возможно, даже причинит ей вред. В юности чувства...
выбору, - заметил Трент. Говоря "мы" и "наша", он подчеркивал их альянс.
боль в боку, намеренно преувеличивая степень своей слабости, чтобы показать
Хосе, что, даже располагая информацией, он неспособен действовать.
Дом называется Пункт Английского Полковника.
Трента. Они оставили Хосе под навесом для машины, снова связав ему ноги.
спальне президента послышался щелчок спускового крючка, затем другой, звук
удара металлического предмета о дерево. Открывая дверь, Трент знал, что ему
предстоит увидеть.
текли слезы. Он не плакал и не всхлипывал - слезы ручьями бежали по щекам.
Там, где раньше были морщины, залегли глубокие складки, припорошенные
сединой. Вальтер Трента валялся на полу у кресла, на ковре лежали два
патрона, из которых прошлой ночью Трент вынул порох.
восемь патронов и вставил боевые патроны из коробки, лежавшей в кармане.
услышал, как вошла Марианна, и оглянулся. Глаза ее вновь горели яростью.
Трент попытался заслонить старика, хотя теперь не был уверен, кого именно
оберегает. Он вывел ее обратно в гостиную и закрыл дверь.
пытается разобраться в своих чувствах. Она слегка нахмурилась, на переносице
появились две вертикальные морщинки.
заставило вернуться в дом не оружие, а внезапно вырвавшееся презрение.
Девушка подняла глаза. - Ты знал это прошлой ночью?
нужен был подставной руководитель. Ослабление "холодной войны" изменило
ситуацию и здесь, и в Латинской Америке. Чтобы быть признанным,
правительству необходима по крайней мере видимость легитимности. - Все это
было правдой, но говорить куда легче, чем испытывать то, что выпало на долю
Марианны. - Прошу прощения, - сказал Трент, понимая, что повторяется. Ему
надо было выполнять свою работу, надо было пошевеливаться, а значит, ему
пришлось бы снять с себя ответственность за Марианну.
человеческими поступками. Жизнь Трента зачастую зависела от точности этого
анализа. Утешить ее было труднее, поскольку злость была лишь маскировкой
боли. Двадцатилетние девушки так ранимы! Ей нужно было выплакаться. Трент
заставил себя посмотреть ей прямо в глаза. Она испытывала почти физические
страдания, губы ее дрожали, мокрые волосы повисли вдоль осунувшегося лица.
друг на друга, Трент ощутил себя более уязвимым, и Марианна почувствовала,
что они поменялись ролями. Она прижалась к нему и уткнулась лицом в его
грудь.
вспомнил своего отца: чувство неполноценности, заставлявшее его покупать
сыну и жене дорогие подарки на деньги со счетов жокей- и поло-клубов,
которые следовало возвратить к концу месяца, чего никогда не получалось. Они
с матерью чувствовали себя виноватыми, принимая подарки. Виноватыми за то,
что отец пьет от отчаяния. И, ожидая неизбежного позора, они ничего не
говорили друг другу, словно молчание могло спасти положение.
своей стране, несмотря на голос в ООН. И все-таки - президент, пытавшийся
оправдать надежды своих внуков и правнуков: обучение за границей, престижная
работа, квартиры, вещи, машины. Слишком легко осуждать почти неизбежную
связь с коррупцией.
глазами и шмыгая носом. Он поцеловал ее в лоб, затем их губы слились в
нежном поцелуе. Можно поцеловать, думал он, прижимая ее к себе, можно
заняться сексом, но все это бессмысленно без тех слов, которые нужны
Марианне и были нужны другим женщинам из его прошлого. Неужели он не
произносил этих слов потому, что привык годами хранить тайны и уже не мог
выйти из роли? Или он всегда был скрытным, и подобное качество или болезнь
привели к тому, что он был завербован? Что было вначале - курица или яйцо?
дождя волосы.
объятий. Быстрая смена настроения - преимущество юности. - Я в порядке.
патроны, бечевка, нож.
пятнадцать...
премьер-министром под британским колониальным правлением. Встретив твердый
взгляд старика, Трент подумал, что характер у него гораздо сильнее, чем был
у его отца.
он.
"Чейз Манхэттен", - сначала довольно небольшие суммы. Он мог тогда
успокаивать себя, что это результат недосмотра, ошибки в подсчетах.
- Но это довольно удобно.
слишком поздно и как-нибудь все образуется. От него ничего не требовали, в
контакт с ним не вступали.
визита в Лондон, после встречи с заместителем министра иностранных дел он
возвратился в свой номер в отеле "Савой" и обнаружил, что с ночного столика
исчезли семейные фотографии, которые он всегда возил с собой. Кто-то вынул
из гардероба один из двух его черных чемоданов и поставил на гладильную
доску, открыв замки. Президент заглянул в чемодан, увидел фотографии и
надорванную подкладку. А под ней обнаружились пакеты с белым кристаллическим
порошком. Хотя старик никогда не видел ни кокаина, ни героина, он сразу
понял, что это. Один из пакетов был открыт. Президент послюнявил палец, как
детективы в кино, сунул в порошок. Кристаллики оказались горькими на вкус,
кончик языка онемел.
кому-нибудь позвонить, но кому? И как объяснить все остальное? Тогда
откроется история с деньгами... Очевидно, тот, кто его подставил,
сфотографировал чемодан с наркотиками, на которых лежат снимки его семьи.
Старик представил себе завтрашние газеты...
капкан. Но кто поставил ловушку? Кто прошел по покрытому ковром коридору со
свертком под мышкой? Постоялец отеля, знакомый с его порядками и имеющий
доступ к наркотикам или к тому, кто имеет доступ?
достаточно хорошо. Каждые школьные каникулы его водил туда полковник Смит.
Повзрослев, Трент иногда обедал в Речном зале и буфете, выпивал в
Американском баре. Еще одна часть головоломки встала на свое место, когда он
представил себе короткий лестничный пролет из вестибюля в буфет и
Американский бар. В конце лестницы - магазин подарков, а напротив - большая
витрина с багажными сумками, обшитыми декоративной тканью, на которой
вытканы средневековые орнаменты с изображениями животных. У американца Стива
была именно такая сумка! "Теперь остается непонятной только связь", - думал
Трент, сверху вниз глядя на президента.
смущение.
но скрыл гнев, вспомнив приятелей католиков в Северной Ирландии, которые
мотивировали свой отказ доносить в ИРА таким образом:
на католицизм, оправдывая свое малодушие и отдавая страну на растерзание
жестоким головорезам.
маленькой страны находится под постоянным наблюдением охраны.