Чтение 30–й страницы книги ~Крысолов~

переменился. Выговор его был чист, без всяких следов акцента, одежда была
вполне мирской - вельветовые штаны и толстой вязки свитер с закатанными по
локоть рукавами, с рожи исчезла умильная мина пастыря-рыбаря, который
обещает неразумным рыбкам, что в тенетах господних им будет куда вольготнее,
чем на дьявольской сковороде. Фигура его, по-прежнему тощая и узкоплечая,
уже не казалась мне субтильной; шея, руки и запястья были тонкими, но
жилистыми, крепкими, и держался мой мормоныш так, будто дома, в заветном
сундучке, хранились у него три каратистских пояса, и все как один - черные.
Имелись и другие перемены - скажем, пистолет с глушителем, глядевший мне
прямо в лоб. И не какой-нибудь там ?макар? пятидесятого года выпуска, а
что-то современное, скорострельное, заграничное и абсолютно
смертоубийственное.

- Поговорим? - предложил мормоныш.

- О чем? - спросил я, придвинувшись на шаг.

- О том, что лежит в вашем кармане, и о других аналогичных предметах.
Ценою в десять тысяч долларов.

- С перечислением в банк ?Хоттингер и Ги??

- Или в любой другой, если вам будет угодно. Так что же вы можете мне
предложить?

- Сперва хотелось бы кое-что выяснить. Эти - с вами? - Я кивнул на
распростертые тела.

- Предположим, да. Это что-нибудь меняет?

- Собственно, ничего. Но я так любопытен? Вечные вопросы - зачем, почему,
отчего? Так вот: зачем? Зачем, если мы договорились и банк ?Хоттингер и Ги?
меня вполне устраивает?

Я сделал еще один шаг. Бешенство уже не туманило мне голову; ярость стала
кристально чистой, острой и холодной, как арктические льды. Я представил,
как сломаю ему хребет, и чуть не застонал от наслаждения. - Мы
договариваемся не только с вами, - пояснил мормоныш без всяких признаков
смущения. - Этот, - он ткнул стволом в Танцора, - негодяй, однако полезный
союзник. Мы его нашли и заключили договор: что-то ему, что-то нам. Обычный
бизнес, не так ли?

- Значит, что-то ему, что-то вам? А что мне?

Еще один шаг, но на этом мое везение кончилось: мормоныш понял, что ему
заговаривают зубы, и отступил к углу веранды.

"Прр-рофессионал! - как выражается Петруша. - Крр-ровь и крр-рест!

Прр-ропади он прр-ропадом! Как же мне достать этого сукина сына?? - Ближе
не подходите, Дмитрий Григорьевич, - предупредил Джек-Джон-Джим. - В данный
момент я предпочитаю общаться с вами на расстоянии. Я совсем не хочу
прострелить вам ногу.

Внезапно я понял, что он боится. Боится до судорог! Не знаю, что там ему
удалось разглядеть и что услышать - может быть, все, так как заборчик у меня
символический, а кусты за ним негустые. Но финальную часть переговоров с
Танцором он, кажется, видел. И догадался, что три черных пояса его не
спасут. Только пистолет! Плюс дистанция метров десять.

Наблюдая за своим состоянием, я отметил, что начальный яростный взрыв
уступает место холодной сосредоточенности. Нечто, ускорившее мою реакцию,
утроившее силы, продолжало кипеть и бурлить, оставаясь, однако, под
контролем разума, и разум подсказывал мне: не успею! Не достану, не
дотянусь! Вот если б нашелся камень, килограммовый булыжник, и прямо в руке?
Камнем я бы его пришиб! Определенно пришиб! Не знаю, что давало мне в том
уверенность; видимо, алый амулет пробуждал не одну лишь звериную ярость, а
что-то еще, что-то такое, что свойственно бойцам. Тореадорам, идеальным
солдатам, суперкиллерам. Стиснув зубы от безысходности, я сделал крохотный
шажок вперед. - Вы меня не поняли? - раздался тихий голос мормоныша. - Было
сказано: не приближаться! - Ствол пистолета плавно пошел вниз, уставившись в
мое колено. - Так хочется пожать вам руку и все простить, - со злобой
процедил я. - Может, помиримся и поцелуемся? Как братья во Христе?

- В другой раз. - На губах Джека-Джона-Джима зазмеилась улыбка. - А
теперь достаньте из кармана тот предмет и бросьте его мне. Спокойно, не
торопясь, не? За его спиной в сгущавшихся сумерках мелькнула чья-то тень,
раздался глухой удар, мормоныш вскрикнул, покачнулся и осел на землю. Вслед
за его воплем - а может, и раньше - я услышал боевой клич, с каким ирокезы
снимают скальпы с бледнолицых; потом на фоне кустов смородины обрисовалась
фигурка Дарьи. Это была она, моя птичка? но в каком виде! Волосы растрепаны,
щеки в саже, брови грозно сведены, губы стиснуты, глаза горят боевым
задором, а в руках - поднятая к небу кочерга! Словом, валькирия, Рыжая Соня!
Кочергой она и приложила мормоныша, действуя в точности так, как советовал
своим ученикам Мартьянов: выскочить внезапно из-за угла и бить на поражение.
Мы стояли над телом поверженного врага и молча глядели друг на друга. Глаза
у Дарьи были совершенно круглыми.

Я первым нарушил молчание:

- Знаешь, милая, есть у меня один знакомый, любитель поэзии? кстати,
Пашин шеф? Так вот, ему бы на ум пришли сейчас такие строки? - Подражая
Мартьянову, я устремил взор в небеса, где уже загорались первые звезды, и с
выражением произнес:

- Он мертвым пал. Моей рукой водила дикая отвага. Ты не заштопаешь иглой
прореху, сделанную шпагой.

Моя принцесса ойкнула и опустила кочергу.

- Димочка, родной мой? неужели я его?.. Что же будет?.. Я ведь видела,
как он тебе пистолетом грозит? Гангстер какой-то? И я его? я? Может, доктора
вызвать?

Пришлось наклониться и пощупать пульс на шее Джека-Джона-Джима. Пульс еще
бился.

- Живой! - успокоил я Дарью. - Крысы, они живучие, им доктора не нужны.
Сейчас я его куда-нибудь утащу, а ты успокойся и в дом иди. Может, он на
машине приехал? Пусть в ней и убирается. Хоть к доктору, хоть к дьяволу.

Дарья заметно приободрилась:

- А кто он такой, Димочка? Ты его знаешь?

Я пожал плечами, поднял пистолет с глушителем, взвесил его на ладони и
сунул за пояс.

- Первый раз вижу, счастье мое. Жулик какой-то? а может, шутник?
Пистолет-то у него, кстати, пластмассовый, игрушечный. Понимаешь, местность
тут у нас глухая, леса дремучие, а он мимо шел, увидел беззащитного мужчину,
вытащил пушку-игрушку и говорит: выворачивай карман! Кошелек или жизнь! Не
рассчитал, поганец, что я под защитой амазонок.

- Амазонки! - уточнила Дарья и, гордо задрав нос, удалилась на веранду.
Силы во мне так и играли - я с легкостью вскинул мормоныша на плечо. Он
застонал и приоткрыл один глаз.

- Что? ох!.. Что это б-было?

- Пизанская башня.

- К-какая б-башня?

- Из итальянского города Пиза. Стояла, наклонившись, много лет, а потом
рухнула. Тут вы мимо проходили. Ну и? - Я вытащил его на дорогу. - Где ваша
тачка? Куда нести? Налево? Направо?

- Н-направо. - Он что-то неразборчиво пробормотал на английском -
кажется, проклятие. Потом спросил:

- Разве м-мы в Италии? Я д-думал, под П-петербургом? - А вы в этом
уверены?

Не чувствуя веса, я бодро топал по ухабистой дорожке и вскоре наткнулся
на черный джип. ?Чероки? стоял под деревьями и по причине сгущавшейся
темноты был едва заметен - только хромированный бампер поблескивал. Мощная
машина, повышенной проходимости? Танцор, разумеется, знал, на чем надо ехать
в наши края: его любимый вишневый ?мерc? засел бы в первой луже.

Сгрузив мормоныша на сиденье, я поинтересовался:

- Баранку крутить можете?

- Ох? - Он пощупал затылок. - М-могу? наверное, могу. - Тогда ждите.
Сейчас доставлю прочих пострадавших. - Я сделал пару шагов, потом обернулся
и сказал:

- Кстати, у одного из них переломаны ребра. Надо бы о нем позаботиться.

- П-позабочусь? Ох! Чем же вы все-таки меня?..

- There is a time to speak and a time to be silent , - пробормотал я и направился к дому.

Все-таки я их не убил - стриженый уже поднялся, бросил свой ножик и
массировал живот, а черноволосый Конг сидел, привалившись к поленнице, и
пытался вправить челюсть. У Танцора дела были похуже - скорчившись, он
по-прежнему лежал на земле и временами глухо постанывал.

- Забирайте своего крестного папу и выметайтесь, - распорядился я. -
Живо!

Пока Олаф Волосатый Член опять не осатанел.

Со стонами и охами они очистили территорию. Я отыскал футляр от алого
гипноглифа, подобрал ?Макаров? и ножик, а потом прошелся до ближайшего
озерца. Уже совсем стемнело, но я тут знаю каждый корень, каждый куст, а что
касается озер и прочих водоемов, их у нас не перечесть: идите прямо, и через
семь шагов будете в воде по щиколотку, а может, и по горло. Этим Карелия и
отличается от Андалусии.

Итак, я добрался до озера, швырнул в него нож и оба пистолета, промыл от
грязи алый гипноглиф, вытер носовым платком и спрятал в футлярчик. Этот
катализатор ярости на ощупь казался дисковидным и вовсе не похожим на цветок
тюльпана; видимо, это являлось лишь зрительной иллюзией, тогда как
тактильные ощущения меня не обманывали: диск, довольно плоский, диаметром в
пару сантиметров. Под деревьями у озера царила темнота, но все же я старался
не глядеть на амулет. Возбуждение мое прошло, наблюдался даже упадок сил, а
кроме того - зверский голод. Видимо, потраченная энергия нуждалась в
восполнении. С мыслями о скором ужине я помчался обратно, перепрыгнул три
ступеньки крыльца и распахнул дверь на веранду - чистую, вымытую, с
развешанными по окнам занавесочками. Под потолком тускло мерцала лампа в
матерчатом абажуре, на газовой плите стояли чайник и кастрюля; чайник
призывно булькал, а от кастрюли тянуло вкусными запахами.

Дарья встречала меня на пороге - умытая, благоухающая, уже не в джинсах,
а в коротеньком халатике; глаза ее блестели, локоны рассыпались по плечам. Я