги ~На то и волки~

- Да я что? Впервые горбатого лепить, что ли? Нарисую в лучшем виде, только не сунули бы на нары...

- Тебя-то за что? Чистый ведь... А сунут - вытащу. Но денек мне просто-таки необходимо побыть покойником... - он оглянулся. - Ага, забегали живее... Еще заметят, чего доброго, живого-то покойничка... Я пошел. Смотри, не подведи...

Пригибаясь, осторожно ступил в рыхлую землю, сразу же провалился чуть ли не по колено. Это было, как брести по болоту. Приходилось стучать осторожно, каждый раз щупая ногой. Подошва то проваливалась еще глубже, по натыкалась на обломок толстостенной бетонной трубы ноги соскальзывали, один раз он чуть ли не по бедро провалился и едва высвободился. "Полоса препятствий", слава богу, накрылась на этом участке полностью - но для пущей надежности он передвигался чуть ли не с черепашьей скоростью.

Оказавшись за забором, свернул влево, с облегчением почувствовав под ногами совершенно твердую землю. И побрел по темному лесу, чутко прислушиваясь, держа руки перед лицом, чтобы не выколоть глаза, напоровшись на сук, забирая к тракту - перепачканный грязью человек с итальянским пистолетом на поясе и лежащими в кармане куртки документами, мечтой историков, где на карте была четко обозначена всеми забытая за семьсот с лишним лет, набитая проклятым золотом могила Чингисхана...

Глава двадцать пятая

Беспокойное бытие живого мертвеца

Живые покойники шатаются по улицам не в одних лишь телеужастиках. Попадаются и в жизни, даже в Сибири.

Живым покойником трудновато и странновато быть только первые полчаса. Потом как-то незаметно привыкаешь, в особенности если такое положение следует срочно использовать с максимальной выгодой. Данил, два с лишним часа пробираясь к дому сначала темным лесом, а потом окраинными улицами, успел уже свыкнуться с новой ролью. И не зажигал света в квартире, вымывшись и улегшись спать во мраке, как покойнику и полагается - свет могли заметить, а это совсем ни к чему...

В этом новом положении, как ни странно, как ни вспоминай вчерашние тягостные гнусности, обнаружилась своего рода пикантность. Честное слово. Будто оказался на иной планете.

За ним не таскалась охрана, и по улицам он не ехал на машине, а шагал пешком - отчего улицы казались чуточку незнакомыми. Пытался было добраться до места на троллейбусе - но давно отвык, оказалось, от общественного транспорта. Окружающие умело ввинчивались в малейшие промежутки меж телами соседей, толкались привычно-изощренно, а Данил, несмотря на всю свою выучку, растерянно болтался посреди водоворота локтей, спин, энергично действовавших задницами расплывшихся баб, старушек, способных продавить почище здорового мужика, - болтался словно пробка в быстром ручейке.

К тому же локти и бока все время попадали ему по кобуре, казалось, она вот-вот оторвется с ремня, а сумку, где лежала "Беретта", постоянно заклинивало меж ближайшими соседями. Он наконец сообразил, что последние годы жил в совершенно другом мире - но к тому времени был сыт по горло оскорблениями и тычками, а в один прекрасный миг понял вдруг, что вот-вот ввяжется в бессмысленную свару. И выскочил, не доехав примерно трети пути.

На улице стало полегче, тут на тебя никто не обращал внимания, все равно, спешил ты или торчал столбом. Данил купил газету, сунул в карман, съел импортное мороженое у бело-синего киоска, украшенного забубенным пингвином - и отправился дальше. Никакой особой маскировки он применять не стал - да и где раздобыл бы, отрезанный от "костюмерной", накладную бороду или мундир капитана второго ранга? - поэтому всего лишь надел очки с простыми дымчатыми стеклами (тут Логун прав, здорово меняют внешность) да легкую белую кепочку, каких никогда прежде не носил из-за давней нелюбви ко всяким головным уборам.

К месту встречи прибыл загодя, в пятнадцать минут восьмого. Замешался в толпу на остановке и маневрировал там, держась на периферии. Дядю Мишу, вылезшего из шестого троллейбуса, засек сразу и в отдалении шел за ним до парка с бюстом Шишкова но слежки не обнаружил. Сделав контрольный круг, подошел к скамейке и уселся рядом. Верный бандюга выглядел скверно, словно с лихого похмелья - обвисли мешки под глазами, глаза воспаленные, небрит. Одет, правда, неплохо, так что тихо беседовавшая на скамейке парочка внешним видом вполне сочеталась и внимания на них не обращали.

- Хана нашей санатории, - сказал дядя Миша, неуклюжими пальцами вспарывая сигаретную обертку. - Будто Мамай прошел. Половина выгорела, а что целым осталось, побито пулями. Как они всех подряд не покрошили, в толк не возьму...

- Ты о людях давай...

- Восьмерых наповал, троих увезли в "крестовой", трое только своими ногами ходят. По холуям не шибко-то и лупили, у них там троечка поцарапанных

- и все. Под кроватями отлеживались.

- Ладно, - хмыкнул Данил. - Ты-то сам где отсиживался, за героическим пулеметом?

- Не привык я к таким толковищам, чего уж...

- Что потом?

- Телефон не работал ни один - видимо, на пару со светом обрезали. Ребята отыскали целую рацию и звякнули на фирму, а дежурный поднял тарарам. Скорая первой приперла, потом пожарники и менты...

- Припомни хорошенько, - сказал Данил. - Не раньше ли они приехали, чем следовало бы? Дядя Миша принялся старательно думать.

- Да нет, не похоже, чтобы раньше. Наоборот, припозднились. Как у них отродясь и заведено. Ну и рожи у них были... Луноход прикатил обычный, патрульный, через полчасика только нагрянул со своими сыскарями Ведмедь...

- Бортко?

- Он. Долго там пинкертонили, носами вспахали все... Мотали всем нервы на забор чуть не до утра, а мне как крайнему - двойную порцию. Думал, определят на пайку - нет, пронесло. Но подписочку о невыезде сунули мне одному, конечно, из всего экипажа, такая уж сволочная Фортуна у клейменого, - Он хихикнул. - Все путем, командир. Стоял на своем, как Зоя Космодемьянская - мол, в тот раз вы кинулись все четверо, я было тоже следом хотел, да ты отпихнул и велел держать тылы. Даже на истерике им сыграл - только, хнычу, завязал и решил по жизни шагать с честной записью в трудовой, что твой покоритель целинных и залежных земель, только пригрел меня путний непачканый хозяин - да мочканули благодетеля, хоть рыдай в занавеску... Они походили вокруг могилки, да где там лопатами разгребешь... Я так понял, собираются пригнать технику и перевернуть все. Пока они ее найдут да пригонят, при нашем бардаке две Госдумы переизбраться успеют... Словом, ты, командир, покойник в законе, официальной бумагой припечатанный, как дощечкой с номером... Глядишь, еще и доказывать придется, что живой, а против протокола и "с моих слов записано верно" переть тяжеленько...

- ОН приезжал? - спросил Данил.

- А то! Ужасался, козел, талантливо, хоть сейчас вешай ему народного артиста. Потом, когда мусора схлынули, прокрутил нас всех по второму кругу. Я ему - ту же мультяшку. И Генке тоже, понял? Такая встряска с людьми, случается, делает разные поганые чудеса - вот Генаш с моего базара и перепугу вбил себе в башку, будто тоже видел, как ты нырял в лаз вслед за персюком. Да так расписывал, что я с недосыпу и переживаний на минутку сам засомневался - вдруг тебя и точно засыпало... Между прочим, этот пидер и не подумал подмогнуть милиции техникой, хотя мог бы табун импортной припереть, на базе-то у нас ее несчитано...

- А зачем я ему? - пожал плечами Данил. - Я ему теперь и на сувениры не нужен... Могу и полежать, что твой Чингисхан - пока он крутит делишки. Вот что, дядя Миша... Ты тайгу знаешь?

- А то! От вдоль и до поперек. Я ее, командир, на своем веку бензопилой побрил столько, что если посчитать, какой-нибудь задроченный Люксембург и получится. А то и Франция. В экспедиции пару раз ходил, еще при коммунистах, шурфы бил, провода таскал. Такая работенка что и пахать честно не западло - ни ментов, ни властей, ни светофоров... С ляльками, правда, плохо-ато. Чистюльки с дипломами пежатся со своим братом, поварихи еще при крепостном праве выплюнулись, а в деревне отряд не всегда и стоит. Вот только охотник из меня никудышный. Больше привык, что сам идешь, а ружья сзади несут... Рассказать, как я по бухаловке рысь с колуном гонял?

- Потом, - сказал Данил. - Не о том сейчас базар...

...Интеркрайтовский телефон не отзывался. "Понятно," подумал Данил, отходя от автомата, единственного исправного в шеренге из шести. - ОН и прежде не любил продирать глазыньки в столь ранний час. Наработался за ночь, трудяга, изнервничался, дрыхнет, благо без начальства остался. Ничего, сейчас поднимем. Домашний телефон там с определителем, но подойдет жена, а если и сам, не беда...

Лихо сдвинув кепочку на правую бровь, он присмотрелся к прохожим. Выделил подходящую девочку, не особенно и спешившую в ранний час, шагнул навстречу, умело-непринужденно загородил дорогу:

- Простите, можно вас?

Юное создание окинуло его подведенными глазками со свойственной любому обитателю большого города готовностью к неприятным сюрпризам. И успокоилась, видно - мужик трезвый, неплохо прикинутый, улыбается...

- Вы в любовь верите? - спросил Данил, отработанным приемом, как бы нечаянно, оттеснив ее к забору.

- Ну вообще-то, - заверила девочка. - Только если вы, дядечка, устали от одиночества, то купите газетку и брякните в эскорт...

- Да у меня не та страгедия, - с печальным вздохом сознался он. - Я только что из рейса, а у нее муж дома, его бы на работу побыстрее спровадить, ирода, расселся... Вы не смейтесь, тут и правда любовь, думаете, в наши стариковские годы ее уже и нема? - и посмотрел на нее открыто, грустно, честно. - Вон и телефон работает, я номер крутанул, на него напоролся. Не везет морякам на суше...

После суперкороткого инструктажа девчонка набрала номер, откровенно пофыркивая.

- Только посерьезнее... - умоляюще сказал Данил.

- Можно?.. - она назвала имя-отчество. - Нет, если в ванной, вы просто передайте... Это Жанна, я из автомата, тут такие дела, что ему необходимо срочно быть...

Повесила трубку и заулыбалась так, что расшифровать ее юные непричесанные мысли мог бы любой: "Ну вы даете, старичье!" Данил улыбнулся ей, сунул в карман купюру:

- На мороженое, спасительница...

Пересек тихую улочку, свернул во двор и сел на лавочке вполоборота к подъезду - от которого его надежно отделяла полоса густой, наполовину отцветшей сирени.

Машину водить ОН не особенно и любит. Подойдет служебная, наверняка одна-единственная, в ней будут шофер и охранник, все по нормам мирного времени, он же поедет прямо на фирму, он считает, что концы отрублены и ничего не опасается, а устанавливать свои порядки ЕМУ пока рано. Постоянной охраны у НЕГО нет, приедет кто-нибудь из дежурной смены. Вполне возможно, у НЕГО, как и у Данила, есть свои особо доверенные люди, но к чему их сейчас тревожить? Коли растяпа Черский - в земле? В более спокойной обстановке ОН, возможно, и стал бы просчитывать ситуацию, не срываться сломя голову по невнятному звонку, но в эти нервные дни, да еще после вчерашнего, когда в любой момент может встать потребность развивать победу, всякий на его месте помчится, не рассуждая. ОН ведь резонно ждет пакостей, непредвиденных, мелких накладок... или, наоборот, знает, что может случиться нечто, льющее воду на его мельницу. Фрол-то еще жив, по крайней мере, я чертовски на это надеюсь...

Оба! Стратег вы, Данил Петрович, право...

У подъезда остановился синий БМВ, выскочил Равиль, быстро набрал номер на кодовом замке, распахнул железную дверь и скрылся в подъезде... Данил забросил сумку на левое плечо, моментально оказался возле машины. Володька, молодец парень, срисовал его на половине дистанции, рванулся наружу с пистолетом в руке - но узнал покойного шефа, дрогнул лицом, даже рот разинул... Зыбкий миг неуверенности - если парень в курсе и работает на эту суку, надо успеть выбить ствол...

Нет. Одно недоумение.

- Данила Петрович?

- Я, - сказал Данил.

- Вы же... вас же...

- Это потом, - быстро сказал Данил. - Машина остается мне. Быстренько лови тачку, дуй на фирму. Передай Кондрату: ничему не удивляться, "гвардейский взвод" держать в полной боевой. Одному Кондрату, для остальных я пока что померши... И для тебя тоже, усек? Ну, бегом!

Дисциплинка сработала - Володька, напоследок еще раз очумело глянув на восставшего из мертвых шефа, припустил за угол. Данил аккуратно прикрыл дверцу машины с работающим мотором, прижался к стене рядом с черной железной дверью, напрягся. Спешащие на работу люди уже схлынули, но все равно, следовало кончить все в три секунды...

Внутри, в подъезде, лязгнул замок. Как и полагалось, первым вышел охранник, за ним - объект. Оба на миг сбились с шага, увидев перед собой пустую машину, и Данил бросил тело вперед, оттолкнувшись спиной от стены.

Ткнул шокером повыше поясницы объекту, правой вырубил Равиля, спокойно и четко, как в тренировочном зале, позаботившись, чтобы не покалечить ни в чем не повинного парня.

Рядом кто-то охнул. Не тратя времени, Данил подхватил бесчувственного Каретникова за ворот и пояс брюк, поднял, распахнул дверцу и сунул на сиденье рядом с водительским. Вытащил пистолет у него из кобуры, кинул на заднее сиденье. Прыгнул за руль. Огляделся. Охала бабка, застывшая соляным столбом с бурой болонкой на руках. Ну, эта не запомнит ни номер, ни марку... Есть ли в бардачке наручники? Ага...

Аккуратно тронул машину, выехал со двора и влился в поток.

...Когда он подъехал к "дальней даче", друг Максимушка уже очухался, разлепил глазенки.

- Это не привидение, это я во плоти, - сказал Данил, кинув вбок быстрый взгляд. - Видели бы свою морду, мон шер... Может, глянете в зеркальце? Только, умоляю, не надо всякой дешевки типа "Вы с ума сошли!" "Это не я сожрал варенье!" Вы, Максим, вы... А я, дурак, слишком поздно стал сопоставлять и сомневаться. Все дело в том, что я был пришлый, а вы - ранешний, вы для меня были как бы извечной принадлежностью фирмы, а потому стояли вне подозрений до самого последнего момента, вот и получился психологический барьер... Ничего, что я многословен? Воскресшие покойники всегда многословны, слабость у них такая, поди-ка полежи в тишине...

Каретников, не шевелясь, осмотрелся - но руки у него были скованы наручниками, а второй парой он был за правое запястье пристегнут к пластмассовой петле над дверцей, так что в этой позиции не особенно и побрыка-ешься.

Машина плавно катилась по заросшей травой дороге, покачиваясь на ухабах.

- Ну что молчите-то, мистер Цвирко? - спросил Данил. - Я же только насчет откровенной дешевки вас предостерег, а что-нибудь умное и толковое, бога ради, изрекайте, только рад буду. Интересно, вы напрямую закорочены на Решетова, или меж вами есть звено?

Лицо Каретникова казалось маской, жили только глаза, и Данил понимал, какая мыслительная работа идет сейчас под черепом с залысинами.

- Напрямую, я думаю, - сказал Данил, переключая на первую скорость. - Логун с Липатовым - кондотьеры на посылках, а вы - стационарная внедренка, в резиденты годитесь по всем статьям. На вас тоже есть компромат, или работаете в доле? Каретников молчал.

- Ну, это уже хамство, - пожал плечами Данил. - Я болтаю, а вы - ни словечка в ответ, невежливо... Боитесь боли, Максим? Простой, примитивной боли? Вы благополучный человек, всю жизнь гуляли под зонтиком из пугающих красных корочек, такое въедается в подкорку... Вы должны очень бояться боли...

- У вас не хватит духу совать иголки под ногти...

- Великий немой заговорил, вот чудо-то... - нехорошо усмехнулся Данил. - Насчет иголок сущая правда. Не смогу. Но пинать вас по сытой роже у меня духу хватит. Более того, мне это доставит несказанное удовольствие, мне будет приятно слушать, как вы воете и скулите, я вас прицеплю к батарее и буду мудохать просто так, ни о чем не спрашивая... - кажется, его трясло. - Потому что ненавижу сук, которым все мало, сколько ни подавай...

Каретников отшатнулся, вжался в дверцу. Данил остановил машину, рванул дверцу на себя, любимый заместитель дернулся в другую сторону, к рулю, пискнул, вырвал петлю - но Данил выволок его наружу, сбил с ног и в слепой ярости принялся пинать наугад, пока не опомнился. Отступил на шаг, тяжело дыша, стиснув в кулак потянувшуюся к пистолету руку. Достал сигарету, сломал, зажмурился, досчитал до десяти и тогда только сунул в РОТ другую. Погода была прекрасная, в небе белели редкие облачка, похожие на мазки краски, вода играла искрами, тайга вокруг, просвеченная солнцем, выглядела мирно, и казалось посреди пахнущей хвоей тишины, что все живы, что приснился дурной сон...

На земле завозился, застонал Каретников. Потянул к лицу скованные руки. Физиономия у него, отметил Данил со злобной радостью, была расквашена на совесть.

Данил поднял его за шиворот, оттащил в домик, где по-прежнему стояла полутьма, прищелкнул к батарее. Там все еще валялась пустая бутылочка из-под газировки и бинты в жестких бурых пятнах, оставшиеся после Липатова.

- Я ничего не собираюсь доказывать, а вам нет смысла оправдываться, Максим, - сказал он, успокоившись. - Я бы мог, конечно, долго и логично объяснять, как у меня зародились подозрения, как они копились до критической массы... Зачем? Мы же профессионалы, в самом-то деле. Только вы могли утаивать информацию по "иранскому следу". Только вы могли складывать в стол все мои запросы в "Кольчугу". Только вы могли стукнуть Логуну о моей минской командировке. Только вы, один из немногих, знали где проходит электрокабель к "Кедрачу". Только вы могли убрать от "Кедрача" наших парней. Только вы могли установить заряд в туннеле. Это аксиомы... Да перестань ты размазывать кровь по морде! Кости целы, переживешь...

- И все равно ничего не докажете...

- Максим, а вы идиот... - с чувством сказал Даши. - Я думал, вы дурак, а вы идиот... Что я вас, в суд потащу? Здесь же и кончу...

- Это расстрельная статья. Я офицер действующего резерва.

- Правда? - усмехнулся Данил. - Интересно, кто докажет, что это не вы покончили самоубийством, а я вас шлепнул? Моих пальчиков тут нет, меня вообще никто не ищет по причине смерти, уж кому-кому, а вам следовало бы понимать, что систему усилиями одной вашей столичной троицы повалить не удастся. Это не прежние времена, Максимушка, когда ЦК в три минуты снимал первого секретаря обкома. Мы здесь у себя дома, от вас даже областное руководство с великим облегчением открестится. Или Иван свет Кузьмич вам не развивал любимую теорию насчет баронских поместий? - Данил умышленно заводил его, все подбавляя в ухмылку пренебрежения, а в тон - брезгливости. - Так он был прав на сто два процента... .

Сработало. Каретников дернулся на привязи, разбрызгивая кровь:

- Да это вы дебил! Брежневский гувернантик! Вас уважают, пока вы - стая! Пока из столицы не рявкнули: "Цыц"! Комиссия прилетает уже сегодня, понятно? Комиссия с участием ФСБ, имеющая полномочия от президента! А губернатор в Америке, Лалетин у черта на куличках, Фрол если и жив, то ненадолго! Материала на рас - выше крыши. Вы что, не знаете, как выглядит образцово-показательный трибунал? На вас объявят розыск самое позднее через сутки. Буду я жив, или нет. И никто из ваших людей в силовых структурах и "сером доме" пальцем не шевельнет, все будут думать исключительно о своей шкуре. Зато наши люди сработают, как хороший оркестр, - он криво усмехнулся.

- А местная Гильдия товаропроизводителей сдаст вас, как миленьких. Оплошавшего волка рвут свои же... То же и с Фролом.

- Ну, выговорились? - спросил Данил, когда заместитель замолчал, чтобы глотнуть воздуха. Тщательно прицелился и стукнул друга Максимушку носком ботинка по голени. - Это - за "брежневского гувернантика". Вы, Максим, в это время диссидентов гоняли, так что не вам кукарекать... Значит, это переворот? Вы правы, я поздно натолкнулся на эту версию. А следовало бы раньше подумать, что вторые имеют скверную привычку облизываться на кресла первых, однажды эта привычка довела уже до перестройки, десять лет опомниться не можем... Кто возглавит комиссию?

- Ликутов. Как депутат Госдумы.

- И ярый кладоискатель...

- А это никого не сможет шокировать, - криво усмехнулся Каретников. - Потому что никто ничего не узнает. Там, в тайге - войска ФКГЗ. Груз вскоре вывезут. Свидетелей нет.

Данил полез во внутренний карман, показал развернутую карту. Каретников всмотрелся:

- Ах, вот что... Подотрите этим задницу. Вы уже ничего не сможете сделать. А Глаголев уже получил приказ прибыть в Москву, откуда вернется пенсионером, если вернется... Впрочем, он тоже ничего не мог бы сделать. Поздно. Вы профессионал, вот и прикиньте...

- А что, у меня есть выбор?

- Пожалуй. Для комиссии вполне хватит меня одного, но если мы дадим показания вместе, эффект получится двойной, такое гораздо больше ценится.

- Это ваша идеи?

- Нет. Я уполномочен на такие заявления. В зависимости от ситуации. Коли уж не удалось вас убрать, можно использовать.

- Дурак вы все же, - сказал Данил искренне. - А потом всплыву я в Шантаре, да и вы, ручаться можно, тоже... А пониже по течению уже будет плыть Логун. Знаете, в чем меж нами разница? Я пачкал руки в дерьме долго и старательно, но при этом получал деньги из о д ной кассы. Из одной-единственной. Логун - сволочь поганая, но он тоже кормится из одной кассы. А вы - двурушник. Таких топят в первую очередь, потому что полагаться на них ну никак нельзя...

- Значит, отказываетесь?

- Признаюсь честно, глаза в глаза - не из одной врожденной порядочности. Видите ли, Максим, играть на обе стороны денежно, но чревато. Я же говорю, двурушников всегда и везде топили первыми... По причине их полной ненадежности. А вы мне в свидетели предлагаете, да еще по такому делу... Где топить будут всех, кто знает хоть капельку. Чтобы на предстоящих выборах не выскочил какой-нибудь чертик из коробочки с неуместными разоблачениями. У нас же "вести дела по-европейски" означает всего-навсего, что человек вовремя озаботился убрать всех неудобных свидетелей...

Он закурил, глядя поверх головы Каретникова. Ссученный заместитель был прав. И картину грядущих неприятностей обрисовал без всяких преувеличений. Ты можешь резвиться вдали от столиц, как тебе угодно, но если с папочки сдули пыль и шмякнули ее на стол - хреновые твои дела. Стая рвет оплошавшего. Не за то вора бьют, что украл. Все "надежные люди" моментально перестают тебя узнавать, озабоченные лишь собственной судьбой (в особенности если им лично за нейтралитет гарантирована амнистия), а шустрые мальцы, завистливо ронявшие слюнки вдали от сладкого пирога, рванутся к столу, едва завидев просвет среди плотно сдвинутых спин.

И все же басня про двух лягушек в горшке со сметаной придумана умным человеком...

...В приемной господина Филимонова, демократа со стажем и кандидата наук, заместителя губернатора, начальника департамента по драгметаллам, было пусто. Данил скромно сидел в уголке, глядя на красавицу-секретаршу столь восхищенно и невинно, словно это и не она второй год проходила у него осведомителем под рабочим псевдонимом "Маркиза".

Потом высокая дверь бесшумно распахнулась, и из кабинета хлынули говорливые, раскованные импортные люди - австрийская делегация, о которой Данил знал из сводок. Господин Филимонов пронюхал их, рассыпаясь мелким бесом и даже пытаясь что-то лопотать на школьном немецком, что австрийцы, хорошо воспитанные люди, принимали, не моргнув глазом, без малейшего смешка (австрияки в России бывали не впервые и давно научились относиться к здешним реалиям философски).

Когда приемная опустела, Филимонов соизволил заметить Данила:

- Данила Петрович? Какими судьбами?

- Да сущие пустяки, - сказал Данил, демонстрируя американскую улыбку на сорок зубов. - Подписать бумажку, только и всего. Я вас не отрываю?

- Помилуйте, уж для вас-то... Прошу!

Секунд через сорок на столе у секретарши пискнул селектор и послышался быстрый тенорок господина Филимонова (для друзей - Соколика):

- Анжела, я занят, никого! Никого, понимаете?

- Понимаю, - ответила Анжела (понимавшая и в самом деле гораздо больше, нежели предполагал патрон). - Вас нет...

В кабинете Филимонов отключил селектор, поерзал в кресле - но глушитель китайского ТТ столь же крепко давил ему в висок. Данил одной рукой выдвинул ящики, глянул бегло:

- Надо же, ни одного ствола, хоть паршивого... А из чего же ты стреляться будешь, возникни такая нужда? Или будешь в окно сигать? Так третий же этаж, а внизу газон хороший, еще обкомовской посадки, ноги только поломаешь, и получится похабень...

- Слушайте, вы могли бы...

Данил улыбнулся, отвел ствол - и ударил ребром ладони меж шеей и плечом, не особенно сильно. Соколик скрючился в кресле, шипя сквозь зубы и потирая ушибленное место.

- Ну кто тебе вбил в голову, что ты можешь стать очень богатым? - спросил Данил участливо. - Сам придумал? Что меня убивает в нашей интеллигенции, так это мания величия, доходящая до полного сюрреализма... Я понимаю, везде есть продажные политики, которых лепят из дерьма, чтобы за регулярные конвертики плясали так, как хозяину угодно. С тех пор, как финикийцы придумали деньги, и пошла карусель... Но любой западный продажный сенатор четко знает длину своего поводка - а вам все мерещится, будто вы личности и свободные художники. Мало тебе платили? Мало капало процента? Ну кто тебе сказал, бледная спирохета, что ты способен самостоятельно вязать интриги? Из тебя, дерьма, человека сделали, а ты? Сидел бы до сих пор в своем институте, мусолил неорганическую химию да побрякивал медалькой за первую оборону Белого дома... Статейки бы кропал про реформы и мешающие им происки... Нет, он полез в комплоты... Ты, образованщина, помнишь, что такое комплот?

- Заговор...

- Велл, - кивнул Данил. - Только заговоры - удел сильных. И хитрых. А ты не хитрый, ты хитрожопый. Тебе на роду написано было плясать под дудку... - он отвел пистолет, потом вовсе заткнул его за пояс. - Дай-ка лапку...

Вынул из папки небольшой никелированный пистолетик, сунул его в правую руку Соколику, (дав крепкий подзатыльник, когда тот попытался шарахнуться), старательно свел пальцы на рукоятке, прижал. Сунул пистолетик в чистый целлофановый пакет, а пакет - обратно в папку. Удовлетворенно хмыкнул:

- Ну вот ты и убивец вдобавок... Дай-ка сигаретку, у тебя всегда хорошие. И сам закури, помогает. Выпить есть?

Соколик, отчаянно кивая, показал на полированную панель. Данил принес оттуда бутылку и рюмки, все время держа собеседника в поле зрения. Разливая, фыркнул:

- Я-то думал, к двери кинешься, нацелился пресечь... А ты еще хлипче, чем мне казалось. Милый, нужно было держать в столе пистолет, засветил бы мне в лоб, и доказывай потом... Я конечно, не подставился бы под пулю так просто, но все равно, следовало побарахтаться.

- Зачем вы... - Соколик кивнул на папку.

- Это? - Данил смотрел на нее так, словно увидел впервые. - Ах это... Да видишь ли, Каретникова кто-то хлопнул не далее чем полчаса назад. И свидетели есть, на тебя показывают. А теперь есть и пушечка...

- Я был в кабинете...

- Подумаешь, - сказал Данил. - Выясню точно, когда тебя в кабинете не было, свидетели показания подисправят. Главное, пистолетик тот же самый, можешь мне поверить. Есть еще кое-какие расписки и кое-какие счета, есть видеозаписи, где ты лялек валяешь прямо по ковру... Да много чего есть, откровенно говоря. Подумаешь, сам составишь полный список. Котэджик есть кирпичный, две машины в гараже, жена в брюликах, дочка в МГУ... Ну чего тебе не жилось, козел?

- Меня заставили...

- Ну конечно, - сказал Данил. - Раскаленным железом пытали.

- Значит вы... Каретникова...

- Да что вы такое говорите, сокол мой ясный? - изумился Данил. - Не я, а вы, родимец. Совесть чекистская в Максиме заговорила, вспомнил он заветы Железного Феликса и совсем уже собрался предать гласности ваши темные махинации, пятнающие ряды реформаторов. Вот вы его за это и насмерть убили из пистолета. Лежит сейчас Максимушка холодный и неживой, а милиция из него пули достает, в лупу разглядывает, родное ФСБ клятву мести над хладным трупом произносит... Может, съездим и посмотрим? Да не закатывайте глазки, шучу...

Максим был живехонек. А пистолетик, красивый снаружи, внутри пришел в полную негодность. По Данил не собирался посвящать эту мразь в такие тонкости. Он не чувствовал ни малейшего удовлетворения, ломая продажную шкуру - просто следовало сработать на совесть, притоптать каблуком и растереть. Были, конечно, все помянутые козыри - но столичная комиссия совсем другие бумажки будет листать, свои...

- Но вы же понимаете, что на следствии непременно заденут и ваши дела...

Ага, вот так? Тем лучше... Смирился со следствием...

- Наши дела? - улыбнулся Данил. - Это которые?

- Всякие...

Данил нагнулся к нему (Соколик инстинктивно отшатнулся), пощупал лацкан пиджака из заморской ткани с переливами:

- Костюмчик на тебе, каких и я не ношу, а ведь я тебя побогаче... Наши дела? Разные и всякие? У наших дел есть одна интересная особенность: от них не остается ни единой бумажки, а исполнители попадаются такие, что молчат, как рыбы. Зато на тебе бумаг... Милый, в лагере плохо. Только я бы там выжил, а тебя через пару дней заделают лидером... Газетки читаешь? А может, думаешь, я тебя разыгрываю? Ты позвони на фирму и поинтересуйся насчет Максима... Или плохо меня знаешь? Соколик его знал хорошо, даже слишком.

- Никто тебя не заставлял, - сказал Данил. - Просто в один прекрасный день к тебе пришли люди. Покрепче тебя, но в итоге - тоже не столь хитрые, сколь хитрожопые... И объяснили, что перевороты устраивают не только против королей и парламентов. Красочно расписали твою будущую долю. А ты хапнул крючок... Как Каретников. - Данил перешел на полтона помягче. - Только ты можешь оказаться более счастливым. По одной простой, даже где-то примитивной причине: тебя нет смысла заменять. Давно сидишь, дело освоил, если периодически постегивать тебя плеткой, чтобы не особенно взбрыкивал, можешь красоваться в этом кресле и дальше. Я тебе дам шанс. Но и ты мне сейчас отдашься, как распутная школьница - умело и пылко... - он достал диктофон, проверил, не смотана ли кассета к началу. - Тебе задавать наводящие вопросы, или сам смекнешь?

- А говорили, вас убили...

- Каретников?

- Да. Звонил утром...

- Трудно меня убить, - сказал Данил. - И Фрол, как видишь, жив (он с превеликой радостью увидел по лицу Соколика, что угадал). Представляешь, что будет с твоей дочкой, если он рассердится?

- Только отдайте пистолет... Данил полез в папку:

- Отдать я его не отдам, его еще выкинуть нужно - так, чтобы до скончания века не нашли. А пальчики - изволь. Видишь, честно вытираю платочком. Только если начнешь вилять, я тебе рубану по башке и, пока будешь валяться, пальчики опять и оттисну...

"Фантасмагория какая-то, - подумал он. - В бывшем кабинете второго секретаря обкома, пережившего четырех генсеков, сидит дешевая мразь, какую сломает за пять минут начинающий "бультерьер" с Киржача. И эта мразь мелькает по ящику, мотается по заграницам, хлебает на раутах ананасы в шампанском... Положительно, о старых хозяевах этих кабинетов можно сказать немало гадостей н припомнить немало грехов, но они были - мужик и..."

- Ну, душа моя, исповедуйтесь... - сказал он, положив диктофон на стол. - Анжелка пробдит, чтобы не помешали, она девочка исполнительная...

Все было готово минут через двадцать. Данил заботился об одном - задавать вопросы так, чтобы запись ни в малейшей степени не компрометировала "Интеркрайт". И обрывать исповедующегося, едва возникали намеки, способные дать простор ассоциациям. Летопись путча была, как обычно, банальна до предела. Все то же самое - "вечно вторые", вскормленные на груди змеюки, решили в одночасье стать первыми, и на каком-то историческом отрезке их интересы, о чем они не подозревали и сами, пересеклись с интересами московской тройки кладоискателей. Едва получив первые донесения о зреющем комплоте, Каретников, он же Цвирко, усмотрел великолепный шанс...

- Ну ладно, - сказал Данил, бережно укладывая диктофон в карман. - Если у тебя совсем нет мозгов, немедленно звони Принцу и расскажи со слезами и соплями, как я тебя изнасиловал. Только, стоит мне выйти, ты пораскинешь мозгами и поймешь: не мог такой мальчик, как я, прийти к такому, как ты, не подстраховавшись... А Принц тебя первого и удавит.

- Я понимаю...

- Ну, так ты еще не совсем пропащий... Пока, Вениаминыч. Анжелке внимания уделяй побольше, у девочки глаза печальные.

Он вышел, подмигнул Маркизе и пошел по лестнице вниз, перепрыгивая через две ступеньки, помахивая папочкой, словно невероятно спешил двигать рыночные реформы в направлении, устраивающем мировую общественность. Следовало побыстрее отсюда убраться. Как там У Дюма - иногда королям труднее въехать в столицу, чем выехать из нее? А тут - наоборот. Нет, Соколик не рискнет, конечно, кинуться следом и будоражить охрану Дикими воплями, но все равно, мало ли кого черт вынесет наперерез, подстраховки-то нет, и неизвестно, будет ли...

Свои "битые" "Жигули" он оставил за углом - у парадного подъезда они бросались бы в глаза, как "Роллс-ройс" в Ольховке. Значит, комплот. Значит, Принц, не один год тихо и благонравно ходивший под пролом - всегда вежливый, не употреблявший ни единого жаргонного словечка, хоть и сидел трижды, купчина второй гильдии, если брать по царским масштабам, не чуравшийся ни презентации, ни веселой оттяжки на дачах, на вечные времена, казалось, смирившийся с ролью "второго по жизни", ни разу не засветившийся, не навлекший ни малейших подозрений. Пресловутый тихий омут. И Дробышев из Гильдии производителей - бывший комсомольский мальчик, начинавший, подобно многим, с видеосалонов. И Антонов из прокуратуры. И Скаличев, оказавшийся чуток посложнее, чем Данил о нем думал. Ну, и Каретников, конечно. Черт их там разберет, была ли их заветная цель переплетена со стремлением одной из забугорных разведок притормозить иранский контракт, а если была, то где залегают узелки - это уже не его дело, для него главное сейчас сохранить фирму, а единственный к тому способ...

Он не успел ничего подумать - сработал звериный инстинкт, чутье предков, подсознание отметило, что молекулы воздуха как-то не так колыхнулись...

Данил упал вправо, перекатился за колонну, облицованную местным мрамором, успел в перекате выхватить пистолет. Просвистевшая над головой стрела звонко ударила в стену, сломалась в щепки. Взревел мотор, и вторая в ряду машина, белая "Хонда", рванула со стоянки. За тонированными (несмотря на местное законотворчество) стеклами он не различил лиц.

Увидев бегущего к нему милиционера из охраны, Данил побыстрее спрятал пистолет и встал, отряхнулся. Поднял палку.

- Это еще что за фокусы?

- Сам удивляясь, - сказал Данил. - Иду, а она прямо в меня летела. Проходу нет от хулиганья...

Сержант подобрал обломок с наконечником, загнувшимся от удара ястребиным клювом, попытался выпрямить пальцем, но едва не укололся. Сталь была отменная.

- Хулиганье, говорите? - переспросил он с сомнением.

- Конечно, - сказал Данил. - Пацанва, чего только не таскают.